«Дело Бейлиса» в зеркале исторической антропологии

Говорят, что история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса. Эта мысль великого немецкого философа Г.В.Ф. Гегеля невольно приходит на ум, когда пытаешься анализировать недавний скандальный процесс участниц группы «Pussy Riot». Банальное, в общем-то, правонарушение вызвало жаркие дискуссии в российском обществе, всколыхнуло протестные настроения, привлекло внимание мировых СМИ, политиков, деятелей культуры. Неожиданный интерес к этому делу, восприятие его через призму культурно-политической борьбы традиционно-охранительных и либерально-революционных сил вызывают стойкие ассоциации с другим, произошедшим столетие назад в России, судебным процессом – «Делом Бейлиса».

«Дело Бейлиса» - знаковое событие отечественной истории последних лет существования Российской империи. Оно явилось своеобразным индикатором состояния общественного сознания российского социума, отражением тех сложных культурных, политических, социальных и экономических процессов, которые проходили в России в начале ХХ века. О важности этого дела может свидетельствовать большое количество научной и паранаучной литературы, газетных и журнальных публикаций, сборников документов, изданных в России и за рубежом за время, прошедшее с момента суда над Бейлисом.

В марте 1911 года накануне Пасхи в небольшой пещере на окраине Киева был найден труп подростка с многочисленными колотыми ранениями, почти полностью обескровленный. Убитым являлся двенадцатилетний ученик подготовительного класса Киевского духовного училища Андрей Ющинский. Выяснилось, что место, где было найдено тело, не являлось местом убийства, сюда оно попало уже после смерти. Рядом с телом были обнаружены личные вещи покойного. Убийство выглядело «зверским», «загадочным» и вызвало волнение среди горожан [3]. Тем не менее, следствием были выдвинуты версии убийства, и дело это стало расследоваться как обычное уголовное преступление.

Возможно, в иное время судьба этого дела была бы другой. Однако Россия накануне Первой мировой войны пребывала в достаточно сложной морально-психологической атмосфере, что и предопределило известный нам ход процесса. Пристальное внимание прессы к убийству подростка придало ему широкую известность за пределами Киева. К расследованию присоединились частные лица. Выдвигая собственные версии убийства, они, фактически, стали оказывать давление на следствие. Однако наиболее радикальная версия, повлиявшая на дальнейший ход судебного разбирательства и придавшая ему широкую известность, была высказана черносотенцами. В показаниях, данных в 1917 году Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства бывший директор Департамента полиции С. П. Белецкий на вопрос о том, кому впервые пришла мысль о ритуальном убийстве, заявил: «Эта мысль была провидена извне, местной (киевской – А.Н.) организацией Союза русского народа, во главе которой стоял тогда Голубев». [10, с. 353] В дальнейшем, крайне правые организации, используя прессу, трибуну Государственной Думы, связи в правительстве стали успешно раскручивать дело о ритуальном убийстве «отрока Андрея Ющинского», совершённого евреями.

Обосновывая ритуальную версию, черносотенцы указывали на то, что убийство было совершено с особой жестокостью накануне еврейской Пасхи. Кроме того, недалеко от места, где было найдено тело, располагался кирпичный завод и усадьба, принадлежавшие еврею М.И. Зайцеву. Твёрдая уверенность крайне правых в ритуальном характере убийства убеждает власти в реальности этой версии. Дело было взято под особый контроль Министерства юстиции. По подозрению в убийстве был арестован приказчик на заводе Зайцева Мендель Бейлис. Расследование приобрело явный антисемитский характер. Как позже было выяснено Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, со стороны властей в ходе следствия были допущены серьёзные нарушения [2].

5 сентября 1913 года начался судебный процесс по делу Бейлиса, длившийся около месяца. Получилось так, что подсудимый М. Бейлис на суде перестал быть личностью, а превратился в символ. В его лице организаторы процесса обвиняли не конкретного человека, а обвиняли евреев в том, что в иудействе существует ритуал, согласно которому для приготовления пасхальной лепёшки (мацы) необходима кровь христианского ребёнка, убитого особым способом.

