Компаратив как специфическая форма присутствия автора в художественном тексте (на материале поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души»)

Текст художественного произведения, так или иначе, содержит информацию о его создателе, что позволяет нам говорить об особой категории – «образе автора», по терминологии В.В. Виноградова [2, с. 27].

Формы выражения авторского присутствия в художественном тексте изучались в работах многих исследователей. К таким работам можно отнести, например, диссертацию О.П. Ильинской «Основные формы выражения авторской позиции в романах Ч. Айматова», где рассматривается проявление авторского «я» посредством организации образной системы; диссертацию Д.А. Богатыревой «Формы выражения авторского присутствия в мемуарной прозе М. Цветаевой», в которой анализируются формы авторского присутствия с точки зрения парадигматических отношений внутри метажанра; статью Е.Г. Хомчак «Портрет как средство выражения авторской позиции в романе И.А.Гончарова «Обломов», где отмечается роль портретной характеристики в проявлении авторского присутствия в тексте; статью Р.Г. Назирова «О выражении авторской позиции в романах Достоевского», в которой рассматривается функция художественной детали как средства выражения авторской позиции и др. Различные выражения авторской позиции в тех или иных аспектах рассматриваются и в работах Н.В. Алексеева, В.Г. Терещенко, А.С. Островской, О.А. Корниенко, В. Перцовского, К. Степаняна и др. авторов.

Формы присутствия автора в тексте могут быть как явными (рамочная композиция; название произведения, а также говорящие фамилии, топонимические названия, в которых автор напрямую обращается к читателям; авторские лирические отступления; беседы с читателем в эпических произведениях; заключительная реплика-сентенция персонажа в драме и т.д.), так и скрытыми, когда автор сознательно стремится к «самоустранению».

Об авторской системе ценностей, о его истинном отношении к изображаемому могут свидетельствовать не только прямые номинации предметов и явлений, но и использование определенных средств художественной выразительности. По нашему мнению, особый интерес в данном аспекте представляет собой исследование именно компаративных единиц, потому что «…именно сравнение является одним из средств репрезентации мировоззренческих, интеллектуальных и эмоциональных интенций личности, отраженных в её творениях – текстах художественных произведений» [1, с. 44].

В данной статье мы на конкретных примерах рассмотрим сравнение как специфическую форму выражения авторского присутствия в художественном тексте Н.В. Гоголя, а именно – проанализируем ряд компаративных единиц, отражающих авторскую иронию в поэме «Мертвые души».

Центральное место в поэме занимает образ Павла Ивановича Чичикова, при создании которого автор нередко использует различные сравнения, передающие мысли и чувства персонажа. Например, чувство радости от успешной покупки: «Но герой наш <…> был в самом веселом расположении духа. Такое неожиданное приобретение было сущий подарок. В самом деле, что ни говори, не только одни мертвые души, но ещё и беглые, и всего двести с лишком человек!» [3, с. 124] перерастает в чувство удовлетворения и одновременно усталости: «После сделанной поездки он чувствовал сильную усталость. Потребовавши самый лёгкий ужин, состоявший только в поросенке, он тот час разделся и, забравшись под одеяло, заснул сильно, крепко, заснул чудным образом, как спят одни только те счастливцы, которые не ведают ни геморроя, ни блох, ни слишком сильных умственных способностей» [3, с. 126] В данном примере индивидуально-авторское развернутое сравнение сна Чичикова со сном «счастливцев, не ведающих ни геморроя, ни блох, ни слишком сильных умственных способностей» явно свидетельствует об ироничном отношении к персонажу: Н.В.Гоголь неслучайно осложняет предложение однородными дополнениями, располагая лексемы «геморрой», «блохи» и «умственные способности» в одном ряду.

Другим, не менее интересным примером авторской иронии, может послужить оформление мыслей Чичикова после счастливого спасения от Ноздрева: «Что ни говори, – сказал он сам себе, – а не подоспей капитан-исправник, мне бы, может быть, не далось бы более и на свет божий взглянуть! Пропал бы, как волдырь на воде, без всякого следа, не оставивши потомков, не доставив будущим детям ни состояния, ни честного имени!» [3, с. 85] Здесь стилистически сниженное, разговорное сравнение «пропал бы, как волдырь на воде» соседствует со словами «потомки», «состояние», «честное имя», таким образом, акцентируя внимание читателя на неком несоответствии, а в следующем предложении: «Герой наш очень заботился о своих потомках» [3, с. 85] автор и вовсе обнаруживает свое присутствие.

