Особенности структуры дискуссионной речи в русском парламентском дискурсе начала ХХ века

Речевые практики российского парламента представляют большой интерес с точки зрения выявления и описания особенностей организации / самоорганизации отечественной институциональной дискуссии, ее эффективности, констант речевого поведения, как исторически сложившихся в начале ХХ века, так и продолжающих развиваться на современном этапе развития парламента. Особое внимание на себя обращают приемы и способы конструирования думской речи в прениях, так как депутаты в своих дискуссионных выступлениях располагали материал, основываясь на принципе максимального речевого воздействия на аудиторию. Перед депутатами стояла задача не только доходчиво донести до коллег свою точку зрения, но и опровергнуть подход оппонентов, убедить в собственной правоте, а иногда и эмоционально «задавить» противоположную сторону. Данная статья посвящена проблеме структуры выступления депутата в российском парламенте начала ХХ века.

В российских дореволюционных парламентах речь депутатов в прениях чаще всего организовывалась по принципу антитетического единства. Под термином «антитетическое единство» в ряде исследований по синтаксису русской судебной речи понимается стилистически маркированная синтаксическая конструкция, в основе которой лежит антитеза [13; 15]. Однако применительно к парламентскому выступлению в прениях антитетическое единство необходимо рассматривать не только как стилистическую фигуру, но и как структурную основу речи на базе стилистического контраста [17, c. 320 – 322]. Например:

Герценштейн (прения по «Проекту сорока двух»): (1а) Вы говорите, что начала, на которых мы предполагаем отдавать земли, недостаточно обеспечивают крестьянина. (1б) Но сравните это с тем, что сейчас делается: крестьяне ведь платят теперь нередко 35 – 40 р. за десятину при погодной аренде. Или вы считаете нормальным, чтобы каждый год цены менялись?... (2а) Собственные свои опыты вы подтверждаете примерами из сочинений бывшего министра Ермолова, которые будто бы показывают, как разорились крестьяне, когда получили землю. И что же вы привели в пример? Имение Воронцова-Дашкова. (2б) Да зачем же его было покупать за 3 ½ миллиона, когда, может быть, его можно было купить много дешевле? (Аплодисменты, браво)…(3а) Вы говорите, что земля у нас распределена крайне неравномерно. Есть уезды, где буквально ничего не может быть прибавлено, и тогда необходимо переселение. (3б) Должен вам сказать, мы никогда не имели в виду создать принудительно переселение, насильственно переселять из одной губернии в другую…(4а) Вы говорите, что, когда крестьяне перейдут на новые места, создастся целый ряд невероятных затруднений: население не любит пришлого элемента, оно будет крайне отрицательно к нему относится. (4б) А что же вы делали до сих пор при содействии Крестьянского банка? Разве вы не принимали целый ряд мер к переселению крестьян и не переводили их из губернии в губернию?... (5б) Мы считаемся с исторически сложившимися формами владения, (5а) а вы говорите нам: или частная собственность, или земля дар Божий. (5б) Разве у нас нет десятков форм владения и без той, которую мы теперь предлагаем? (6а) Вы даже иронизируете: Россия пример покажет, пример всему миру. (6б) У нас уже показали такой пример, нас втянули в позорную войну, какой никогда народ не вел (аплодисменты) [5, c. 158 – 162].

С точки зрения структуры данные антитетические единства представляют собой бинарные тема-рематические модели. Под бинарной тема-рематической моделью понимается устойчивая неоднократно повторяющаяся в данном думском выступлении с трибуны структура (оппозиция), состоящая из двух элементов: тематического, который отсылает аудиторию к предыдущим выступлениям депутатов и министров, и противопоставленного ему рематического элемента, который содержит возражение оратора на тематическую часть.

Бинарную модель, по которой построена данная речь, можно условно обозначить «вы утверждаете – мы возражаем». Вся речь депутата Герценштейна содержит 28 таких оппозиций. В приведенном выше фрагменте четко выделяются шесть оппозиций, построенных по этому принципу. В каждой из этих оппозиций часть «вы утверждаете», отсылающая аудиторию к предыдущим выступлениям, обозначена буквой «а», рематическая часть «мы возражаем» буквой «б». Первая (тематическая) часть этой модели представляет собой переформулирование и интерпретацию высказываний политических оппонентов, выступавших ранее. Это мысль, которая представляется оратором как «чужая». В тематическом компоненте оратор переформулирует, резюмирует, переосмысливает и интерпретирует высказывание противника. Тематический компонент служит основой для развития и представления оратором перед аудиторией собственно «своей» мысли. Вторая часть модели «мы утверждаем» является ремой в масштабах текста речи и представляет собой «свое» высказывание, то есть собственное мнение выступающего, его возражения, которые являются стимулом для дальнейшего развития полемики и намечают линию проспекции, желательную для оратора. От этих сведений отталкиваются последующие выступления в рамках дискуссии.

