О некоторых последствиях функционирования процессуальных средств обеспечения независимости коллегии присяжных заседателей

Вердикт коллегии присяжных, являющийся основанием для вынесения приговора, является важнейшим решением, выносимым в суде присяжных. Именно важность акта, в котором содержится центральное решение любого процесса — решение о виновности или невиновности подсудимого, диктует повышенное внимание к обеспечению справедливости его содержания. Несомненно, принятие подобного по важности решения требует обеспечения максимальной самостоятельности субъекта, уполномоченного на его принятие. Однако излишняя свобода непрофессионального суда может явиться причиной произвола, который может способствовать принятию неправосудного вердикта.

Участие народного элемента в отправлении правосудия требует четкого разграничения процессуальных функций между профессиональным судьей и коллегией присяжных, независимости присяжных в принятии ими решений. В случае, если профессиональное сообщество судей в лице председательствующего сохраняет возможность влияния на принятие коллегией решения по делу, данная форма судопроизводства становится не более чем формальным институтом «показательной» демократии. Для России, в свете обвинительного уклона судей, проблема обеспечения процессуальной независимости коллегии явилась особо актуальной. Нынешнее уголовно-процессуальное законодательство предусматривает широкий круг механизмов, направленных как на обеспечение процессуальной независимости коллегии до момента провозглашения вердикта, так и на «защиту» вынесенного вердикта от отмены.

Первая группа средств защищает присяжных от возможного влияния председательствующего, то есть, не оставляет ему возможностей разрешить вопрос факта за присяжных. Самостоятельное принятие решения коллегией, четкое разграничение процессуальных функций между судьей права и судьями факта (в отличие от суда шеффенов), тайна совещательной комнаты исключают возможность прямого вмешательства судьи в процесс вынесения вердикта.

Оправдательный вердикт, согласно ч. 1 ст. 348, является обязательным для председательствующего. Таким образом, в случае, если коллегия оправдывает человека, виновность которого не вызывает сомнений, возможность отмены вердикта и роспуска коллегии отсутствует. В дополнение к этому, немотивированность вердикта предопределяет невозможность его обжалования по существу. Именно такая процессуальная «защита» вердикта от какого-либо контроля с момента обсуждения ответов на вопросный лист и порождает возможность нуллификации закона по усмотрению коллегии.

Феномен нуллифицирующего вердикта является слабо изученным в науке российского уголовного процесса [1, с.103-109]. Профессор Г. А. Есаков определяет нуллификацию как вынесение оправдательного решения вопреки наличию очевидных доказательств виновности подсудимого, либо при отсутствии неустранимых сомнений в виновности подсудимого [2, с. 122]. При этом он различает нуллификацию уголовного и уголовно-процессуального закона. Первая выражается в негативном отношении к норме материального закона, то есть в убежденности в несправедливости ее применения в рассматриваемом деле, в то время как вторая предполагает недоверие присяжных к качеству работы правоохранительных органов.

На практике нуллификация выражается в отрицании вины подсудимого или в отрицании причастности, либо в отрицании и самого деяния, то есть она проявляется непосредственно в сути ответов коллегии на поставленные вопросы. Насколько же возможна отмена нуллифицирующего вердикта в рамках российского судопроизводства≤

Закон предусматривает лишь один способ вторжения в смысловую часть вердикта. Так, если в вердикте содержатся противоречия и он является неясным, председательствующий возвращает коллегию в совещательную комнату для устранения противоречий. Это же основание может быть использовано для обжалования приговора, если председательствующий не предпринял определенных законом действий в случае возникновения противоречий. В свете указанных обстоятельств, актуальным становится вопрос, в каких же случаях нуллификация может быть признана противоречием, и может ли она быть им признана в принципе.

Отрицательно отвечая на все три вопроса о деянии, коллегия явно не допускает противоречия, отрицая само событие. Но в случае, если признается не только сам факт совершения, но и причастность подсудимого, при этом он признается невиновным, с уголовно-правовой точки зрения в ряде случаев виновности не быть не может. Так, исходя из того, что вина подсудимого может заключаться в двух формах: умысел и неосторожность, которые в свою очередь включают в себя осознание и желание наступления преступного результата, отсутствие вины в принципе означает невозможность субъекта прогнозировать последствия деяния.