Немало ярких сравнений использует Н.В. Гоголь и для создания своей «галереи помещиков». Образы Манилова, Коробочки, Ноздрева, Собакевича и Плюшкина прорисованы очень полно и многогранно. Отметим, что авторское присутствие может обнаруживать себя в описании деревни, господского дома, обстановки, а также портрета, речи или манер помещика.

Например, в портрете Манилова нарочито подчеркивается его «слащавость», автор сравнивает глаза с сахаром: «…Манилов, ещё вовсе человек не пожилой, имевший глаза сладкие, как сахар…» [3, с. 16], а выражение лица – с «приторной микстурой»: «И знаете, Павел Иванович! – сказал Манилов, явя в лице своем выражение не только сладкое, но даже приторное, подобное той микстуре, которую ловкий светский доктор засластил немилосердно, воображая ею обрадовать пациента» [3, с. 28]. А излишнюю сентиментальность автор высмеивает, вводя в текст поэмы следующий компаратив: «…Манилов, обвороженной фразою, от удовольствия только потряхивал одобрительно головою, погрузясь в такое положение, в каком находится любитель музыки, когда певица перещеголяла самую скрыпку и пискнула такую тонкую ноту, какая невмочь и птичьему горлу» [3, с. 140].

В описания Ноздрева Н.В. Гоголь часто вводит устойчивое сравнение «как честный человек». Например, Ноздрев проигрался в карты, но убеждает Чичикова: «А ведь будь только двадцать рублей в кармане <…> я отыграл бы все <…> вот как честный человек, тридцать тысяч сейчас положил бы в бумажник» [3, с. 62], или явно преувеличивает количество выпитого шампанского: «Веришь ли, что я один в продолжение обеда выпил семнадцать бутылок шампанского! <…> Как честный человек говорю, что выпил…» [3, с. 63]. Здесь авторская позиция очевидна: с помощью данного компаратива Н.В. Гоголь усиливает неправдоподобность заявлений Ноздрева, и сравнение «как честный человек» воспринимается читателем как ирония.

Еще одним, на наш взгляд, интересным примером авторской иронии может послужить описание псарни Ноздрева: «Вошедши на двор, увидели там всяких собак, и густопсовых, и чистопсовых, всех возможных цветов и мастей <…>. Тут были все клички, все повелительные наклонения: стреляй, обругай, порхай, пожар, скосырь, черкай, допекай, <…> Ноздрев был среди их совершенно как отец среди семейства…» [3, с. 69–70]. Своим хозяйством Ноздрев не занимался, все шло на самотек, и единственным местом, которое содержалось у него в идеальном порядке, была псарня. Использование такого сравнения неслучайно, автор показывает, что для своих собак помещик – «отец семейства», а у читателя провоцирует вопрос: «А кто же он для своих крестьян?»

Не менее любопытны и сравнения, характеризующие Плюшкина. Например, Н.В. Гоголь детально описывает помещика в тот момент, когда он получает деньги: «Тут же заставил он [Чичиков] Плюшкина написать расписку и выдал ему деньги, которые тот принял в обе руки и понес их к бюро с такою же осторожностью, как будто бы нес какую-нибудь жидкость, ежеминутно боясь расхлестать ее» [3, с. 123]. Для Плюшкина деньги – наивысшая ценность, это то, что еще может пробудить в нем какие-то чувства. И здесь, конечно же, важны детали: он «принял» деньги «в обе руки», «понес их с такой же осторожностью, как будто жидкость». По нашему мнению, лексема «жидкость» неслучайно выбрана в качестве объекта сравнения: у читателя невольно возникает ассоциация с «живительной влагой», каждая капля которой бесценна, поэтому Плюшкин и боится «расхлестать» ее.

Компаративные единицы, отражающие авторскую иронию, Н.В. Гоголь использует и для создания других персонажей, в частности, чиновников города NN. Например, для характеристики полицмейстера Н.В. Гоголь использует сразу несколько компаративных единиц: «Полицмейстер был некоторым образом отец и благотворитель в городе. Он был среди граждан совершенно как в родной семье…» [3, с. 142]. Здесь сравнения полицмейстера с «отцом» и «благотворителем», а горожан – с «родной семьей» создают комический эффект, который усиливается с добавлением еще одного сравнения: «…а в лавки и в гостиный двор наведывался, как в собственную кладовую» [3, с. 142].