Важно заметить, что бинарные тема-рематические модели являются конструкционными основами тех речей, в которых они используются. Иными словами, бинарные модели представляют собой основной диспозиционный принцип этих речей, который в условиях высокой спонтанности и эмоциональности дискуссии заменил депутатам классическую диспозицию. Нами было проанализировано 85 думских речей, построенных на основе бинарных моделей. Примечательно, что все эти речи характеризуются негативной оценкой объекта отсылки, выраженного в тематической части, и высоким уровнем речевой агрессии по отношению к автору прототекста. В подавляющем большинстве случаев бинарными моделями пользовались именно депутаты, а не члены правительства, причем негативной оценке подвергались высказывания министров (76 речей из 85, что составляет 89%). При этом речи, построенные на основе бинарных моделей, чаще всего встречаются в наиболее динамичных сложных полемических целых, причем на пике эмоционального накала дискуссии.

Бинарная модель в думском выступлении характеризуется несколькими признаками.

1. Многократность повторения в одной речи. В среднем в каждом думском выступлении ораторы использовали бинарную модель 5 – 15 раз.

2. Бинарная модель всегда четко разделена на две части.

3. Бинарная модель обладает большой экспрессией и направлена в первую очередь на выражение резко негативного отношения оратора к прототексту.

4. Наличие четко выраженного тематического компонента, который содержит не только отсылку, но и довольно подробное изложение «чужих» взглядов, свидетельствует о том, что бинарная модель имеет большой манипулятивный потенциал.

5. Рематическая часть модели, то есть «своя» мысль, предполагает не только отрицательную оценку «чужого» высказывания, но и приведение аргументов против положений, содержащихся в прототексте.

Тематический компонент в бинарной модели мог быть выражен не только формулой «вы утверждаете». Наиболее частотными маркерами «чужого» высказывания в бинарной модели являлись не прямые обращения к оппонентам, а их обозначения при помощи местоимений третьего лица он и они (при первом употреблении модели называлась фамилия оппонента или его должность) и различных глаголов со значением речемыслительного действия в соответствующей форме. Во многих случаях тематический компонент выражался при помощи неопределенно-личных и безличных синтаксических конструкций.

- вы нам говорите, что…;

- он говорил (утверждает, указывает на то), что…;

- нам объявили (сказали, говорят, обещают), что…;

- нам заявлено (сказано), что… и т.п.

Иногда оппонент в бинарных моделях вообще никак не был обозначен, а тематический компонент выражен при помощи формулы мы услышали, что… Важно отметить, что маркер тематического компонента в рамках одной речи мог варьироваться, однако в большинстве случаев выступление строилось на многократном повторении одного и того же маркера.

Маркеры «своего» высказывания, то есть рематической части, также могли быть выражены по-разному, причем четких схем построения этих маркеров не существовало. Рематический компонент представлял собой изложение собственной точки зрения и приведение аргументов в ее пользу или против мнения оппонента. Этим обусловлено обилие в рематической части вопросов, обращений, побудительных высказываний. Однако в большинстве случаев для маркирования высказывания в качестве «своего» оратор вводил местоимения первого лица. Герценштейн: Вы говорите, что выгоды крестьяне не получат никакой…А я вас спрашиваю: что же вы делали 45 лет со времени освобождения крестьян?... Вы поднимаете вопрос об интенсивности, а я вас прошу ответить, создали ли вы мужицкую агрономию? [5, с. 159]. Родичев: Вы нам говорите, что вы будете насаждать его прежними средствами. Мы пришли сюда для того, чтобы положить начало умиротворения страны [5, c. 78].

Высокий манипулятивный потенциал бинарных моделей доказывается тем, что именно после речей, построенных на их основе, думская дискуссия на некоторое время выходила за рамки парламентской институциональности и приобретала в качестве доминирующей черты митинговость. Продуктивность дискуссии во многом зависела от степени искажения говорящим информации в интерпретирующем компоненте «вы утверждаете». В случае нарушения оратором допустимого предела искажения информации (автор прототекста, обозначенный местоимением «вы» не узнает своих слов, не принимает высказывание как свое, считает, что его плохо поняли или аудиторию умышленно вводят в заблуждение) полемика могла далее развиваться по нескольким сценариям. Во-первых, министр (реже депутат) мог попросить слова для того, чтобы разъяснить спорные моменты своих же высказываний и сразу же отреагировать на содержание компонента «мы утверждаем» в речи предыдущего оратора. Вот как описывал эту ситуацию товарищ министра внутренних дел В. И. Гурко, представленный вместе с другими представителями правительства в выступлении Герценштейна местоимением «вы»: «Засим вышел мне возражать кто-то из кадетской партии, если память мне не изменяет, Герценштейн, и хотя возражения его были в высшей степени слабы, но так как основаны они были на умышленном извращении сказанного мною, то я тотчас же записался отвечать» [10, с. 560].