Однако Верховный суд не признает противоречивыми подобные вердикты. Так, не был признан противоречивым вердикт, в котором был дан отрицательный ответ лишь на вопрос о виновности [3]. Подсудимый обвинялся в распространении заведомо ложных, порочащих честь и достоинство, а так же подрывающих репутацию других лиц сведений. Данные сведения заключались в том, что сотрудники прокуратуры, ведущие производство по его делу, вымогали у него взятку. В судебном заседании подсудимый признал, что факта вымогательства не было, а ложные сведения о нем он распространял, так как был зол на указанных лиц. В своем представлении прокурор указывал, что признание причастности подсудимого наряду с отрицанием его вины делают вердикт неясным и противоречивым.

Мотивируя отказ в удовлетворении представления прокурора, Верховный суд указал два ключевых, на наш взгляд, основания:

1.         Не было установлено факта нарушения в судебном заседании процессуальных прав стороны обвинения, также не было обнаружено нарушений председательствующим норм уголовно-процессуального закона.

2.         Признание причастности подсудимого к совершению преступления и отрицание его виновности не делают вердикт неясным или противоречивым, так как закон прямо предусматривает, что отрицательный ответ, данный на хотя бы один из трех основных вопросов, свидетельствует о принятии оправдательного вердикта.

Таким образом, положение ч.З ст.343 УПК РФ по сути является той «отправной точкой», которая делает возможной явную нуллификацию уголовного закона. Признать противоречием такой набор ответов не возможно за счет закрепления возможности его существования в законе. Необходимо отметить, что концепция одного отрицательного ответа (то есть отрицательного ответа на любой из трех вопросов) может предполагать и более абсурдные комбинации ответов. Судя по всему, допуская подобное, законодатель исходит из того, что необходимо прежде всего учесть основной смысл, который коллегия вкладывала в ответы на вопросы.

Зачастую нуллификация может быть связана с оказанием незаконного воздействия на коллегию, то есть с формированием у присяжных положительного предубеждения в отношении подсудимого. В этом случае, несомненно, приговор подлежит обжалованию, если факты незаконного воздействия будут доказаны, равно как и то, что председательствующим не были предприняты меры для устранения такого воздействия.

Возможная нуллификация уголовного закона является побочным эффектом функционирования механизмов «защиты» вердикта, гарантий процессуальной независимости присяжных и закрепления немотивированного вердикта. На наш взгляд, существование данного явления нельзя оценить однозначно с точки зрения его влияния на уголовный процесс. Так, нуллификация действительно позволяет признать преступника невиновным, тем самым нарушая права потерпевших. Но, тем не менее, именно нуллификация позволяет индивидуализировать применение закона с позиций понимания справедливости обществом. Так, возможность толкования закона присяжными и его применения многим юристам видится положительным явлением как раз по той причине, что обывательское понимание справедливости позволяет придать закону гибкость, в то время как «принятые правила» в определенных случаях могут оказаться неуместными и несправедливыми [5, с. 22]. А в чем же иначе состоит смысл привлечения народа к отправлению правосудия, если не в отходе от жестких предписаний в пользу достижения справедливого решения по конкретному делу≤

Другим последствием функционирования механизмов обеспечения процессуальной самостоятельности коллегии является невозможность контроля за происходящим в совещательной комнате. Так, Уголовно-процессуальный кодекс в статье 341, провозглашая тайну совещания присяжных, предусматривает:

А) запрет проникновения третьих лиц в совещательную комнату с момента удаления присяжных для вынесения вердикта до их возвращения в зал суда;

Б) запрет присяжным выходить из совещательной комнаты;

В) запрет на разглашение суждений, имевших место во время совещания.

Таким образом, процедура совещания является полностью закрытой, какой либо контроль за ней исключен действующим законодательством. В связи с этим возникает следующий вопрос: является ли нарушение процедуры совещания, закрепленной в УПК, основанием для отмены приговора≤

Позиция Верховного Суда в этом вопросе является достаточно категоричной. Так, в одном из рассмотренных представлений, государственный обвинитель мотивировал необходимость отмены оправдательного вердикта нарушением старшиной присяжных заседателей требований ч. 1 ст. 342 УПК РФ (при отсутствии единодушного мнения не было проведено голосование по вопросному листу, однако в вопросном листе записано, что присяжные заседатели по каждому вопросу решение приняли единодушно), и ч. 4 ст. 342 УПК РФ: старшина присяжных заседателей первой высказала свое мнение по обсуждаемым вопросам и оказала давление на других присяжных заседателей. К своему представлению государственный обвинитель прилагал заявление лиц, которые в качестве присяжных принимали участие в рассмотрении данного дела.

