Устойчивые сравнения как форма реализации лингвокультурной коннотации



В статье обоснована необходимость изучения устойчивых сравнений как средств реализации культурных норм. Предпринята попытка раскрытия культурной коннотации некоторых эталонов сравнений.

Ключевые слова: устойчивые сравнения, ценность, коннотация, лингвокультурная коннотация.

The article substantiates the need to study sustainable comparisons as a means of implementing cultural norms. An attempt is made to reveal the cultural connotation of some standards of similes.

Keywords. Fixed similes, value, connotation, linguistic and cultural connotation.

В последние годы в узбекской лингвистике увеличилось количество исследований по лингвокультурологии, изучающей языковые единицы сквозь призму культуры, рассматривающей их как показателей национального менталитета. В лингвокультурном подходе особое внимание уделяется устойчивым единицам языка — сравнениям, метафорам, пословицам и фразеологизмам, посредством вышеназванным единицам, можно определить иерархию ценностей, отраженных в лингвистической картине мира национальности, а также национально-культурную коннотацию образов в устойчивых единицах.

Коннотация занимает центральное место в семантической структуре устойчивых сравнений, так как отражает ассоциативно-образные представления отдельного языкового коллектива о тех или иных реалиях действительности, содержит культурно-маркированную информацию о рассматриваемом явлении [1, с.47].

Коннотация широко изучена в лингвистике, в то же время, она входит в число проблем, которые интерпретируются по-разному. В литературе это понятие трактуется как «дополнительное значение, выражающее эмоциональную, аксиологическую (ценностно-оценочную) и стилистическую окраску, наложенную на денотативные значения языковых единиц» [2, с.24–30].

В узбекской лингвистике почти во всех учебниках подчеркивается что содержание семемы лексем состоит из следующих трех основных элементов:

1. Денотативные семы.
2. Дополнительные смысловые оттенки (коннотативные семы).
3. Функциональные семы [3, с.58].

Обратимся к теоретичекому базису науки, для определения категории «коннотация»: так, В.Телия интерпретирует коннотацию как самостоятельную или окказиональную сущность, входящую в семантику языковых единиц и отражающую эмоционально-оценочное отношение субъекта речи к объективности [4, с.5]. Ю.Апресян толкует коннотативное значение лексемы как несущественные, т. е. многократно проявляющие себя в языке, но принятые языковым коллективом устойчивые и не входящие в состав денотации признаки [5, с.163]. Следует отметить, что эти определения не противоречат друг другу, они дополняют друг друга [6, с.67]. Во-первых, коннотация явление из сферы прагматики. Коннотативное значение кроется в семеме лексемы и возникает при применении лексемы на практике в связи со словесной интенцией. При преобладании коннотативного значения лексемы его денотативное значение становится тусклым, т. е. менее активным. Ведь «в сфере, отражающей продукт человеческого сознания, выделяются значения, которые не направлены на отражение существования, а представляют собой отношение, основанное на воображении определяемого значения. Это разделение касается двух видов размышлений о мире: описательного и аксиологического. Первое, объективно выражующее мир, второе — субъективно-оценочное [2, с.39]. Во-вторых, коннотативное значение лексемы знакомо и понятно всем представителям опредленного языкового коллектива. Например, лексема «айиқ» (медведь) для носителей узбекской лингвокультуры неизбежно ассоциируется с такими качествами, как «сильный», «неуклюжий» и «ленивый». Следует отметить, что слово «айиқ» в этимологии именно «неуклюжий» [7, с.22].

Итак, в широком смысле любою смысловую составляющую, дополняющую денотативный смысл языковой единицы, можно считать коннотацией.

Наличие коннотации у слова можно фиксировать только в тот момент, когда несущественный признак обозначаемого им объекта действительности стал семантическим компонентом в толковании какой-то другой единицы языка. Коннотация, таким образом, становится связующим звеном между двумя разными единицами языка, и отношение, в которое она ставит эти две единицы, есть отношение уподобления [5, с.169]. Таким образом, Ю.Апресян указывает на первую особенность коннотации — компаративность и уточняет, что именно коннотации лежат в основе, а также материализуются, во многих привычных метафорах, сравнениях, переносных значениях, фразеологических единицах, подавляющего большинства индивидуально-авторских толкований. [5, с.164]. Еще одна важная особенность коннотации по Ю.Апресяну — это то, что «на формирование коннотаций лексемы решающее влияние оказывают тип восприятия или использования соответствующего объекта действительности, традиции литературной обработки лексемы, исторический, религиозный, политический, психологический или иной культурный контекст ее существования» [4, с.170]. Обращаясь к тезису другого исследователя, М.Мамадалиевой, мы отмечаем следующее «...оценка не ограничивается только речевой средой или оценивающим. В ней важную роль играет социальная среда, географическое положение, климатическая характеристика, национальное мировидение, религиозные взгляды и убеждения, традиции, обычаи, обряды» [2, с.60].