Процесс расколол русское общество на сторонников виновности Бейлиса в ритуальном убийстве и противников этого обвинения. Адвокатами М. Бейлиса выступили известные в этом деле специалисты: Н.Д. Карабчевский, А.С. Зарудный, О.О. Грузенберг, Д.Н. Григорович-Барский, В.А. Маклаков. В качестве экспертов по делу были привлечены ведущие специалисты того времени: В.М. Бехтерев, П.К. Коковцев, П.В. Тихомиров и др. Бейлиса поддерживали представители отечественной творческой интеллигенции, такие как В.Г. Короленко, А.М. Горький, З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковский, А.А. Блок, Ф.К. Сологуб, Л.Н. Андреев, В.И. Иванов. Более того, против виновности Бейлиса высказались так же такие авторитетные русские националисты как В.В. Шульгин и Д.И. Пихно.

На события в России откликнулась и мировая общественность. В лагерь сторонников Бейлиса вошло не мало известных людей за рубежом, в частности, Т. Манн и Г. Уэлс.

На стороне обвинения выступили О.Ю. Виппер, Г.Г. Замысловский, А.С. Шмаков, И.А. Сикорский, В.В. Розанов. На поддержку ритуальной версии была брошена вся мощь Министерства юстиции.

Суд присяжных, среди которых были в большинстве своём простые киевские люди, вынес по делу Бейлиса оправдательный приговор. Он был освобождён прямо в зале суда, к радости сторонников и к недовольству противников. Процесс закончился. Но вопросы остались.

На суде так и не удалось назвать истинного убийцу А. Ющинского. Да, наверное, сегодня не это главное. Главными вопросами являются следующие. Как могло уголовное дело, пусть и жестокое, привлечь к себе такое пристальное внимание, стать ареной борьбы разных общественно-политических сил? Как могло в ХХ веке быть выдвинуто обвинение, на которое уже в средневековой Европе был дан отрицательный ответ?

Напомним, что «Дело Бейлиса» явилось своеобразным срезом общественных настроений эпохи, связанных с теми процессами, которые происходили в Российской империи накануне Первой мировой войны и Февральской революции. Во-первых, в России в это время шла острая политическая борьба. Несмотря на то, что правительству П.А. Столыпина удалось остановить революцию 1905-1907гг. и начать проводить в стране долгожданные реформы, осенью 1910 г. вновь отмечается подъём революционного движения. Проходят стачки, демонстрации. В 1911 г. число стачек резко возрастает. Бастующие требуют решение рабочего вопроса. Правые же политики любые уступки революционным силам считают недопустимыми, на реформы так же смотрят враждебно. И поэтому, как указывает Г.М. Резник, «в условиях политического кризиса 1911 г. правым необходимы были события, которые укрепили бы их позиции. Когда в Киеве произошло убийство Андрея Ющинского, это было воспринято как долгожданный знак, как повод заговорить в полный голос» [2, с. 6.]. Таким образом, в политической борьбе правыми применяется испытанное оружие – антисемитизм.

Антисемитизмом называют враждебное отношение к евреям. Это явление имеет давнюю историю. В Средние века преследование евреев имело в своём основании, главным образом, религиозный мотив. Жители Европы считали, что евреи – это народ, который погубил Христа и враждебно относится к христианам. Особый ужас у европейцев вызывала вера в существование у евреев ритуальных убийств, так называемый «кровавый навет». История Западной Европы пестрит множеством следственных дел, связанных с «кровавым наветом». Неоднократно возникали еврейские погромы. Доказательств существования у евреев практики ритуальных убийств получено не было. Наоборот, виднейшие представители средневековой Европы из числа монархов, римских пап выступали против таких обвинений. Тем не менее, вера в практикование евреями ритуальных убийств сохранилась.