Верховный суд в своем решении указал на недопустимость приобщения заявлений, так как этим нарушаются положения ч. 4 ст. 341 УПК РФ, в соответствии с которой присяжные заседатели не могут разглашать суждения, имевшие место во время совещания. Одновременно с этим, ВС указал на то, что никто из присяжных (в том числе и те, которые подали заявления) после возвращения из совещательной комнаты не обращались к председательствующему с жалобами на нарушения старшиной порядка совещания. Таким образом, отмена приговора суда по причине нарушения процедуры совещания невозможна, тайна совещательной комнаты в этом случае является абсолютной и ни при каких условиях не может нарушаться.

Однако, как указал Верховный Суд, обращение к председательствующему после выхода из совещательной комнаты возможно. Соответственно, тайна совещательной комнаты может быть нарушена лишь одним из присяжных и только непосредственно после выхода из совещательной комнаты. Таким образом в некоторой степени обеспечивается достоверность подобных сведений, так как их фальсификация становится крайне сложной. С другой стороны, в случае, если по какой-либо причине присяжные не заявят о нарушении, которое имело место, эти сведения не смогут быть использованы в дальнейшем, что может привести к нарушению прав одной из сторон.

На наш взгляд, рассмотренные последствия обеспечения процессуальной независимости коллегии существуют объективно, и возможности их устранения нет как таковой. Нормы Уголовно-процессуального кодекса, регламентирующие основания отмены приговора, тайну совещания, обязательность оправдательного вердикта для председательствующего, служат важнейшей цели — реальному привнесению воли народа в уголовный процесс без ее искажения. По этой причине прямое вмешательство в деятельность коллегии и в результат этой деятельности — вердикт — является недопустимым.

Вместе с этим, признавая невозможность прямого вмешательства, законодатель создал достаточное количество норм, ограждающих коллегию от тех явлений, которые могут сказаться на их беспристрастности. Отсутствие мотивировки в вердикте принуждает суд к формальному подходу: по сути создается фикция — не имея возможности точно установить, повлияло или нет то или иное нарушение на содержание вердикта, суд презюмирует, что если серьезное нарушение имело место, значит приговор подлежит отмене. Присутствие этих фикций отчасти компенсирует «закрытость» отдельных моментов производства, создавая иные основания для обжалования тех же самых явлений.

По этой причине рассмотренные последствия, на наш взгляд, нельзя считать критичными и каким-либо образом оказывающими негативное влияние на функционирование суда присяжных в России. Их устранение возможно только через отказ от основ рассмотрения дела таким судом, что имело бы намного более печальные последствия, чем те, которые существуют на данный момент. В свете обвинительного уклона российских судей и нападок на присяжных через СМИ, которые инспирируются прокуратурой и МВД[1] и вызывают дискуссии о возможности отмены суда присяжных в России, становится очевидным, что процессуальная независимость коллегии и юридическая сила вердикта должны обеспечиваться первоочередно и отказ от тех основ, которыми она обеспечивается, невозможен.

Литература:

1.      С. А. Насонов, С. М. Ярош, Вердикт присяжных заседателей — М.: Р.Валент, 2003–160 с.

2.      Есаков, Г.А. «Нуллификация» уголовного закона в суде с участием присяжных заседателей / Геннадий Есаков // Уголовное право. — 2013. — № 2. — С. 121–129

3.      Кассационное определение ВС от 30.07.2009 г. № 20-О09–21СП

4.      Кассационное определение ВС от 14.05.2008 № 20-О08–24СП

5.      У. Бернэм, Суд присяжных заседателей — М: Московский независимый институт международного права (МНИМП), 128 с.

6.      Петрухин И. Л. Оправдательный приговор и право на реабилитацию: монография. — Москва: Проспект, 2013. — 192 с.