По мере своей эволюции международное миротворчество выработало собственную терминологию, которая, впрочем, не представляет собой комплекс четких и фиксированных определений, под которые можно было бы подвести все миротворческие операции. Сами термины обозначали различные процессы, происходившие в разное время. В 1970 г. Л. Фабиан определил миротворчество просто как «военно-политический контроль ООН над локальным конфликтом с помощью политически беспристрастных, по сути, несиловых методов» [5, p. 16]. Спустя сорок с лишним лет некоторые формы миротворчества по-прежнему отвечают этим характеристикам, но невозможно представить, чтобы такое определение, будь оно предложено сегодня, смогло бы охватить всю сферу миротворчества. В 1994 г. австралийский Объединенный постоянный комитет по вопросам внешних сношений, обороны и торговли в докладе парламенту страны принял ряд дефиниций, относящихся к миротворчеству [7, p. 150]. В порядке общего определения он сформулировал более сложный тезис о том, что миротворчество «предполагает развертывание военного или полицейского, а зачастую и гражданского, персонала для содействия в осуществлении договоренностей, достигнутых правительствами или сторонами, вовлеченными в конфликт. Миротворчество предусматривает сотрудничество, а его методы по своей природе являются мирными; применение военной силы, за исключением самообороны, концептуально с ним не совместимо. Не получив юридического закрепления и описания в Уставе ООН, миротворческие операции в годы, предшествовавшие «холодной войне», и впоследствии стали наиболее частным и очевидным проявлением совместных усилий Объединенных Наций по обеспечению безопасности. «Традиционные» миротворческие операции проводятся силами невооруженных или легковооруженных воинских контингентов, осуществляющих контроль, наблюдение или проверку прекращения огня, вывода войск, буферных зон и связанных с ними соглашений. «Расширенное» миротворчество [1], напротив, предполагает дополнение традиционного миротворчества такими видами деятельности, как наблюдение за выборами или их организация, защита прав человека и оказание помощи или осуществление функций гражданской администрации в период перехода к независимости и демократии» [7]. Приведенное определение нацелено на разделение миротворчества на отдельные типы в соответствии с осуществляемыми функциями. Оно говорит о «традиционном» миротворчестве, «наблюдательных» миссиях, гуманитарных операциях и миростроительстве. Оно очевидным образом претендует на звание широкого определения, даже при том, что не охватывает собой ряд терминов, определяющих миротворческие операции, которые осуществляются под эгидой ООН.
Еще одна дефиниция миротворчества общего характера была предложена Министерством обороны Австралии. Она гораздо короче, согласно ей, миротворчество «включает невоенные операции (за исключением самообороны), которые проводятся внешними силами с согласия всех основных воюющих сторон и предназначены для наблюдения и содействия в реализации действующего соглашения о перемирии в поддержку дипломатических усилий для достижения политического урегулирования спора» [7, p. 151]. Данное определение является более емким и фокусируется на ключевых элементах миротворческой операции, указывающих на согласие и вступление миротворцев в конфликт в качестве третьей стороны для существенного облегчения дипломатических усилий. Однако тем самым — подчеркивая согласие и отсутствие военного противоборства — данная дефиниция не подходит для определения современного миротворчества.
Конечно, можно выработать всеобъемлющие определения миротворчества с целью охвата всего понятийного аппарата в сфере миротворческих операций по всему миру, но не следует забывать, что миротворчество является настолько же сложным, с описательной точки зрения, явлением, насколько чувствительными к любым изменениям являются миротворческие операции с позиций дипломатии. Некоторые различия трудноуловимы, при этом каждый нюанс является жизненно важным для командира, перед которым поставлена задача выполнения миссии. Зачастую лучше всего признать, что «миротворчество» — это общий термин, требующий дополнительного изучения.
Понятие «традиционное миротворчество» включает в себя совокупность исторических фактов, которые можно рассматривать как отправную точку для описания конкретного метода или структуры миротворческой операции. Историческим это понятие является в том смысле, что с его помощью описывается то, что изначально служило единственным способом миротворчества после Второй мировой войны. Некоторые исследователи, вместо использования термина «традиционное миротворчество», называют эти операции «историческим миротворчеством» [3, p. 115]. «Традиционное миротворчество» проводится исключительно на основе главы VI Устава ООН. Изначально операции по поддержанию мира осуществлялись для того, чтобы сохранить status quo, сдерживая конфликт с целью выиграть время для оказания дипломатического давления на его стороны, в то время как достигалось устойчивое мирное урегулирование [7, p. 6]. Учитывая ограниченные средства в распоряжении миротворцев, развертывание традиционных операций представляло собой в большей степени политическое выступление, чем военное вмешательство.
