Фитонимы в башкирской и русской языковой картине мира
Автор: Хамидуллина Розалия Робертовна
Рубрика: 5. Общее и прикладное языкознание
Опубликовано в
Дата публикации: 06.10.2015
Статья просмотрена: 682 раза
Библиографическое описание:
Хамидуллина, Р. Р. Фитонимы в башкирской и русской языковой картине мира / Р. Р. Хамидуллина. — Текст : непосредственный // Актуальные вопросы филологических наук : материалы III Междунар. науч. конф. (г. Казань, октябрь 2015 г.). — Казань : Бук, 2015. — С. 37-39. — URL: https://moluch.ru/conf/phil/archive/176/8913/ (дата обращения: 16.12.2024).
Язык является одним из важных средств познавательной деятельности человека и отражает культурно-национальные представления о мире, или его языковую картину. Совокупность представлений об окружающей нас действительности, заключенных в значении различных языковых единиц, складывается в некую единую систему взглядов и установок, которая в той или иной степени разделяется всеми говорящими на данном языке.
Сегодня существует много вариантов определения языковой картины мира. За основу мы возьмем обозначение Р. Х. Хайруллиной: «Языковая картина мира (ЯКМ) — это исторически сложившаяся в обыденном сознании определённого языкового коллектива и отраженная в его языке совокупность знаний и представлений о мире, способ восприятия объективной действительности: устройства мира, взаимосвязи его объектов, места человека в этом мире и т. д». [3, с. 61]. Также рассмотрим определение Попова, которое объясняет языковую картину мира как «представление о действительности, отраженное в языковых знаках и их значениях — языковое членение мира, языковое упорядочение предметов и явлений, заложенная в системных значениях слов информация о мире» [2, с. 14]. В работах В. В. Красных освещается следующее понимание термина: «Языковая картина мира» — «мир в зеркале языка» [1, с. 18].
Труды, посвященные языковой картине мира, имеются у таких учёных, как В. фон Гумболдта («Избранные труды по языкознанию». 2000), А. Эйнштейна («Собрание сочинений. Т. 8. 1968), И. Гердера, Л. Вейсгербера, у которого имеется своя концепция языковой картины мира («Родной язык и формирование духа». 1993), у Сепира-Уорфа выдвинута гипотеза лингвистической относительности и т. д. Если же обратиться к более современным трудам исследователей, то можно назвать следующие фамилии: Г. В. Колшанский, Н. И. Сукаленко, С. А. Васильев, Д. Хаймс, М. Блэк (коллективная монография «Человеческий фактор в языке. Язык и картина мира»). Также эта тема представлена в работах О. А. Корнилова, В. В. Красных, Ю. Д. Апресяна, Ю. С. Степанова, А.Вежбицкой, Ю. А. Рылова, В. В. Воробёва, В. А. Масловой, И. А. Стернина, В. И. Постоваловой, В. Н. Телия; освящена в трудах таких башкирских исследователей: М. В. Зайнуллина, Л. Г. Саяховой, Р. Х. Хайруллиной, Л. Х. Самситовой, Р. Ш. Усманова.
При сопоставлении разных языковых картин мира обнаруживаются их сходства и расхождения, как следствие определенного восприятия окружающей действительности в силу национально-культурных особенностей.
Среди языковых единиц, принимающих непосредственное участие в создании языковой картины мира, занимают важное место фитонимы (названия растений). В состав башкирских и русских фитонимов входят названия деревьев и кустарников, цветов и трав, культурных и дикорастущих деревьев, съедобных и несъедобных растений и т. д.
В данной статье башкирские и русские фитонимы рассматриваются в сравнительно-сопоставительном аспекте, позволяющим установить моменты схождения и расхождения в области растительной лексики двух разноструктурных языков (башкирского и русского).
В первую очередь, человек запечатлевает в языке, наряду с другими фактами реальной жизни, явления природы, т. е. то, что ему близко и понятно. С этой точки зрения вполне объяснимо, что большинство лексических единиц того или иного языка и наоборот по наличию их в языке можно теперь судить о растительности края. Растительная лексика башкирского и русского языков содержит названия тех деревьев, которые растут на территории России и Республики Башкортостан. Приведем примеры: сосна, ель, пихта, дуб, береза, осина, ольха, липа, клен, ясень, ива. Это может объясняться тем, что большая часть равнинной территории Российской Федерации занята лиственными, хвойными и смешанными лесами. Такая же картина наблюдается и в башкирской лексике. Основными лесообразующими породами являются: береза, липа, осина, сосна, дуб, клен, ель, другие породы (ольха черная, пихта, ильмовые). По-башкирски соответственно: ҡайын, йүкә, усаҡ, ҡарағай, имән, саған, шыршы. Кроме того в башкирском языке существуют эквиваленты следующим дендронимам русского языка: бузина, вяз, ива, калина, лиственница, акация, липа, можжевельник, облепиха, ольха, орешник, плющ, рябина, сирень, тополь, черемуха, шиповник и мн. др.
В жизни башкирского и русского народов лес сыграл и играет большую роль. Значение леса для народа находит свое отражение в национальной языковой картине мира. Лексическая система башкирского языка, например, помимо вышеназванных примеров включает в себя отдельные лексемы для обозначения деревьев в зависимости от их возраста: сауҡа ̶ молодая береза, сауҡалыҡ ̶ молодой березняк; сауыл ̶ одинокая большая береза, сауыллыҡ ̶ старый березняк; туйра ̶ молодой дуб, туйралыҡ ̶ молодой дубовый лес; бешә ̶ молодые заросли сосны, ели или лиственницы, бешәлек ̶ молодой сосняк или ельник. В русском языке возраст и высота дерева отображаются в лексеме аффиксальным или синтаксическим способом: елочка, молодая ель. Место произрастания дерева также влияло на номинацию: мандыш ̶ сосна, растущая на влажном месте.
