Статья рассматривает традиционную для русской литературы тему природы и человека. Особенное внимание уделяется природе как средству передачи внутреннего мира и переменных состояний героев повести «Котлован».
Повесть А. П. Платонова «Котлован» — одно из самых выдающихся произведений, написанных об эпохе прошлого столетия, о строительстве социализма в СССР. В «Котловане» автор беспристрастно описывает советскую действительность, болезненно реагируя на события, происходящие в 30-ые годы XX века, в завуалированной форме указывает на противоречивость идеологии и ее воплощении в реальности, на невозможность создания нового советского мира в отрыве от истории, культурного наследия и даже бога, с которым у писателя всегда были сложные неоднозначные отношения. Как пишет исследователь и биограф А. Варламов: «Коллективизация в повести изображена как торжество смерти <…> На смену лирической, напевной, трогательной интонации «Чевенгура», на смену его душевным героям, его пространству, воздуху, ветру, солнцу, теплу, приходят люди, которым тесно и холодно на земле, которые не поют песен…» [1: 190]. А. Платонов является примером тех писателей, которые отрицали существование бога («Бог есть и бога нет. То и другое верно. Бог стал непосредственен etc., что разделился среди всего — и тем как бы уничтожился» [2: 257]), но их мысли, идеи и творчество в целом доказывают обратное от противного.
В повести «Котлован» бог и природа сливаются в единое целое. Солнце, ветер, деревья, туман обретают способность чувствовать и говорить, но общий язык, на котором говорили люди и природа до революции, забыт, а нового языка еще нет: машина революции, прошедшая по России, оставила только пустырь, на котором еще предстояло построить единое здание, куда войдет на поселение весь местный класс пролетариата. А. Платонов продолжает традиционную для русской литературы тему природы и человека, но природа в «Котловане» — отдельный второстепенный герой. Его чувства и переживания ясны и близки читателю (зачастую, через описание состояния природы и погоды автор сам предстает перед нами), но совершенно недосягаемы для остальных персонажей. В этом смысле Платонов выступает как писатель-мистик, писатель-новатор, продолжающий фольклорные традиции в литературе, при этом обогащая их философским содержанием и переосмысливая язык и литературу. И. Бродский в предисловии к «Котловану» напишет: «Платонов говорит о нации, ставшей в некотором роде жертвой своего языка, а точнее — о самом языке, оказавшемся способным породить фиктивный мир…» [4: 156].
Уже в самом начале повести уволенный с механического завода Вощев, взяв на квартире вещи и мешок, выходит «наружу, чтобы на воздухе лучше понять свое будущее» [3: 413]. А. Платонов в «Котловане» становится прототипом Вощева, и, хотя, «вопрос, можно ли ставить знак равенства между героем и повествователем — спорный, есть определенные биографические сходства — возраст героя и его увольнение с работы» [1: 185]. Вощев, таким образом, становится единственным героем повести, который не до конца утратил способность общаться с природой и, самое главное, — понимать тонкие переходы в ее настроении. Однако его попытки узнать смысл всеобщего существования, услышав голос ветра, — тщетны — «воздух был пуст, неподвижные деревья бережно держали жару в листьях, и скучно лежала пыль на безлюдной дороге» [3: 413]. Пыль, духота, жар становятся ключевыми определениями состояния природы. Главному герою душно от осознания собственной бесполезности, от непонимания устройства мира, от неопределенности будущего, которое, возможно, по ощущениям Вощева, уже в прошлом. Яркий пример, подтверждающий утрату собственной ценности Вощевым, — сравнение главного героя с «умершим, палым листом» [3: 416]. «Ты не имел смысла жизни <…> лежи здесь, я узнаю, за что ты жил и погиб. Раз ты никому не нужен и валяешься среди всего мира, то я тебя буду хранить и помнить» — обращается Вощев к листу [3: 416]. Подобное сравнение выделяет героя повести среди остальных персонажей; Вощев оказывается «лишним человеком», спотыкающимся о жизнь, который стал чужим и для прошлого, и для будущего («все предавалось безответному существованию, один Вощев отделился и молчал» [3: 416]).
