В реалиях современного общества сегодня трудно найти более важную и нужную тему чем тема нравственности. Ведь низкий нравственный уровень отражается на всех человеческих качествах и особенно влияет на поступки человека, на его сознание, на способность адекватно воспринимать окружающий мир и постигать его.
Следует отметить, что предмет нравственности исследовали представители разных философских школ, начиная с античности и до современных дней. Во все века потребность в реалистической этике все больше заинтересовывала мыслителей. Но даже все рационалистические системы этики, выработанные за последние столетия доказывают, что вопрос об этике еще не исчерпан, и эта отрасль знания еще остается до конца не исследованной. Как отмечает П. Кропоткин, современное общество нуждается в таком учении, которое соответствовало бы современному состоянию науки, «использовало бы ее завоевания, чтобы построить основы нравственности на широком философском основании, и дало бы образованным народам силу, способную вдохнуть их для предстоящей великой перестройки… Новой реалистической науки о нравственности… одухотворенной высшими чувствами и светлыми надеждами, внушаемыми нам современным знанием о человеке и его истории, — вот чего настоятельно требует человечество» [2].
Целью данной статьи является анализ и характеристика взглядов Герберта Спенсера (1820–1903) и Гаральда Гёффдинга (1843–1931) на проблемы нравственности, которые они рассматривали в своих произведениях.
Необходимо отметить, что помимо проблем нравственности Г. Гёффдинг и Г. Спенсер много внимания уделяли вопросам этики. Длительное время, отмечает Г. Спенсер, этикой пренебрегали, однако вскоре её начали рассматривать как независимую, признавая, что она может иметь реальное применение только тогда, когда «умственное движение достигнет высшей степени развития» [3, с. 3]. Но это, в свою очередь, считает Г. Спенсер, приводит к настоящей спутанности этических мыслей. Первоначально, этика не отделалась от религии. Люди придерживались правил то одной религии, то другой, оставаясь при своих противоречивых убеждениях, воздерживаясь от признания этих противоречий. Это и стало одной из причин, приведших к разнообразным спутанностям идей, отмечает Г. Спенсер. Ведь если «нравственные побуждения отождествляются с божественными повелениями, то побуждения тогда только могут считаться нравственными, если они гармонируют с исповедуемой религией — христианством, тогда — как побуждения принадлежащие к первобытной и уничтоженной религии, как-бы они ни казались авторитетными и как-бы им усердно ни повиновались, все же нельзя считать нравственными» [4, с. 17].
Сама по себе задача жизни очень сложна, разностороння и многообъемлюща и потому состоит из множества элементов, которые, по своей сущности, антагонистичны один по отношению к другому. Все же основная задача жизни — убежден Г. Спенсер, — это сохранение и совершенствование индивида и вида. Чтобы такое равновесие осуществилось, необходимо придерживаться четырех целей: сохранение индивида, совершенствование индивида, сохранение вида и совершенствование вида. «… Каждый акт нашего поведения, — отмечает Г. Спенсер, — будучи более или менее благоприятным в одном отношении, более или менее неблагоприятен в другом, а потому этическая его оценка должна явиться результатом взвешивания его относительной благоприятности» [3, с. IX-X].
Анализируя поведение в целом, как действие, которое приноровлено к каким-либо целям, Г. Спенсер отмечал, что оно есть приспособление определенных поступков к этим целям. Следовательно, большая часть того, что делает человек не может подлежать нравственному суду. Существует общепринятое заключение, которое не требует подтверждения, пишет Г. Спенсер, это то, что «жизнь, взятая в своем ensemble, представляется в форме движений, начинающихся крайне слабо, затем, постепенно возрастающих к зрелости и, достигнув высшей степени, уменьшающихся, пока они не окончатся так же слабо, как начались. Такая жизнь есть деятельность; полное прекращение деятельности есть смерть. Отсюда возникает общее заключение, что наивысшее инвольвируемое поведение — то, которое производит самую полную жизнь, — деятельность приобретает этическую санкцию, а бездействие — этическое осуждение» [4, с. 169].