Схема развертывания войск, с помощью которой удалось на практике достичь поставленных целей, легла в основу категории миротворчества, которая используется до сих пор для описания традиционных операций по поддержанию мира. «Традиционное миротворчество» предполагает участие легковооруженных военных подразделений, которые образуют линию или буфер между бывшими или потенциальными комбатантами и наделены правом использования силы только в пассивной форме [8, p. 79]. Важно подчеркнуть, что «традиционные миротворцы» ограничены в применении силы только в порядке самообороны. П. Диль указал на имплицитно пассивную позицию в процессе первоначального развертывания традиционных миротворческих операций ООН, отметив, что его отличительной чертой было непринуждение [4, p. 5]. Другими словами, «традиционное миротворчество» не должно содержать элемент принуждения, иначе оно попросту не впишется в рамки традиционного поддержания мира. В более широком контексте, и особенно в условиях последних операций, затруднительно называть «непринуждение» отличительной чертой большинства современных миротворческих миссий, будь то «голубые каски» или национальные контингенты, действующие в рамках санкционированного Советом Безопасности ООН мандата. «Мирный характер» традиционных операций по поддержанию мира был цинично подчеркнут Т. Фидлеем, который написал, что «понятие “поддержание мира” было неправильным; обычно мира, который можно было бы поддерживать, попросту не было; а было лишь угрюмое перемирие, само же «поддержание» всецело зависело от доброй воли сторон конфликта» [6, p. 75]. Финдлей довольно точно описал реалии миротворчества, с которыми, очевидно, постоянно сталкиваются миротворцы в полевых условиях. «Традиционное миротворчество», будучи зависимым от категорий непринуждения или доброй воли, не может начаться или продолжиться без наличия согласия. В эволюции миротворчества согласие всегда играло главную роль. Согласие — это элемент, который определен универсальным образом как в литературе, так и в военной доктрине в качестве основной и неотъемлемой характеристики «традиционного миротворчества». В этом отношении оно оставалось центральной темой миротворчества в общем смысле в период «холодной войны» [2, p. 156].
Как отмечалось выше, «традиционное миротворчество» осуществляется в соответствии с главой VI Устава ООН. Это неудивительно, учитывая, что основополагающим принципом «традиционного миротворчества» является согласие сторон. С мандатом, дозволяющим только самооборону, «традиционные» миротворческие силы легко вооружены и зависят от легитимности своей миссии, занимающей такую позицию, которая не может удерживаться принудительно.
Легитимность, имеющая решающее значение для выживания миротворцев в полевых условиях, происходит от согласия сторон и поддерживается при помощи соблюдения миротворческими силами нейтралитета и беспристрастности. Беспристрастность и нейтральность в «традиционном миротворчестве» обеспечивается многонациональным характером миротворческих сил, а также ограниченными возможностями в плане вооружения [3, p. 115]. Особое значение многонациональный состав миротворческих контингентов приобрел в период, начавшийся сразу после Второй мировой войны. Миротворческие контингенты того времени состояли исключительно из представителей средних и малых держав с той целью, чтобы развеять опасения сторон конфликта относительно того, что их могли сделать государствами-сателлитами в результате иностранного военного присутствия [9, p. 201–202].
Данная модель представляет «традиционное миротворчество» как тонкое сочетание условий, которых должны придерживаться все участники для того, чтобы добиться успеха в выполнении поставленных задач.
Литература:
1. Зверев П. Г. «Традиционное» и «расширенное» миротворчество и принуждение к миру // Молодой ученый. — 2014. — № 15 (74). — С. 319–321.
2. Bellamy C. Knights in White Armour. The New Art of War and Peace. — Pimlico, 1997.
3. De Mello S. V. — In: Gordon D.S, Toase F. H. (Eds.). Aspects of Peacekeeping. The Sandhurst Conference Series. — London, Portland, Oregon: Frank Cass, 2001.
4. Diehl P. F. Institutional Alternatives to Traditional U. N. Peacekeeping: An Assessment of Regional and Multinational Options // Armed Forces and Society. — 1993. — № 2 (19), Winter.
5. Fabian L. L. Soldiers without Enemies: Preparing the United Nations for Peacekeeping. — Washington DC: The Brooking Institution, 1971.
6. Findlay T. — In: Horner D. (Ed.) The Army and the Future. Land Forces in Australia and South-East Asia. — Departmental Publication, Commonwealth of Australia, 1993.
7. Joint Standing Committee on Foreign Affairs, Defense and Trade // Australia’s Participation in Peacekeeping. — Australian Government Publishing, December 1994.
8. Kelly M. Restoring and Maintaining Order in Complex Peace Operations. — Kluwer Law International, 1999.
9. Smith H. (Ed.) International Peacekeeping: Building on the Cambodian Experience. –Australian Defense Study Series, University College, 1994.