Поют в «Котловане» только птицы, «потому что они летали сверху и им было легче» [3: 420]. А. Варламов отмечает: «Работая над повестью, Платонов сознательно убирал из текста упоминания о песнях, оставив лишь слабую песнь колхозников, в которой оксюмороном слышится «жалобное счастье и напев бредущего человечества» [1: 191]. Примечательна сцена, в которой Вощев подходит к открытому окну пивной и видит на глинистом бугре дерево — «оно качалось от непогоды, и с тайным стыдом заворачивались его листья» [3: 413]. Стоит отметить, что с тайным стыдом заворачивались листья души самого Вощева, которому было стыдно за себя и за тех «невыдержанных людей», которые «предавались забвению своего несчастья» в питейном заведении [3: 413]. И, хотя автор уточняет, что Вощеву «глуше и легче среди них» [3: 413], его сердце томится в неведении и непонимании. В этой же сцене автор отмечает, что «однообразная, несбывающаяся музыка» духового оркестра, доносившаяся откуда-то из сада совторгслужащих, «уносилась ветром в природу <…>, потому что ему редко полагалась радость, но ничего не мог совершить равнозначного музыке и проводил свое вечернее время неподвижно» [3: 414]. Вощев, как и ветер, чувствует, что не может совершить ничего, что было бы равнозначно даже этой однообразной, по определению А. Платонова, несбывающейся музыке. Если птицы поют, то поют жалобно, «не торжествуя, а ища пищи в пространстве» [3: 426]. Примечателен эпизод, в котором Вощев поднимает «мгновенно умершую в воздухе птицу и павшую вниз», а ощипав ее, замечает, что «в его руках осталось скудное печальное существо, погибшее от утомления своего труда» [3: 427]. Так трудились рабочие артели для результата, который они не надеялись увидеть собственными глазами, работая ради отдаленного иллюзорного счастья будущих поколений пролетариата. Прушевскому, инженеру, выдумавшему план общепролетарского дома, счастье представляется в его недостижимости, когда о нем «лишь шелестят деревья и поет духовая музыка в профсоюзном саду» [3: 456]. Таким образом, А. Платонов поднимает философскую проблему природы счастья, которое для народа всегда имело облик, выраженный в чем-либо материальном, вещественном, тогда как класс интеллигенции, и в целом, люди с более сложной структурой ценностей, представляли счастье как более сложную категорию, зачастую не поддающуюся вербализации и овеществлению.
Цветовая палитра «Котлована» представляет симбиоз мрачных, серых, пыльных, мутных и глухих оттенков красок. И, хотя, в произведении есть место для лучей солнца и света звезд, автор, тем не менее, указывает на их отдаленность от человека, а точнее — на нежелание и неспособность нынешних людей поднять голову к солнцу. Вектор, динамика развития повести направлены вглубь, а не ввысь. Герой «Котлована», у которого нет ни имени, ни фамилии, а известен он как «активист», использует в речи метафору «солнце новой жизни» — «Плачь баба, плачь сильней — это солнце новой жизни взошло, и свет режет ваши темные глаза» [3: 486]. Активист — носитель идеи бюрократического служения власти и государству. Вощев называет его «мертвой душой» и обвиняет в том, что тот «весь класс испил» [5]. Вполне вероятно, что А. Платонов через главного героя выражает свое собственное отношение к определенной категории советского общества, представленного «активистами», доносчиками (Козлов) и вымогателями (Жачев), от которых в жизни сам писатель и его сын пострадают не раз. «Вопрошающее небо светило над Вощевым мучительной силой звезд, но в городе уже были потушены огни, и кто имел возможность, тот спал, наевшись ужином» [3: 414]. Эпитеты «вопрошающий» и «мучительный» передают как состояние природы, так и ощущения самого главного героя. С одной стороны природа призывает советского человека прислушаться к ней, остановиться и задуматься над своими действиями, пока это не поздно, с другой стороны, Вощев обращается к небу с вопросами, на которые человек, и окружение Вощева в частности, ответить не в состоянии. Диалог человека и природы заканчивается ничем: обе стороны замечают сигналы, подаваемые друг другу, но не находят способ их декодировать. Прушевский, представитель класса интеллигенции, чувствует «стеснение своего сознания и конец дальнейшему понятию жизни» [3: 429]. На него, как и на Вощева, особое влияние оказывает ночь. «Вдалеке, на весу и без спасения, светила неясная звезда, и ближе она никогда не станет», замечает Прушевский [3: 429]. Утопичность социалистического счастья выражается его отдаленностью: чем больше работали землекопы, тем менее возможным становилось окончание работ. Котлован был вырыт, но по распоряжению свыше его размеры приказали увеличить в четыре раза, а, затем, чтобы «наверняка», — в шесть раз. Платонов пишет, что «Вощев боялся ночей, он в них лежал без сна и сомневался» [3: 481]. Ночь таинственна, мистически загадочна и неопределенна: она в постоянном конфликте с прозаичностью и ясностью дневного света. Человек с «плановым» складом ума (хотя, Вощев и отличается от других героев, все же, он — представитель советского общества и наделен чертами, характерными для этого общества) к ночи относится настороженно. Для Вощева ночь — безвестность, а «его основное чувство жизни стремилось к чему-либо надлежащему на свете» [3: 481]. Свет для главного героя одновременно спасение и надежда — «спасение от безвестности всеобщего существования» [3: 481]. Темное время суток А. Платонов называет «трудным пространством», трудным — для людей, которые «ходили по всем открытым местам деревни и старались постоянно видеть друг друга» [3: 481].