Во-вторых, нарушение допустимого предела искажения информации могло привести к ответной речевой агрессии и к нарастанию деструктивного начала в полемике, когда смысл высказываний начинали определять речевые стратегии обвинения и угрозы, а агрессивные речевые действия приводили к агрессии в поведении в целом. Так, например, тот же помощник министра внутренних дел В.И. Гурко во время одного из заседаний Думы после выступления депутата Родичева вызвал его на дуэль.

Выбор того или иного сценария ответных речевых действий зависел не только от искажения прототекста, но и от степени агрессии выступления в целом. Иногда речь, основанная на бинарной модели, была жесткой, но не выходила за этические рамки. В этом случае дискуссия продолжалась, хотя и становилась эмоционально более напряженной. В тех случаях, когда в речи появлялись элементы дискредитации личности автора прототекста, дискуссия как таковая заходила в тупик. С точки зрения диалогичности полемики первый сценарий является в какой-то мере допустимым, так как стимулирует дальнейшее развитие полемики (пусть и с некоторым возрастанием речевой агрессии), а не ее разрушение. Развитие событий по второму сценарию свидетельствует о том, что оба коммуниканта не имеют более установки на совместное равноправное создание парламентского текста.

Литература:

1. Аннушкин В.И. Риторика. Вводный курс. – М.: Флинта: Наука, 2006. – 296 с.

2. Баранов А.Н., Казакевич Е.Г. Парламентские дебаты: традиции и новации. – М: Знание, 1991. – 42 с.

3. Грановская Л.М. Риторика. – М.: Азбуковник, 2004. – 218 с.

4. Грановская Л.М. Русский литературный язык в конце ХIХ и ХХ вв. – М.: Элпис, 2005. – 448 с.

5. Государственная Дума. 1906 – 1917. Стенографические отчеты. Т. 1. / под ред. В. Д. Карповича. – М.: Фонд «Правовая культура», 1995. – 336 с..

6. Государственная Дума. Стенографические отчеты. 1906 г. Т. I. Заседания 1 – 18. – СПб., 1906. – 1896 с.

7. Государственная Дума. Стенографические отчеты. 1906 г. Т. II. Заседания 19 – 38. – СПб., 1906. – 2013 с..

8. Громыко С.А. «Дума народного гнева». О речевой агрессии в Первой Государственной Думе // Русская речь. – 2006. - № 6. – С. 88 – 93.

9. Громыко С.А. Особенности речи священнослужителей в первом российском парламенте 1906 года // Труды кафедры стилистики русского языка МГУ им. М.В. Ломоносова. – М.: Изд-во МГУ им. М.В. Ломоносова, 2010. – 258 с.

10. Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. – М.: Новое литературное обозрение, 2000.

11. Кирьянов И.К. Российские парламентарии начала ХХ века: новые политики в новом политическом пространстве. – Пермь, 2009. – 533 с.

12. Культура парламентской речи / Л.К. Граудина, Е.Н. Ширяев, Е.М. Лазуткина. – М.: Наука, 1994.

13. Лаврухина, С. Н. Синтаксис русской судебной речи конца XIX – начала ХХ века: автореф. дис. … канд. филол. наук: 10.02.01. – Орел, 2001. – 24 с.

14. Михальская А.К. Основы риторики. – М., 1996. – 496 с.

15. Соловьева, Т. А. Лексико-грамматические и стилистические особенности судебной речи второй половины XIX века: автореф. дис. … канд. филол. наук: 10.02.01. – Орел, 2000. – 24 с.

16. Чистякова И.Ю. Русская политическая ораторика первой половины ХХ века: этос ритора. Автореф. дисс. …д-ра филол. наук. – М., 2006. – 48 с.

17. Щербаков А.В. Стилистический контраст // Энциклопедический словарь-справочник. Выразительные средства русского языка и речевые ошибки и недочеты / под ред. А.П. Сковородникова. – М.: Флинта: Наука, 2005. – 480 с.