В XIX в. в эпоху развития капитализма неприязнь к евреям нашла опору в широко распространявшемся тогда социал-дарвинизме. В националистически настроенных кругах получила обоснование теория расовой неполноценности евреев. Возникают политические партии с антисемитской программой.

В Российской империи евреи появляются после разделов Речи Посполитой. Тогда же возникают и инциденты, связанные с «кровавым наветом». Правда, обвинения эти возникают на исконных, так сказать, антисемитских территориях, где евреи жили уже давно – в Белоруссии, Украине. В великорусских регионах страны преследований евреев не отмечалось. Нельзя сказать, что и российские власти как-то уж очень сильно подвергали евреев дискриминации. По отношению к ним было издано множество довольно противоречивых законов, которыми законодатели с одной стороны «стремились к сближению и чуть ли не к ассимиляции евреев с коренным населением», с другой – «к полному их обособлению и отчуждению» [4, с. V].

С политическим антисемитизмом Россия в полной мере столкнулась в годы Первой русской революции. В захватившем страну революционном движении активное участие принимают выходцы из еврейской среды. С другой стороны, формируется и крайне правое, антиреволюционное, монархическое движение, ориентированное на традиционные православные ценности. С точки зрения правых, революция противоречит государственно-религиозным устоям. Революционеры же воспринимаются врагами-разрушителями, бороться с которыми надо только силой. Евреи видятся одними из зачинателей революционной смуты. Проходит серия антиреволюционных погромом, в которых пострадало не мало евреев. Во время таких действий произошло смешение политических, рациональных мотивов с мотивами, основанных на суевериях, эмоциях. Возник облик еврея и как расово не полноценного инородца и как представителя сатанинских, антихристианских сил. Поэтому, «черносотенцы без колебаний приписывали все сомнительные и невыясненные случаи евреям» [14, с. 81].

«Практический антисемитизм» был подкреплён теоретическими обоснованиями. В частности, профессор П.И. Ковалевский писал, что «из всех народных групп особенного внимания заслуживают евреи… Это нация особенная – паразитная нация. Раскраплённая по всему лицу земли, она живёт кровью и лимфою тех народов, среди которых селится. Евреи национальны их религией, их богом. Их религия жестокая, человеконенавистническая, людоедская, преступная, направленная не только против благосостояния, но и против бытия и жизни целых народов и отдельных лиц и имущества – она освящает воровство, мошенничество, обман и грабёж» [6, с. 5.].

Другой видный националист, В.В. Шульгин, подчёркивал, что «евреи неудержимо ползут вверх, стремясь тем самым взгромоздиться на хребет русского народа» [16, с. 176].

Таким образом, антисемитизм правых партий сочетал в себе ответную сугубо политическую реакцию на революцию в России и суеверные, подсознательные страхи традиционно-патриархального человека перед всем чужим и непонятным. Такое сочетание явилось выражением тех морально-психологических сдвигов, которые произошли в русском обществе в начале ХХ столетия.

Процесс по «Делу Бейлиса» проходил в годы царствования императора Николая II (1894-1917 гг.). Достаточно вспомнить события, произошедшие так же при Николае Александровиче. Это Первая русская революция 1905-1907 гг., столыпинская аграрная реформа, русско-японская война 1904-1905 гг., учреждение Государственной Думы, бурное развитие капитализма. Даже из этого далеко не полного списка видно, что страна находилась в достаточно сложной социально-экономической и политической обстановке. Это не могло не отразится на состоянии общественного сознания.

Конечно, было бы неверным говорить о едином состоянии сознания всего российского общество. Оно, безусловно, значительно отличалось у разных социальных слоёв. И, тем не менее, наиболее общим выражением общественных настроений эпохи было состояние тревоги, вызванной крушением традиционного мира.

