К вопросу о раскрытии и расследовании уголовных преступлений в России во второй половине XIX — начале XX вв. (на материалах Симбирской губернии)

Низкая эффективность деятельности правоохранительных органов в ходе расследования уголовных преступлений послужила причиной реформирования органов правопорядка в начале XXI века. В этой связи становится актуальным изучение опыта практической деятельности по раскрытию и расследованию преступлений в дореволюционной России. Изучение деятельности полиции, судебных следователей Российской империи позволяет нам извлечь из опыта функционирования государственных институтов положительные и отрицательные результаты, которые могут быть использованы в ходе практической деятельности правоохранительных органов, с учетом современных реалий.

В ходе раскрытия преступлений сотрудники полицейских органов использовали оперативно-розыскные мероприятия, включавшие в себя слежку, конспирацию, негласный расспрос и другие методы. Так, в 1896 году при розыске фальшивомонетчика, сызранского мещанина Ильи Ефремова, жившего в сельце Озерки Сенгилеевского уезда, урядник Глебов, переодевшись проходящим солдатом, прибыл в населенный пункт. Там он, ознакомившись с местностью и узнав, что Ефремов в сенях своего дома держит цепную собаку, которая при малейшем шорохе лаем оповещает хозяев о приближении посторонних, предположил, что ночной обыск в доме не даст желаемых результатов. И, вернувшись на следующий день с понятыми и сотниками и узнав, что Ефремов находится в кузнице, Глебов произвел там задержание и обыск [1].

Немаловажную роль в принятии верного решения при проведении обыска сыграла оперативная информация, полученная урядником Глебовым путем расспросов, сбора слухов, а также личным наблюдением. Таким образом, именно работа полицейских чинов с населением и сбор сведений агентурным путем позволяли в короткие сроки раскрывать преступления.

При раскрытии наиболее запутанных, а также имеющих политическую окраску преступлений негласное дознание производилось штатными полицейскими, и секретными агентами. Например, Сенгилеевским уездным исправником в село Большая Борла был направлен секретный сотрудник для получения информации об расклейки 12-ти революционных прокламаций «Общества Борлинского союза». В ходе расспросов в Большой Борле и соседних селах агентом было установлено лицо, непосредственно участвовавшее в расклеивании прокламаций на столбах базарной площади в ночь на 5 февраля 1904 г. Им оказался крестьянин этого же села, Н. Ф. Мордашев на него указывали и иные косвенные доказательства [2].

В тоже время штатным полицейским негласным путем удалось выяснить, что в селе данное злодеяние «произведено лицами из местной среды и что сильное подозрение в совершении этого преступного деяния падает на сельского старосту Василия Люлюмова, помощника волостного писаря Ивана Мухина и крестьян того же села Варлашова, Мордашева, Коблякова, Ефимова и Корнилова» [2, л. 8 об].

Завершающей фазой при раскрытии некоторых преступлений являлась поимка виновных лиц. Розыск преступников был связан с целым комплексом оперативно-розыскных мероприятий и привлечением информационно-справочных данных.

В ходе розыска особо опасных преступников, канцелярия губернатора предписывала уездным исправникам установить особое наблюдение в местах жительства бежавших и ближайших окрестных селениях. С предписанием высылалось описание личности и примет преступников: принадлежность к сословию, место жительства, возраст, рост, цвет волос, глаз и лица. От исправников распоряжение поступало становым приставам и уже они предписывали произвести розыск всем волостным правлениям стана. При обнаружении разыскиваемого лица производился арест, а в случае отрицательного результата составлялся акт о том, что «никого из них по розыскам не оказалось» [3].

В ходе производства предварительного следствия судебные следователи имели право давать распоряжения полиции по розыску виновных лиц и руководить их деятельностью. Так, судебный следователь 2-го участка Маушкин сообщал в мае 1892 года, что полицейский урядник 12-го участка 2-го стана Буинского уезда Н. Иванов «неоднократно способствовал открытию виновных по таким делам, которые считались безнадежными» [4].