В лингвокультурологии национально-культурная коннотация определяется как трактование компонентов значений языковых единиц в ракурсе культурных правил, норм, стереотипов [8, с.66]. Другими словами, национально-культурная коннотации языковых единиц это черты значений в призме национальных взглядов, устойчивых культурных норм. В.Маслова считает, что такая культурно-маркированная коннотации возникает как результат интерпретации ассоциативно-образного основания фразеологических единиц или метафоры, посредством соотнесения его с культурно-национальными эталонами и стереотипами [8, с.55]. Например, в узбекской (можно сказать во всей мусульманской) культурной среде, где преобладает религиозный дискурс, выраженный в религии населения — ислам такое домашнее животное, как свинья имеет только отрицательные коннотации. И как в таких сравнительных оборотах, например, чўчқадек семирмоқ (растолстеть как свинья), чўчқадек ичмоқ (пить, как свинья, напиться как свинья), чўчқадек ағанамоқ (валяться, как свинья) выступает средством выражения отрицательного отношения. И этому есть ряд причин: во-первых, это внешний вид указанного животного (тучность, габариты) и место его основного пребывания в природе (грязь). Свинья — это существо, которое быстро набирает вес, неприхотливое к пище по сравнению с другими животными. Если основой для сравнения «чўчқадек семирмоқ» (растолстеть как свинья), является вышеописанное, то основой для другого сравнительного оборота — «чўчқадек ичмоқ» (пить, как свинья), служат такие характеристики и состояния, как «неряшливость», «потеря человеческого облика», «возмущение» по отношению к человеку, превращающегося, в определенный временной промежуток в представителя фауны. Т. е., состояние человека злоупотребляющего спиртным, похоже на состояние свиньи — грязно и неряшливо. См. пример, «-...Ётибди?.. Ичгандир-да?.. Чўчқадай ичди?! Ухлаб қолдими? Ҳа ичкиликка қирон кесин! («...-Лежит?.. да, небось выпил?.. Пил, как свинья?! Заснул?Да, пропади, спиртное, пропадом!) (H.Дустмухаммад). Или «...-Тасдиқлаш шарт эмасди, бу ярамаснинг чўчқадек ичгани шундоққина сезилиб турарди(«...-Подтверждения не требовалось — итак было видно, что этот негодяй напился, как свинья) (Р.Йулдаш). Чаще всего, ситуация, в которой животное, так или иначе ведет себя, или многократно повторяющееся состояние животного, выражается в оборотах при помощи глагола-действия с отрицательной окраской — «валяться» (но не «лежать»). Обратим внимание: «...Улар ароқ ичиб, чўчқа гўшти еб, лойларда худди чўчқадек ағанаб ётганларини кўрганман...» (Я видел, как они пили водку, ели свинину, и валялись в грязи, как свиньи) (C.Турамурод (www.xabar.uz/mualliflar/karimberdi-turamurod/halqumingizni-asrang)).

Отметим, что например, в русской лингвокультуре это животное также выражает такие отрицательные качества как беспамятство (как свинья пьяный, напиться, накачаться); неряшливость, неопрятность (как свинья грязный), нечистоплотность, непорядочность (вести себя как свинья) и др. [1, с.88], но здесь, хотелось бы выделить ключевое: русские сравнения «напиться как свинья», «как свинья пьяный» — это больше обозначает последствия дейсвия — потеря контроля над собой, потеря «человечекого облика» и следственно превращение в животное, а в узбекской лингвокультуре культурная коннотация, связанная со словом «свинья», основана не только на визуальных ассоциациях, таких, которые мы наблюдали, выше. Здесь сюда накладывается и религиозное «табу». В этом свою роль сыграли и религиозно-мифологические представления. В мусульманском мире запрещение (харам) связано с тем, что свинья считается единственным животным, которое не ревнует свою пару, а также животным, которое может поглотить пищу любого вида, что противодейсвует религиозным представлениям. Это влечет за собой и запрет на употребление мяса этого животного и в результате приводит к негативной коннотации. Имеено поэтому представитель и носитель славянской лингвокультурной среды, может ласково называть своего ребенка «поросёнком», но для узбеков — представителей восточной ментальности это неприемлимо. Эквивалентом здесь может выступить сравнение с другим животным — «қўзичоқ» («ягненок»).

Мы считаем, что лингвокультурологический анализ сравнений это, в первую очередь, выявление культурной информации, скрытой в семантической структуре сравнений, определение национально-культурной коннотации эталонов сравнений. Ведь они являются продуктом образного мышления нации, отражающим нормы, принятые в этой культуре.

Итак, ценностная картина мира может репрезентироваться и в устойчивых сравнениях. Ибо в них отражается ценностное отношение к тому или иному явлению, ценностное члеление того или иного окружающего мира. При этом субъект сравнения — оценивающий, объект сравнения — оцениваемый объект, а эталон сравнения — это своеобразное отражание отношения оценивающего к этому объекту/явлению. Другими словами, субъект аналогии — это человек или общество, которое оценивает, а эталон сравнения — это его высшая форма-образец. С этой точки зрения, устойчивые сравнения могут ярко отражать антропоцентрический характер языка: т. е. в процессе определения тождества или различия, мерилом выступает сам человек, причем, всегда — когда он объект оценки, и когда он субъект оценки. Даже при оценке субстанций окружающего мира именно человек (его интересы, потребности, предметы и являения, приносящие пользу, представления) выступает в качестве основной меры, «путеводителем» в критериях оценки и классификации национальных ментальностей.

Литература:

1. Бойко Л. Г. Культурно маркированное содержание устойчивых сравнений русского языка: дисс.... к-та филол.наук. -Волгоград, 2009.
2. Мамадалиева М. Ўзбек тилида номинатив бирликларнинг коннотатив аспекти. Филол.фан.ном.дисс. Тошкент.1997.
3. Неъматов Ҳ., Расулов Р. Ўзбек тили систем лексикологияси асослари. –Т.: Ўқитувчи, 1995.
4. Телия В. Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М.: «Наука». 1986.
5. Апресян Д. Ю. Избранные труды. Том II. Интегральное описание языка и системная лексикография. –М.: Школа «Языки русской культуры», 1995.
6. Токарев Г. В. Лингвокультурология. Тула. 2009.
7. Ўзбек тилининг этимологик луғати. Тошкент: Университет, 2000.-с. 22.
8. Маслова В. А. Лингвокультурология. М.: «Академия», 2007.