Во-первых, происходило разрушение привычной социальной структуры российского общества. Дворянство стремительно теряло статус привилегированного сословия. Во время революции 1905-1907 гг. в разных регионах Российской империи крестьянами было разгромлено большое число помещичьих усадеб, а их хозяева зачастую вынуждены были спасаться бегством [8, с. 86]. Сами крестьяне перестали быть податным сословием. В своих наказах, в массе направляемых в Государственную Думу, они требуют решить аграрный вопрос на крестьянских условиях. Более того, теперь их представители заседают в самой Думе. Поднимает голову и рабочий класс. Чрез митинги, забастовки, стачки, рабочие так же требуют обратить внимание властей на свои проблемы. Иерархическая субординация нарушена полностью. Отчаянные попытки правящей элиты предотвратить это – не удаются.

В стране происходит рост преступности. Газетные хроники пестрят сообщениями о дерзких налётах и ограблениях, жестоких убийствах. Растёт число воровских притонов. Как сообщала газета «Московские ведомости» за 1911 г., «в течение 1910 год, под руководством начальника сыскной полиции раскрыто было много всевозможных преступлений уголовного характера, профильтрована масса подозрительных притонов, обследованы почти все воровские квартиры (хазы), изъяты целые партии подонков, которые населяли трущобы» [12]. Страдают представители всех сословий. «Московская газета» в 1911 г. сообщала: «На днях на помещика Богородского уезда В.Н. Кисель-Загрянского, брата местного предводителя дворянства, когда он ехал из своего хутора… напали трое злоумышленников. Один из них замахнулся на помещика колом, но кучер в это время хлестнул лошадей и г. Кисель-Загрянский спасся. Вслед экипажу раздалось несколько револьверных выстрелов» [6].

Любопытно, что в это время широкое распространение получает продажа фальсифицированных продуктов питания. По сообщениям «Московской Газеты-Копейки», в 1911 г. «Санитарная комиссия представила в гор. врачебный совет доклад об организации надзора за изготовлением и продажей пищевых продуктов в целях борьбы с фальсификацией. Как указывается в докладе, масло чухонское и топленное оказалось недоброкачественным и подозрительным в 65% проб, взятых для исследования в крупных магазинах, и в 80% проб, взятых в мелких магазинах и лавках. При исследовании молока обнаружено в молочных лавках снятие жира в 73% проб и разбавление водой в 38% проб. Рыночное молоко оказалось почти сплошь фальсифицированным и притом содержащим много грязи. Квас и прохладительные воды оказались фальсифицированными сахарином в 37% исследованных проб» [15].

Чрезвычайно актуальной являлась в России проблема пьянства, в том числе и пьянства среди подростков, школьников [8, с. 132]. Для борьбы с этим злом использовались даже такие экзотичные методы как издание школьного «Сборника задач противоалкогольного содержания» [13]. Тем не менее, это лишь внешние проявления охватившего страну кризиса.

Русское общества формировалось как общество традиционно-патриархальное, основанное на православных ценностях, такими, как приоритет духовного над материальным, искание правды божией, самопожертвование. Православие являлось главным регулятором социальных и семейных отношений. Однако эта основа русского менталитета в начале ХХ в. начинает разрушаться. Проводниками новых ценностей становится образованный класс России – интеллигенция. У традиционалистски мыслящих людей это вызывает уныние, тревогу. Обратимся к размышлениям современников, чтобы понять, что происходило в народной душе. Вот, например, статья неизвестного автора Оренбурга, в которой он пишет, что «Если присмотреться к идейным брожениям современного нам интеллигентного сообщества и прислушаться внимательно к тем бесчисленно разнообразным голосам, которые раздаются теперь и в печати, и с кафедр, и просто в частных беседах, то мы должны будем признать, что живём в какое-то особенное время, время каких-то особенно страстных исканий. В раздающихся речах нет пока единогласия, нет определённо выраженного направления; напротив, никогда такой разноголосицы не было в русском обществе как теперь. Самые противоположные мысли, учения направления переплелись одно с другим, не приводя кочующей мысли русского интеллигента к определённому выводу, какому-нибудь удовлетворяющему его мучительные искания исходу. И во что только не погружались взыскующие умы и опустошённые души: богостроительство, мистика, неохристианство, безоглядный, самодовлеющий пессимизм». [5, с. 53]. Причиной таких настроений он считает революцию 1905-1907 гг.