В исследуемый нами период расследование уголовных преступлений производилось в форме дознания и предварительного следствия.

Расследование уголовных преступлений в форме дознания полицейскими органами производилась только в двух случаях. Во-первых, если признаки преступления были сомнительны или информация была получена из недостоверных источников, при таких обстоятельствах, полицейские органы должны были удостовериться посредством дознания «действительно ли происшествие то случилось и точно ли в нем заключаются признаки преступления». Во-вторых, когда «ни судебного следователя, ни прокурора или его товарища нет на месте» [5]. Анализ архивных источников позволяет нам с уверенностью говорить о том, что в подавляющем большинстве случаев именно сотрудники полиции осуществляли первоначальное расследование противоправных деяний. Так как у судебных следователей не было возможности своевременно реагировать на донесения полицейских служащих, ввиду интенсивной работы по расследованию преступлений.

Дознание осуществлялось с некоторыми процессуальными особенностями, сведения собирались посредством розыска, расспросов и негласным наблюдением, при этом не производилось «ни обысков, ни выемок в домах» [5].

После производства формального дознания материалы направлялись в следственные органы. К примеру, пристав 2-го стана произведя дознание о покушении на ограбление близ села Чертановки, совершенное в ночь на 10 июля 1912 г., направил дело судебному следователю 2-го участка Сенгилеевского уезда Симбирской губернии [6]. В иных случаях при незначительных преступлениях дознание направлялось в волостной суд, при краже не большой суммы денег [6, л. 123].

Анализ статистических данных свидетельствует о том, что в практической деятельности органов следствия, максимальное число предварительных следствий возникало при сообщениях полиции о преступных деяниях, не большое количество следственных действий начиналось по предложению прокурора или его товарища, жалобам потерпевших лиц и иным поводам [7].

После получения сведений о преступном деянии, следователь отправлялся к месту преступления для совершения осмотра и освидетельствования в присутствии понятых.

В ходе осмотра сотрудники следственных органов старались в полной мере исследовать признаки преступления, а также «местность и предметы, окружающие следы преступления». К примеру, в ходе расследования совершенных краж с взломом в селе Шиловка Симбирского уезда, в июле 1870 г., судебный следователь Н. А. Ляхов при осмотре строений потерпевших Юкиной и Бороденковой, выявил, что у первой «…ход в избу со двора через сени, имевшие одну крышу с избой, между стеной сеней и крышей нашлось отверстие, в которое человек мог свободно пролезть…», предположительно преступник, у второй «…на одном из окон избы выходящих во двор, выставлена рама, через отогнутие гвоздей, прикреплявших ее…» [8]. В итоге, осмотр позволил следователю установить, каким путем злоумышленники проникли в дома.

В сложных делах, в которых следователи не могли самостоятельно произвести осмотр или освидетельствование, приглашались эксперты «для точного уразумения, встречающегося в деле обстоятельства», — ими выступали специалисты в области науки, искусства, ремесел, промыслов или каких-либо иных занятий. К примеру, в случае необходимости проведения почерковедческой экспертизы судебные следователи приглашали в качестве экспертов преподавателей чистописания, рисования и черчения, помимо их, по признанию министерства юстиции, следователи также могли обращаться к лицам, которые по своей профессиональной деятельности могли считаться специалистами по сличению подчерков. К таковым относились столоначальники, делопроизводители, секретари, владельцы типографий и литографий [9, с. 38].

В ходе расследования религиозных преступлений существовала практическая необходимость в привлечении экспертов для разъяснения различных нарушений церковных правил и других спорных положений. Подобным примером может служить производство предварительного следствия по обвинению крестьян с. Кабаева Алатырского уезда в венчании православных девушек по обряду молоканской секты. На данном процессе в качестве эксперта был привлечен профессор Ивановский. Благодаря его показаниям, было установлено, что «секты молокан и жидовствующих не могут быть отнесены к разряду сект соединенных со свирепым изуверством, о которых упоминается в ст. 197 Уложения [о наказаниях] и 1007 УУС» [10].