Присоединившись к артели мастеровых, Вощев надеялся, если и не обрести смысл существования, то, по крайней мере, «наблюдать его в веществе тела другого» [3: 422]. Кроме того, главный герой, уставший от поисков смысла жизни у солнца и неба, решает обратиться к земле — «Вощеву дали лопату, он сжал ее руками, точно хотел добыть истину из земного праха» [3: 422]. Земля как материя обретает в прозе А. Платонова воистину сакральное значение: она становится символом, образом. Талантливый инженер-мелиоратор А. Платонов относится к ней трепетно, как к женщине, прародительнице, кормилице всего народа. Ради идеи создания общего Дома, где «радость сделается мыслью и будущий человек найдет покой» [3: 423], герои А. Платонова, Вощев и Чиклин, готовы трудиться, не жалея себя. «Чиклин спешно ломал вековой грунт, обращая всю жизнь своего тела в удары по мертвым местам» — пишет А. Платонов [3: 423]. Метафоричность фразы позволяет читателю провести аналогию с тем процессом, который производился советской властью над умами народа. Уничтожение векового грунта — так можно охарактеризовать стремление нового советского общества освободить себя от истории и культуры, от бога, и в целом от старых духовных скреп, заменив их идеологией коммунизма. «Уже тысячи былинок, корешков и мелких почвенных приютов усердной твари он (Вощев — В.Ш.) уничтожил навсегда» [3: 423]. Фатальное «навсегда» подчеркивает необратимость процесса уничтожения всего, что существовало до установления советского режима. Этим подчеркивается дуальность личности А. Платонова. С одной стороны, Платонов в отличие от Бунина и Солженицына не считал себя убежденным врагом советской власти, с другой стороны — в «Котловане» писатель называет вещи своими именами: преступление преступлением, а убийц — убийцами [1: 193].
Подводя итог, отметим, что природа повести «Котлован» предстает перед нами в различных состояниях, но никогда — в состоянии, предвещающем счастье и радость. Погода меняется от душного палящего дневного солнца до «сплошной тьмы, усиленной чернотой почвы» [3: 481]. Как и люди, природа у А. Платонова находится в сонном забвении: яркость солнца сглаживается пылью улиц, туманом, дождем, а чистота неба — тяжелыми тучами. А. Платонову удалось применить известный в живописи прием сфумато («окутывание дымкой») к литературе. Тем самым, автор погружает своих героев в среду безвестности, в «сонную, душную незримость», когда «все живущее находилось где-то посредине времени и своего движения: начало его всеми забыто и конец неизвестен, осталось лишь направление» [3: 467].
Литература:
1. Варламов, А. Н. Андрей Платонов / Алексей Варламов. — 2-е изд. — М.: Молодая гвардия, 2013. — 546 [14] с.: ил. — (Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; вып. 1450).
2. Платонов, А. П. Записные книжки. Материалы к биографии. М.: ИМЛИ РАН; Наследие, 2000. — 424 с.
3. Платонов, А. П. Котлован / Андрей Платонов. — Спб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2014. — 192 с. — (Азбука-классика).
4. Бродский, И. А. Предисловие к повести «Котлован» // Андрей Платонов: Мир творчества. М., 1994. С. 154–156.
5. Матвеева, И. И. Активист // Словарь литературных персонажей: Русская литература: 1940–1980-е годы. — М.: Московский лицей, 1997. Режим доступа: http://www.a4format.ru/