Другой неизвестный автор так же замечает, что «менее чем на протяжении полустолетия среди образованных людей в нашем отечестве пережиты следующие направления: позитивизм, материализм, нигилизм, социализм, анархизм, спиритуализм, символизм, декаденство, толстовство, ницшеанство, марксизь, новохристианство и, наконец, освободительное и революционное движение. Ныне, кажется, всех охватил чад политики со свойственной ей борьбой и интригами партий, ставших у нас законным явлением со времён Высочайшего манифеста 17 октября 1905 года» [9, с. 182]. То есть, того манифеста, которым были провозглашены основные свободы в России и объявлено о выборах в Государственную Думу.

Неизвестный автор подчёркивает, что «до 17 апреля 1905 года была у нас «святая Русь», Русь с полным господством святой православной веры во всей внешней и внутренней общественной её жизни. Русь, завещанная нам нашими предками, страдальцами за землю святорусскую. Ныне же православие, раскол, секты и всякие виды язычества и неверия законом гражданским поставлены рядом. И каждому под флагом объявленных свобод предоставлен полный произвол в духовной жизни» [9, с. 182]. Любопытно, что публицист выделил основные черты «протестанствующего» настроения, присущие российской интеллигенции. Они заключаются в «а) либеральное отношение к тому, что почитается устоями в духовной жизни личной и в жизни общественной; б) критицизм по отношению ко всему окружающему; в) рационалистическое стремление – всё уложить в рамки своего личного разумения» [9, с. 183].

Картина усугублялась падением авторитета церкви, той организации, с которой связывали сохранение традиционного порядка в России. Именно служители церкви должны были, по мысли традиционалистов, следить за народной нравственностью. Однако, как подчёркивал священник П. Попов из Воронежа, «организм церковный признан несомненно больным, нуждающимся в длительном и серьезном лечении. Существует много причин внутреннего и внешнего свойства этой болезни» [11, с. 14]. Объясняя причину это болезни, П. Попов подчёркивает, «что по тем или иным причинам пастырство, как сословная каста, вырождается, — это несомненный факт: у него в атрофии те существенные элементы пастырства, коими обусловливается возможность плодотворной пастырской работы. Современное пастырство, но крайней мере в большинства членов его, — пастырство без призвания и, следовательно, без апостольской ровности, без святого огня. Пастырство превратилось в касту требоисправителей исправных и неисправных. Причин такого превращения может быть много: тут могут быть причины и исторического характера, лежащие вне всякой ответственности со стороны современного пастырства, и причины чисто бытового свойства, вытекающие из существующих условий жизни церкви и государства. Рожденное в касте с известными традициями, воспитанное в школе с её холодным формализмом, без горячего призыва к подвигу священства, с понятием о нем, как о простом служении» [11, с. 14-15].

Таким образом, с ослаблением доминирования церкви в деле производства духовных ценностей начинает колебаться и вся система традиционно-патриархального мира, построенной на них. В эпоху «переоценки ценностей» на волю выпускается страшный джин разрушений. Общество нуждается в твёрдой духовной опоре. Однако если эта опора становится зыбкой, начинается её мучительный поиск. В привычной, традиционной обстановке всегда ясно, где свои, а где чужие. Соседи, живущие по общим принципам, разделяющие общие духовные ценности воспринимаются как «свои», как члены большой духовной семьи. Утрата ценностной связи разбивает и общество. Человек не может жить в одиночестве. Ему обязательно необходимо единение с мировоззренчески близкой группой людей. Поэтому, в подобные времена происходит формирование новых социальных групп.