Рассматривая нравственность как совокупность ценностей и норм, которые регулируют поведение и сознание людей с точки зрения противоположности добра и зла, Г. Спенсер обращается к понятиям «добра», «обязанности», «долга» и чувства, в более широком смысле, чем поведение, «которое обычно понимается как главный предмет науки о нравственности» [4, с. 28]. Также необходимо отметить, что у Г. Гёффдинга добро это то, что сохраняет жизненную целость и придает содержанию жизни полноту и яркость. Тогда, как зло он определяет, как то, «что имеет более или менее выраженную тенденцию разрушать или суживать жизненную целость или содержание жизни» [1, с. 23]. Вместе с тем под добром Г. Гёффдинг понимал все то, что обеспечивает и развивает благополучие сознательных существ; злом же, — он считал, — все противоположное. «Если бы единичный индивидуум сделал самого себя абсолютной целью или был сделан абсолютной целью другим — общество потеряло бы разумный характер. Поэтому зло есть эгоизм в своих различных формах и различных ступенях» [1, с. 29].
Этическое суждение о добре и зле существует, утверждает Г. Гёффдинг, раньше пробуждение мышления, раньше научного исследования, оно вытекает из живого чувствования и стремления. С помощью этического суждения мы обнаруживаем нашу личность. «В этических суждениях, в сильных проявлениях чувствований, посредством которых выражается оценка человеческих поступков мы имеем не только выражение мысли отдельной личности, но и обнаружения результатов родового опыта. Индивидуум не делает себе этики сам, он её не придумывает, не строит её безусловно с начала. И только благодаря этому она достигает своей могучей власти. Этика, живущая в роде, составляет условие здоровья и силы человеческого существования» [1, с. 3].
Такую деятельную и фактическую этику рода и жизни, отмечает Г. Гёффдинг, называют положительной моралью, которая обнаруживается в общеупотребительных суждениях и положениях. Положительная мораль не редко проявляется и в личных образцах (основателей религии, героев, законодателей и т. п.). Также она обнаруживается в том способе, каким устроены или упорядочены различные жизненные отношения людей (семья, гражданское общество, государство, церковь) [1, с. 3–4].
Возвращаясь к теме нравственности, а именно к интуитивной теории нравственности, необходимо отметить, что Г. Спенсер указывал на то, что это не та теория, которая признает имеющиеся у нас побуждения склонности или отвращения к известного рода поступкам, «а та которая смотрит на эти чувства, как на дарованные нам свыше и совершенно независимые от результатов нашего собственного опыта или опыта наших предков» [3, с. 43].
Г. Спенсер был убежден в том, что всякая школа, какими бы проблемами она не занималась, неизбежно должна признавать конечной нравственной целью такие известные состояния чувствования, как удовольствие, наслаждение и счастье. Пытаясь объяснить, каким же образом возникает чувство нравственной обязанности и откуда появляется чувство нравственного долга, Г. Спенсер обосновывает, что это есть отвлеченное чувство, которое рождается также, как и рождаются отвлеченные идеи. «Чувство долга или нравственной обязанности имеет переходный характер и будет уменьшаться вместе с возрастанием нравственности» [3, с. 139–143].
Важно отметить, что на нравственное сознание, — отмечает Г. Спенсер, — в полном смысле этого слова, — не следует смотреть, как на обязательства, которые искусственно налагаются внешне. Полное приспособление к общественному состоянию должно привести к исчезновению такого элемента, как нравственное сознание, которое Г. Спенсер обозначает словом обязанность. «Нравственные чувства, выдвигаясь на сцену в должное время в должном месте и в должных размерах, будут существовать, в некоторых случаях, скрытые идеи о тех бедствиях, которые явились-бы последствием неповиновения этим чувствам… Удовольствие и страдания, производимые нравственными чувствами, станут, подобно телесным удовольствиям и страданиям, побуждать или удерживать эти чувства приноровленные к требованиям жизни, так что нравственное поведение станет совершенно естественным поведением» [3, с. 144–147].