Приведем еще один пример, в котором компаратив является специфической формой авторского присутствия: «Вот я сейчас отдам приказ, – сказал он [председатель] и отворил дверь в канцелярскую комнату, всю наполненную чиновниками, которые уподобились трудолюбивым пчелам, рассыпавшимся по сотам, если только соты можно уподобить канцелярским делам…» [3, с. 138]. Сравнение чиновников с «трудолюбивыми пчелами, рассыпавшимися по сотам», безусловно, отражает иронию автора. Труды пчел и труды чиновников неравнозначны: первые добросовестно выполняют свою работу, вторые же только делают вид, что работают, поэтому, по мнению автора, и нельзя соты уподобить канцелярским делам.

Рассмотрим другие пример, где автор высмеивает отношения между начальством и подчиненными: «Прошу посмотреть на него, когда он сидит среди своих подчиненных, – да просто от страха и слова не выговоришь! Гордость и благородство, и уж чего не выражает лицо его? Просто бери кисть, да и рисуй: Прометей, решительный Прометей! Высматривает орлом, выступает плавно, мерно. Тот же самый орел, как только вышел из комнаты и приближается к кабинету своего начальника, куропаткой такой спешит с бумагами под мышкой, что мочи нет» [3, с. 47 – 48]. Здесь Н.В. Гоголь вводит антитезу «орел – куропатка», чтобы более точно отобразить взаимоотношения одного и того же человека со своими подчиненными и с вышестоящим чиновником, таким образом высмеивая чинопочитание.

Еще одним ярким примером выражения авторской позиции посредством компаратива может послужить следующий: «Есть людишки, имеющие страстишку нагадить ближнему, иногда вовсе без всякой причины. Иной, например, даже человек в чинах, с благородною наружностью, со звездой на груди, будет жать вам руку, разговорится с вами о предметах глубоких, вызывающих на размышления, а потом, смотришь, тут же, пред вашими глазами, и нагадит вам. И нагадит так, как простой коллежский регистратор, а вовсе не так, как человек со звездой на груди, разговаривающий о предметах, вызывающих на размышление, так что стоишь только и дивишься, пожимая плечами, да и ничего более» [3, с. 68 – 69].

Все приведенные примеры объединяет одно – позиция автора находит свое выражение в типизации образов, ведь и полицмейстер, и чиновник, и «человек в чинах, с благородной наружностью» – это не единичное явление в конкретном городе NN, это типы, встречающиеся в губернских городах по всей России.

На наш взгляд, компаратив – это всегда яркая, но «не всегда осознаваемая самим автором, форма его присутствия в художественном тексте…» [4, с. 59]. Поэтому для более глубокого понимания миросозерцания автора, его ценностей, приоритетов, симпатий и антипатий значим анализ образов сравнений.

В заключение вспомним слова Е.Г. Хомчак о том, что «каждая форма выражения авторской позиции воспроизводит лишь известную грань авторского отношения к действительности, воплощающегося в литературном произведении, художественной форме и содержании, нерасчленимый анализ которых и может обеспечить истинность итоговых суждений об этом произведении. Итоговое представление об авторе складывается из представления о совокупности способов выражения авторской позиции, их выборе, сочетании и взаимодействии» [5, с. 2].

Литература:

1. Боднар, И.Е. Сравнение в языковой картине мира Н.В. Гоголя // Язык произведений Н.В. Гоголя. Гоголевские чтения в Полтаве. – 2009. – 120 с., С. 44-49

2. Виноградов, В.В. Проблема авторства и теория стилей. М. – 1981. – 249 с.

3. Гоголь, Н.В. Собрание сочинений. В 7-ми томах. Под общ. ред. С.И. Машинского и М.Б. Храпченко. Т. V. Мертвые души. Поэма. Примеч. С.И. Машинского. – М.: «Худож. лит.», 1978. – 541 с.

4. Лакофф, Дж., Джонсон, М. Метафоры, которыми мы живем / Пер. с англ. А. Баранов, А. Морозова/ М.: Издательство «ЛКИ», 2008. – 256 с.

5. Хомчак, Е.Г. Формы выражения авторской позиции в эпическом произведении. // Актуальні проблеми слов’янськоїфілології: Міжвуз. зб. наук. ст. Вип. 4: Лінгвістика і літературознавство. – К.: Знання України, 2003.