Приведем примеры фитонимов, которые включают в себя дендрокомпонент благодаря внешнему сходству с конкретным деревом/кустарником или благодаря месту произрастания вблизи него. Сравните: ҡайын еләге «березовая ягода» ̶ земляника, диал. асы балан «кислая калина» ̶ рябина, диал. ҡара ҡайын «черная береза» ̶ боярышник, ерек «ольха» ̶ лобазник, шыршы үләне «еловая трава» или ҡарағай үләне «сосновая трава» ̶ хвощ, хвостник/сосна водяная ̶ һыу ҡарағайы «водяная сосна»/ һыу шыршыһы «водяная ель».
Рассмотрим примеры грибов, которые получили свое название в зависимости от места произрастания (на самом дереве, либо вблизи него или под ним). Пример полного лексического соответствия в двух языках представлен в номинации гриба подберезовика: подберезовик — ҡайын бәшмәге. Во втором случае мы видим абсолютную эквивалентность перевода в башкирском и русском языках: подосиновик — уҫаҡ бәшмәге «осиновый гриб». Следующий пример представляет собой случай полного лексического несоответствия, когда упомянутые языки выделили и зафиксировали в одном и том же денотате разные характерные для него особенности: вешенка — ҡарама «вяз». При этом в башкирском языке название данного гриба основывается на метонимии. Перенос названия произошел с дерева на гриб, растущий рядом с ним. По такому же принципу образовано название дубавик: дубовик — имән бәшмәге «дубовый гриб». Как видно из данных примеров в башкирском и русском языках название мотивировано локацией у конкретного дерева.
Для того, чтобы раскрыть семантику фитонимов в истинно полном объеме, рассмотрим их использование в устном народном творчестве башкирского и русского народов. Фольклорные образы отражают коннотативное отношение народа к представителям растительного мира. В одном и том же языке дерево может предстать в различных обличиях.
Наиболее широко представлены следующие аллегорические образы: сосна/ель — это молодой парень, ассоциация возникла благодаря постоянному зеленому покрову: Йәй ҙә егет, ҡыш та егет, йөрөй йэшел кейем кейеп. Паренек и летом, и зимой, зеленую одежку носит. Береза ̶ девушка нарядная: Аҡ кейемен кейгән, йәшел суғын элгән. Белую одежду одела, зеленую бахрому повесила. Осина ̶ беспокойная мать: Инәһе тулғана ̶ балалары ҡул саба. Мать беспокойно ворочается ̶ детишки в ладошки хлопают. Яркие и красочные плоды деревьев и кустарников послужили причиной возникновения женского образа растений в народном творчестве многих народов. Сравним: Рябина: Ете юлдың сатында, егәрле еңгә ултыра. На перекрестке семи дорог сидит невестка (жена брата, дяди, тетя). Myйынсаҡ таҡкан, ҡыҙыл кершән япҡан. Бусы надела, красной шалью укрылась. Калина: Юл буйында һылыу килен биҙәнә лә төҙәнә. Вдоль дороги невестка-красавица, всё наряжается да прихорашивается. Сравним образ калины из русского фольклора: Над водой, над водой стоит с красной бородой. Шиповник: Ал яулығын ябынган, башына ут ҡабынган. Укрылась алым платком, что огонь на голове зажгла. Аҡ яулығын ябынган, тырнағына ҡыҙыл хына яғынган. Белым платком укрылась, ноготки красной хной покрасила. В последнем примере отражены красивые белые цветы и красные шипы кустарника. В связи с этим хотелось бы привести образ шиповника из русского устного народного творчества: Древо ереванское, листья шамаханские, когти дьявольские, цветы ангельские. Сок плодов растений уподобляется в фольклоре крови: Вишня: Эй, ҡан тамды, ҡан тамды, ҡан тиәэнем, бал булды. Ой, кровь капнула, кровь капнула, а кровь мёдом оказалась. Малина: Тәме балдай, һыуы ҡандай. Вкус словно мёд, сок словно кровь. Нередко плоды растений ассоциируются с различными птицами: Рябина: Сытыр-мытыр араһында ҡыҙыл әтәс ултыра. Среди хвороста красный петух посиживает. Яблоко: Оҙон ҡолта башында ҡыҙыл сәпсек ултыра. «Ел-дауылдар сыҡтиһә, осамын», — тип ултыра. На длинном столбе красная трясогузка сидит, «Коли ветра да грозы будут, улечу», — говорит. Таким образом, при помощи аллегории были представлены различные образы дендронимов в башкирском и русском устном народном творчестве.
Итак, сопоставив наименования растений двух разноструктурных языков (башкирского и русского), мы убедились в том, что эти выражения отличны по компонентному составу и образной основе. Как показал анализ, среди этой части фитонимов имеются как общие, так и отличительные черты. Разница обусловлена национальной спецификой культуры, образа жизни, образного восприятия внешнего мира обоими народами.
Литература:
1. Красных В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? ̶ М., 2003. — 375 с.
2. Попова З. Д., Стернин И. А. Очерки по когнитивной лингвистике. ̶ Воронеж: Истоки, 2001. ̶ 68 с.
3. Хайруллина Р. Х. Сопоставительная лингвокультурология: учебное пособие для магистрантов [текст] ̶ Уфа: Мир печати, 2014. ̶ 139 с.