Соглашаясь с моралистами интуитивной школы относительно существования нравственного чувства, Г. Спенсер все же имел иную точку зрения относительно его происхождения. Чувства вообще, акцентировал он, не могут быть сверхъестественного происхождения, они могут быть только естественного происхождения; «чувства, обобщенные дисциплиной общественных деятельностей, как внутренних, так и внешних, не могут быть одинаковыми во всех людях, но более или менее различаются везде, подобно тому, как различаются и общественные деятельности» [4, с. 15–16].
Этика социальной жизни и этика индивидуальной жизни, отмечал Г. Спенсер, не могут быть отделимы одна от другой, ведь все действия человека связаны в большинстве случаев с действиями других людей. Следовательно, результаты поведения человека бывают чисто личными, но часто случается и так, что второстепенные результаты могут быть и социальными [4, с. 176].
Анализируя истинное назначение этики, как науки, в деле развития и совершенствования нравственности, Г. Спенсер утверждал, что наука, игнорируя всякие нормы и правила, создает нам «критерий нравственности, который будет основан на незыблемых законах поведения и потому будет вечен, как вечны эти законы» [3, с. XIV].
Также как и Г. Спенсер, Г. Гёффдинг рассматривал саму науку и её роль в современном мире. Так Г. Гёффдинг отмечал, что наука непременно возникает из самой жизни. Однако её постоянно то стесняют искусственными средствами, когда это нужно, то заботятся о её процветании. Если естествознание возникло из требований практической жизни, из потребности господства над внешней природой, то философия возникла из вопросов, задавать которые принуждает нас сама жизнь, тогда как история возникает из потребности закрепить и обеспечить память о жизни народа и человечества [1, с. 260].
Знание или наука, отмечает Г. Гёффдинг, вырастают из потребностей жизни и сохраняют постоянно живую связь с ней, и если центр духовной жизни усматривается не в интеллектуальной (умственной) области, а в чувстве и воле, то тогда возникает опасность раздвоения в отдельном индивидууме и опасность разрыва в обществе, которые легко вызываются умственным развитием, будут уменьшены. Но такую опасность, уверен Г. Гёффдинг, можно избежать, даже не подавляя при этом свободного развития, а также не прибегая к реакционному или революционному способу [1, с. 261].
Научная этика, утверждает Г. Гёффдинг, не является вредной и ненужной. Она «развиваясь и освобождаясь сама прямо из положительной морали, являясь сама её голосом, она воздействует обратно на эту положительную мораль и решает такие задачи, которые иным путем не могли бы быть решены» [1, с. 4]. Также научная этика не претендует на место положительной морали, она только обосновывает, развивает и расширяет её.
Необходимо также отметить, что Г. Гёффдинг определял задачи научной этики, разделяя её на — этику историческую или сравнительную и философскую. Историческая этика стремится представить положительную мораль в том виде в каком она выступала в известное время у данного народа; которая стремится определить, каким образом происходило развитие положительной морали в разных условиях, и сравнить те формы, которые она принимала в разное время у разных народов. Также историческая этика отыскивает причины различных ступеней развития и форм — в определенных физических, психологических и исторических отношениях. Тогда, как задача второй — этики философской, «состоит не в описании или выяснении данных этических явлений, а в их оценке. Она — наука практическая и предполагает, что мы ставим себе цели, которые должны быть осуществлены человеческой деятельностью» [1, с. 6].
