Задержание подозреваемого: сравнительный анализ законодательства России и Германии



Нескончаемость потока происходящих в российском уголовно-процессуальном праве изменений свидетельствует о незавершенности реформы уголовного судопроизводства. При этом законодательные шаги на пути к совершенствованию Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации [1] далеко не всегда можно признать последовательными, взвешенными и научно обоснованными, что в целом может быть объяснено наличием проблемы системного характера — трудностью выбора адекватной модели уголовного процесса, в контексте широко обсуждаемого в процессуальной литературе концептуального противопоставления континентальной и англосаксонской уголовно-процессуальной идеологии [3]. Разрешение указанной проблемы, очевидно, требует, в том числе, проведения сравнительных исследований норм зарубежного законодательства развитых демократических стран, регулирующих схожие процессуально-правовые отношения. В этой связи отдельного внимания заслуживает уголовный процесс Германии, который, по мнению немецких процессуалистов, являет собой особый, отличающийся от «классических» инквизиционного и состязательного, так называемый «обвинительно-следственный» тип.

Важнейшие критерии, определяющие состояние и уровень развития уголовного процесса в конкретной правовой системе, проявляются в порядке и условиях применения мер государственного принуждения, а также регламентации свидетельствования в ходе уголовного судопроизводства. В этом смысле особый научный интерес представляет институт задержания лица в связи с подозрением в совершении преступления, поскольку в нем ярко выраженный принудительный элемент находится в неразрывной системной взаимосвязи с получением от задержанного первых показаний по уголовному делу.

Как в российском, так и в германском уголовном процессе задержание состоит в кратковременном лишении свободы и, безусловно, является самой жесткой мерой воздействия на человека со стороны государства. Даже не обладая специальными познаниями в области психологии, нетрудно представить, что применение именно этой меры процессуального принуждения, посредством которой лицо оказывается внезапно поставленным в предельно ограниченные пространственные и поведенческие рамки, способно в наибольшей степени снизить его возможности по самостоятельному осуществлению своей защиты.

На сегодняшний день в России в результате правовой неопределенности на практике фактически действуют два вида задержания лица по подозрению в совершении преступления: задержание, когда человек фактически ограничивается в свободе (поимка, захват, доставление в правоохранительные органы), и задержание, при котором физическое задержание получает процессуально-правовое оформление в виде протокола задержания (ст. 92 УПК РФ) [6].

В УПК РФ содержится определение задержания, в соответствии с которым таковым следует считать меру процессуального принуждения, применяемую органом дознания, дознавателем или следователем на срок не более 48 часов с момента фактического задержания лица по подозрению в совершении преступления (п. 11 ст. 5). В Уголовно-процессуальном кодексе Федеративной Республики Германии, в отличие от российского Кодекса, собственно понятие задержания отсутствует.

Тем не менее, системное толкование норм УПК ФРГ, включая положения базового по отношению к рассматриваемому процессуальному действию §127 УПК ФРГ, не оставляет сомнений о его соответствии и, следовательно, сопоставимости с институтом отечественного кратковременного лишения свободы в ходе уголовно-процессуальной деятельности. Естественно, с определенными изъятиями и отличиями. В германском уголовном процессе данная мера принуждения подразделяется на несколько относительно самостоятельных видов. К так называемому «общевозможному задержанию» относится захват или поимка лица, которое было застигнуто в момент совершения преступления или поймано по горячим следам (абз. 1 §127 УПК ФРГ), что практически совпадает с «основаниями задержания», перечисленными в ч. 1 ст. 91 УПК РФ.

Однако, в отличие от России, в Германии данный вид задержания может быть осуществлен только при наличии специальной цели — обеспечить дальнейшее уголовное преследование, если существуют объективные основания предположить о намерениях заподозренного скрыться, и/или его личность невозможно установить непосредственно на месте преступления. И такой подход представляется нам более предпочтительным, поскольку очевидность совершения конкретным лицом преступления здесь выступает не «основанием», а необходимым условием задержания, что, в конечном итоге, исключает возможность его формального (безмотивного) применения и, соответственно, создает дополнительную процессуальную гарантию соблюдения прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве.

Второй вид задержания (абз. 2 §127 УПК ФРГ) применяется в целях обеспечения последующего применения заключения под стражу или помещения в лечебное учреждение, что, как можно увидеть, вполне соответствует аналогичным положениям ч. 2 ст. 91 УПК РФ. Как и в российском Кодексе, в УПК ФРГ прописываются действия и процедуры, следующие за собственно задержанием [2].

Итак, право на фактическое задержание подозреваемого любым гражданином закреплено и в законодательстве континентальной системы уголовного судопроизводства (ст. 73 УПК Франции, ч. 1 ст. 127 УПК ФРГ) [5].

В связи с этим вопрос о соблюдении прав задержанного по подозрению в совершении преступления в период с момента фактического задержания и до оформления процессуального задержания следователем в порядке ст. ст. 91, 92 УПК РФ является достаточно актуальным. В частности, между физическим и юридическим задержанием может произойти временной интервал, измеряемый часами, который в настоящее время представляет собой абсолютно «правовую пустоту».

Установление предельного срока между фактическим и процессуальным задержанием в уголовно-процессуальном законе является важной гарантией прав личности в уголовном судопроизводстве. В некоторых зарубежных странах опыт установления такого срока есть. Так, УПК ФРГ устанавливает, что срок доставления с момента фактического задержания не может превышать 12 часов.

Важным вопросом при задержании подозреваемого или обвиняемого является уведомление родственников посредством телефонного разговора.

Но может ли повлиять уведомление подозреваемым родственников посредством телефонного разговора на эффективность расследования по уголовному делу. Законодатель в поисках возможного решения подобной проблемы в ч. 4 ст. 96 УПК РФ предусмотрел право следователя не уведомлять родственников при необходимости сохранения в интересах расследования в тайне факта задержания совершеннолетнего подозреваемого.

Помещенному в заключение лицу должна быть незамедлительно предоставлена возможность известить о своем положении любое доверенное лицо (§114с), что, безусловно, является более прогрессивной нормой в сравнении с российским категоричным правилом об уведомлении только близких родственников или (при отсутствии последних) — родственников задержанного (ч. 1 ст. 96 УПК РФ).

Итак, в УПК РФ остаются неразрешенными некоторые вопросы, возникающие при задержании подозреваемого в совершении преступления, в то время как УПК ФРГ решает их с ориентацией на защиту прав и основных свобод человека и гражданина.

Литература:

1. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-ФЗ (ред. от 19.12.2016) (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.01.2017) // СЗ РФ. 2001, № 52 (ч. I), ст. 4921.
2. Веретенников И. А. Задержание подозреваемого как комплексный правовой институт: автореф. дис. канд. юрид. наук. М., 2001.
3. Головко Л. В. Теоретические основы модернизации учения о материальной истине в уголовном процессе // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2012. № 4 (5).
4. Орлов Ю. К. Установление истины как цель доказывания в уголовном процессе // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2012. № 4 (5).
5. Панокин А. М. Задержание подозреваемого в уголовном судопроизводстве // Актуальные проблемы российского права. 2013. № 4.
6. Ретюнских И. А. Процессуальные проблемы задержания лица по подозрению в совершении преступления: Дис. канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001.