Для достижения внутреннего единства и в целях выживания группа нуждается в боевых действиях, в различных ритуалах. Именно это делает группу единой, связывает её членов новыми ценностями. Говоря о ритуале, К. Вульф подчёркивает: «В ритуалах выравниваются различия и /создаётся общность» [1, с. 166]. Таким ритуалом явилось и «Дело Бейлиса». Это было настоящее поле битвы. Причём показательно, что Бейлис был обвинён именно в ритуальном убийстве, что со стороны организаторов процесса явилось своеобразным подсознательным намёком на ритуальное значение этого суда для крайне правых.

Итак, «Дело Бейлиса» - важный выразитель состояния общественного сознания Российской империи накануне Первой мировой войны и Февральской революции. Это дело приобрело такую известность, потому что рассматривалось как удобный повод доказать виновность еврея, а в его лице всё «еврейство» и , в частности, тех евреев, которые участвовали в революционном движении. Правые рассчитывали, таким образом прекратить революцию и остановить реформы. Для либеральных сил «Дело Бейлиса» Так же явилось удобным случаем нанести правым политическое и культурное поражение. В причастность же Бейлиса к ритуальному убийству даже Организаторы процесса относились скептически.

Литература:

1. Вульф К. Антропология: История, культура, философия / пер с нем. – СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. – 280 с.

2. Дело Менделя Бейлиса. Материалы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства о скдебном процессе 1913 г. по обвинению в ритуальном убийстве / Сост. Р.Ш. Ганелин, В.Е. Кельнер, И.В. Лукоянов. – СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 1999. – 393 с.

3. Загадочное убийство в Киеве / Русское слово. – 1911. – 23 марта: сайт «Газетные старости» – 2012 [Электронный ресурс]. – URL: http://starosti.ru/archive.php?m=4&y=1911

4. Законы о евреях. Систематический обзор действующих законоположений о евреях с разъяснениями Правительствующего сената и Центральных правительственных установлений / Сост. Я.И. Гимпельсон. – СПб.: Издание Т-ва «Юриспруденция», 1914. – 440 с.

5. Интеллигенция и народ / Оренбургские епархиальные ведомости. – 1911. - № 3. С. 53-56.

6. Ковалевский И.П. Основы русского национализма. – СПб., 1912. – 64 с.

7. Московская газета. – 1911. - 11 октября: сайт «Газетные старости» – 2012 [Электронный ресурс]. – URL: http://starosti.ru/archive.php?m=10&y=1911

8. Назаров А.Н. Русское крестьянство Озёрного края в 1905 – феврале 1917 гг. Опыт исследования общественного сознания / А.Н. Назаров. – СПб.: Из-во СПбГУСЭ, 2011. – 175 с.

9. Отношение к так называемой интеллигенции / Оренбургские епархиальные ведомости. – 1911. - № 7-8. С. 181-187.

10. Падение царского режима. Стенографические отчёта допросов и показаний данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. В 8 Т. Т.3. – Л.: Государственное издательство. – 507 с.

11. Попов П. В минувшем году / Воронежские епархиальные ведомости. – Воронеж. - 1913. - № 1. С. 14-17.

12. Преступность столицы // Московские ведомости. – 1911. – 15 марта: сайт «Газетные старости» – 2012 [Электронный ресурс]. – URL: http://starosti.ru/archive.php?m=3&y=1911

13. Сборник задач противоалкогольного содержания / М.М. Беляев, С.М. Беляев. – М.: Печатня Снегирёвой, 1914. – 47 с.

14. Степанов С. Чёрная сотня. – М.: «Эксмо», «Яуза», 2005.- 544 с.

15. Что мы едим // Московская Газета-Копейка. – 1911. – 11 октября: сайт «Газетные старости» – 2012 [Электронный ресурс]. – URL: http://starosti.ru/archive.php?m=10&y=1911

16. Шульгин В.В. «Что нам в них не нравится…»; Об антисемитизме в России. – М.: Русская книга, 1994. – 448 с.