Однако не следует делать резкого разграничение между исторической и философской этикой, ведь они представляют весьма различный характер. «Представитель исторической этики, отмечает Г. Гёффдинг, не может освободиться от некоторых этических положений, а они могут иметь влияние на то освещение, в котором он видит прошедшее… с другой стороны, представитель философской этики естественно всегда есть дитя своего времени, своего народа и положительной морали, а господствующая мораль его времени и народа непременно будет оказывать различные влияния на его выводы» [1, с. 7–8]. Философская этика, отмечает Г. Гёффдинг, призвана быть научным учением об этической оценке, поэтому она должна стоять на тех же основах, как и любая другая наука. Также она не стремится нарушить принципы, выводы и гипотезы, которые были приобретены другими науками. Помимо этого философская этика занимается поиском принципов этической оценки человеческих поступков непосредственно в самой природе человека. Таким образом, Г. Гёффдинг определяет, что она в сущности является практической наукой, задача которой «состоит не столько в объяснении данных явлений, сколько в оценке известного рода данных явлений, а именно человеческих поступков» [1, с. 14–15].
Помимо того, что уже было сказано об этике научной, исторической и философской, по Г. Гёффдингу, — всякая этика есть практический идеализм, которая ставит перед собой цели, но цель не нечто сущую, а только долженствующую быть. Стало быть, всякая этика определяет побуждение, одушевленное чувство и стремление, связанное с представлением о том к чему стремится. Если бы действительность удовлетворяла каждую потребность, отмечает Г. Гёффдинг, не было бы идеала, а следовательно не было бы и этики. Однако идеал, который мог бы служить этике, должен быть выше действительности, он должен иметь некоторые пункты соприкосновения с данной действительностью, так чтобы была возможность приближения идеала к действительности. «То, чего требует этика, должно быть возможно физически, психологически и исторически, и не должно противоречить законам действительного мира» [1, с. 42].
В данном контексте следует отметить, что Г. Спенсер с предостережением относился к слишком ревностному стремлению к идеалу. Он соглашался с тем, что нормальное преобразование должно идти вперед, но только умеренно. Умеренность во всех вещах, а также и в самокритицизме, это одна из основных заповедей Г. Спенсера. Ведь непрестанное пересматривание собственных действий может привести к болезненному сознанию, которое в корне отличается от нормального сознания, которое сопровождается правильными действиями. «Из состояния непрочного равновесия, можно понизиться до такого прочного равновесия, в котором первобытная природа снова, утверждает самое себя. Результатом этого явится скорее регресс, чем прогресс» [4, с. 242].
Рассматривая этические проблемы затрагиваемые Г. Спенсером и Г. Гёффдингом в своих исследованиях, также следует обратить внимание на то, как они определяли культуру. Известно, что и наука, и культура очень тесно взаимосвязаны. Во все времена наука имела большое влияние на культуру. Под словом культура, в широком смысле, Г. Спенсер подразумевает приготовление к полной жизни. Также он отмечал, что культура заключает в себе всякую дисциплину и такое знание, которое необходимо для действительного самоподдержания и содержания семьи, или ведет к этому. Также она заключает в себе такое развитие дарований, «которое способствует утилизированию тех разнообразных источников удовольствий, какие природа и человечество добавляют для соответствующих условий. Первое из этих двух подразделений культуры имеет более, чем этическую санкцию, — этика даже предписывает это» [4, с. 196–197].
Говоря об умственной культуре, Г. Гёффдинг отмечал, что такая культура и не требует от человека, чтобы он знал все. Если есть возможность для развития настоящей способности мышления, тогда не исключается и самостоятельное образование, которое с успехом может существовать в весьма обширных кругах [1, с. 262]. Важнейшим же условием интеллектуальной культуры является свобода. Наука не может существовать в намеченных извне границах, она сама определяет свои границы, и сама решает, какие вопросы доступны её исследованию и какие она не в состоянии разрешить. Г. Гёффдинг отмечает, что «неразрешимых для нее вопросах наука все-таки оставляет за собой право исследовать уже существующие ответы на них, данные не ею, и искать, как происхождения этих ответов, так и причины, почему таковые оказались годными для людей» [1, с. 264].