При расследовании преступных деяний органы следствия для поиска виновных лиц или вещественных доказательств преступления, при достаточных на то основаниях, производили обыски и выемки в домах и иных помещениях. В ряде случаев именно результаты произведенных обысков, а также свидетельские показания служили основанием для окончания следственных действий и направления материалов дела в прокуратуру.

Так, в ходе предварительного следствия по делу о кражах вещей у Юкиной и Бороденковой, по показанию Батовой, в качестве обвиняемой была привлечена крестьянка Анна Ивановна Причеснова. Однако произведенный у неё обыск не дал положительных результатов — не найдено ни одной из украденных вещей. Допрошенные по данному уголовному делу свидетели, крестьяне села Шиловка, дали показания в пользу зашиты обвиняемой «…Причеснова поведения хорошего и ни в чем дурном незамечена». Сама Анна Ивановна виновной себя не признавала и в подтверждении своих слов приводила отрицательные результаты обыска. Материалы дела по произведенному следствию были направлены прокурору Симбирского окружного суда Т. П. Сольскому, который постановил: «…за отсутствием других каких-либо улик не достаточных для привлечения Причесновой к ответственности за кражу — следствие прекратить» [11].

Исследование материалов уголовного дела позволяет нам заключить, что судебные следователи, в соответствии с нормами законодательства, обращали свое внимание на все обстоятельства совершенного преступления и доводы обвиняемого лица, оправдывающие его, которые сотрудник следственного органа не игнорировал, а подвергал проверке.

Для успешного завершения предварительного производства судебные следователи по своему усмотрению определяли количество свидетелей, которых необходимо было опросить. Так, при выявлении невиновности Причесновой было привлечено 6 свидетелей, что отражено в протоколе допроса [11, л. 19 об].

Следует отметить, что отдельный протокол составлялся при каждом значимом процессуальном действии следствия. Учитывая то, что в делопроизводстве у некоторых следователей в течение года находилось от нескольких десятков до двухсот и более следствий, то в реальности на судебных следователей возлагался огромный письменный труд, а должности секретаря отсутствовали, что и отмечали дореволюционные исследователи как упущение в законодательстве [12, c. 462]. Подобное положение дел, несомненно, приводило к не большим задержкам производства следствий.

Таким образом, деятельность правоохранительных органов по раскрытию и расследованию уголовных преступлений можно признать положительной. А немало важным фактором успеха следственной работы являлась степень взаимодействия следователей с другими правоохранительными и экспертными органами, которые способствовали быстрейшему и эффективному делопроизводству.

Литература:

1.         Государственный архив Ульяновской области (ГАУО). Ф. 76. Оп. 1. Д. 448. Л. 2.

2.         ГАУО. Ф. 76. Оп. 7. Д. 197. Л. 8, 15а об, 16, 21.

3.         ГАУО. Ф. 264. Оп. 1. Д. 238. Л. 3–4, 10.

4.         ГАУО. Ф. 76. Оп. 7. Д. 24. Л. 81.

5.         Устав уголовного судопроизводства // Российское законодательство X — XX веков. — Т. 8. Судебная реформа. М., 1991. — С. 145.

6.         Ф. 76. Оп. 2. Д. 1827. Л. 1.

7.         ГАУО Ф. 454. Оп. 7. Д. 13. Л. 9, 10, 48.

8.         ГАУО. Ф. 1. Оп. 52. Д. 19. Л. 2 об.

9.         Галкин А. Г. Общественное значение оптимизации взаимодействия судебных следователей с судебными и правоохранительными органами российской империи (1864–1890-е гг.) // Вестник Чувашского университета. 2011. — № 2. — С. 38.

10.     ГАУО. Ф. 1. Оп. 81. Д. 4. Л. 5 об.

11.     ГАУО. Ф. 1. Оп. 52. Д. 19. Л. 19–19 об.

12.     Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. В 2-х т. СПб., 1912. — Т. 1.