Как в этическом, так и в физическом мире, царствует закон преемственности или непрерывности, потому нельзя перейти в одну стадию минуя другую, промежуточную. «Идея всеобщего царства человечности, отмечает Г. Гёффдинг, имеет пока только то значение, что она запрещает нам проводить произвольные границы, и что в каждом человеческом существе она видит некоторый центр, и таким образом не дает возможности в каком бы то ни было случае смотреть на человеческое существо только как на средство» [1, с. 276]. Также царство человечности, считает Г. Гёффдинг не может быть вне семьи, культурных обществ или государства, именно оно дает принципы для этической организации этих сфер. Ведь человек это не только член семьи, работник культуры, гражданин государства, он кроме этого он человек, отношения которого — и внутри семьи, и внутри культурных, обществ и внутри государства должны соответствовать человеческим отношениям, а именно — «жить как люди и поступать друг с другом как люди» [1, с. 276–377].
Следует отметить и то, что как и Г. Гёффдинг, Г. Спенсер также придавал значение человечности в отношениях между людьми. Г. Спенсер отмечал, что «в настоящее время индивидуальный человек обязан в своей жизни относится с должным уважением к жизни других людей, принадлежащих к тому-же самому обществу» [3, с. 150–151].
«Современному человеку, отмечает Г. Гёффдинг, часто кажется, что дальнейший прогресс требует столь многих условий, что можно сомневаться, будут ли они когда нибудь налицо. История часто носит для нас трагический характер, так как мы видели, что лучшие силы не редко сокрушались или терпели несчастья, а действительность оказывала через чур большое противодействие, и маленькие источники не могли быть соединены в один поток» [1, с. 281]. Однако, человечество должно было убедиться в том, что всё великое требует времени, а начало чего-то великого часто остается в тени. Но не следует отчаиваться, говорит Г. Гёффдинг, а нужно «жить и приобретать опыт раньше чем могут образоваться идеи, которые способны обратно воздействовать на жизнь» [1, с. 281–282].
Следовательно, подводя итого всему изложенному необходимо подчеркнуть, что сегодняшняя жизнь свидетельствует о тех переменах, которые произошли в течении нескольких тысяч лет, и те перемены, которые возможно принесут с собою и будущие тысячелетия, положат солидное основание к тому, что в дальнейшей перспективе будет реализован идеал человека, для которого нравственные побуждения, настолько будут объединены с субъективными влечениями человеческой природы, что отпадет потребность в каких-либо назиданиях. И мы получим такое человечество, которое буде приноровлено к гармонии социальной жизни, в которой каждый сможет приводить в исполнение совершенно добровольно и охотно все необходимые потребности, не нанося при этом другим никакого вреда, что позволит полностью насладиться целостностью человеческого существования.
Литература:
1. Гёффдинг Г. Этика, или наука о нравственности: Изложение этических принципов и их применение к различным житейским отношениям: [под ред. и с предисл. Л. Е. Оболенского]; Изд. 3-е. — М.: Издательство ЛКИ, 2012. — 400 с.
2. Кропоткин П. А. Этика. Происхождение и развитие нравственности: [Электронный ресурс];. — М.: Политизда, 1991. — Режим доступа: http://www.ereading.me/bookreader.php/1020029/Kropotkin_-_Etika.html
3. Спенсер Г. Научные основания нравственности. — В 3 частях. [Перевод с последнего (1892 г.) английского языка с примечаниями и вступительным очерком]. — С.-Петербург: Издание И. Перевозникова и И.Иванова, 1896. — 560 с.
4. Спенсер Г. 1. Научные основания нравственности: индукция этики. 2. Этика индивидуальной жизни; [перевод с англ.; примеч. А.Федорова]. — Изд. 2-е. — М.: Издательство ЛКИ, 2008. — 248 с.
