- Для обозначения активности субъекта в смеховой
ситуации мы полагаем целесообразным ввести понятие «смеховое
поведение», которое до настоящего момента, как показал анализ
литературных источников, использовалось в таких дисциплинах, как
культурология (О.К. Бузина, И.Ю. Роготнев, Н.А. Сайнаков),
этнография, этнология, антропология (Ю.А. Артёмова,
А.С. Козинцев), история (С.В. Карагодина, И.Ю. Николаева),
лингвистика (И.В. Косолобова). Отечественные психологи при
описании феноменов юмора и смеха к употреблению данного термина
практически не прибегали. Так, нами была найдена всего одна статья
(«Смех, улыбка и эмоционально-практическое взаимодействие как
индикатор нормального развития в раннем возрасте»
Н.Н. Щербакова), автор которой использовал данный термин.
Однако понимал его он очень узко – как улыбки и смех индивида
в ответ на какой-либо стимул [1].
- В англоязычных психологических текстах словосочетание «laughing behavior» используется в основном для обозначения приступов насильственного смеха при синдроме Эйнджелмена. На наш взгляд, наиболее близкими по смыслу русскоязычному концепту «смеховое поведение» являются следующие англоязычные выражения: «laughter as action» («смех как действие / деятельность»), «laughter as behavior» («смех как поведение»), «laughter as response» («смех как реакция»), «laughter as behavioral strategy» («смех как поведенческая стратегия»), «laughter as type of behavior» («смех как тип поведения»).
- Среди отечественных учёных, рассматривавших понятие смехового поведения, а также внёсших вклад в его разработку, мы считаем необходимым представить точку зрения М.М. Бахтина [2; 3], Ю.А. Артёмовой [4], С.В. Карагодиной [5], А.Г. Козинцева [6-8], И.Ю. Николаева [5].
- А.Г. Козинцев смеховое поведение называет «игрой беспорядка», во время которой мы «временно нарушаем правила культуры и здравого смысла»; и наслаждаемся непосредственно этой игрой, а вовсе не пытаемся использовать смех как инструмент познания высмеиваемого [8]. Учёный полагает, что стимулом к изучению смехового поведения у людей стали работы Я. ван Хофа и других приматологов [7]. До этого в исследованиях часто фигурировал термин «смеховой инстинкт», введённый У. Макдугаллом [9]. Подлинным началом смехового поведения у людей, по мнению А.Г. Козинцева, является архаический праздник, где «царили смех и мир и никто не путал шуточную агрессию с подлинной». В этом отношении архаические люди, судя по всему, напоминали маленьких детей и родственников человека по отряду приматов.
- В онтогенезе наблюдается то же самое. Если у маленьких детей игровая агрессия никогда не перерастает в «настоящую», то в процессе социализации, по мере взросления и вытеснения биологических импульсов культурными это происходит все чаще. К 12-13 годам игровую агрессию уже трудно отличить от настоящей драки [10].
- Ю.А. Артёмова под смеховым поведением понимает «инструменты социального взаимодействия, которые характеризуются полифункциональностью и энергоёмкостью», т.е. формы смехового поведения, к которым автор относит подшучивания, поддразнивания и смеховые ритуалы, могут в зависимости от задач выполнять разные функции, в том числе сразу несколько в рамках одного акта взаимодействия. Автор различает нормативное и ненормативное (спонтанное, не предусмотренное социальными нормами) смеховое поведение, а также рассматривает его как «атрибут определенных видов практической деятельности» и указывает на его групповой характер. Ю.А. Артёмова предлагает две парадигмы для объяснения смехового поведения – аффективную и когнитивную. С точки зрения аффективной парадигмы причины смеха можно искать в наличии мотивационного конфликта, а с точки зрения когнитивной – в наличии когнитивного конфликта. Также учёная указывает, что пол и возраст в зависимости от социального контекста по-разному будут влиять на смеховое поведение [4]. К. Банников указывает также, что смеховое поведение регламентируется социальным статусом [11, с. 176].
- Смеховое поведение, если мы будем придерживаться понимания М.М. Бахтина, тесно связано с карнавалом. Смех в ситуации карнавала охватывает всех участников. Социально-психологическое значение карнавала заключается в разрядке внутрисоциальной напряженности, достигаемой посредством инверсии ролей и снятия запретов, поскольку смех, сопровождающий протекание карнавала, согласно концепции М.М. Бахтина, отменяет существующую социальную иерархию. Кроме того, смех, по М.М. Бахтину, амбивалентен: он весёлый и одновременно насмешливый, высмеивающий; отрицающий и утверждающий. Также он не отделим от того контекста, в котором происходит – «смеховой культуры» [2].
- Согласно концепции М.М. Бахтина, смех становится возможным только во взаимодействии двух сознаний (я и другого); в результате их взаимопроникновения, которое подразумевает не только активность познающего субъекта (понимание выражения смешного), но и активность открывающегося (умение выразить это смешное и раскрыться для нашего познания, т.е. позволить другому над этим смешным [над собой] посмеяться) [3]. Таким образом личность контактирует с другой личностью. Точка контакта – это поле встречи двух сознаний, зона их внутреннего контакта. Только в этой точке становится возможным диалог, «слияние кругозоров», а как следствие познание и понимание друг друга, которое в случае наличия соответствующих тому предпосылок (ситуаций, людей, личностных свойств) ведёт к смеху. Возникает вопрос, для чего нужен этот «двусторонний акт познания», имеющий своим итогом смех. М.М. Бахтин полагает, что только созерцая себя в зеркале («я-для-другого, с точки зрения другого»), а не с помощью внутреннего самосозерцания, мы «созерцаем и понимаем свою наружность», названную философом «я-для-себя». Таким образом, наблюдение за реакцией другого субъекта, играющего роль социального зеркала, делает возможным «овнешнение» ядра нашей души, нашего «я-для-себя» [3]. Можно прийти к выводу, что мы смеёмся для другого (ожидая, что наш смех разделят, демонстрируя тем самым наше существование, нашу значимость); с помощью другого (отражаясь в нём). Мы стараемся познать себя с помощью другого и облегчить познание нас этим другим; пытаемся понять этого другого, вовлекая его в смеховой процесс. Тогда и смешными мы пытаемся быть тоже для другого, чтобы заполучить оценку себя (смех), подтверждающую занимаемое нами положение. Таким образом, появление смеха возможно только при встречной активности субъектов в ходе диалогического акта познания: один умеет выражать смешное и позволяет смеяться другому, второй – умеет это смешное видеть и понимать.
- И.Ю. Николаев и С.В. Карагодина в свою очередь отмечают, что за такой поведенческой практикой человека, как смех, кроются те или иные ценностные установки, которые и являются предпосылками смехового поведения. Кроме того, авторы проанализировали те аспекты поведения, которые, по их мнению, связаны с осуществлением и демонстрацией власти. Прежде всего, это «символические проявления господства, облекаемые в смеховую форму: насмешки, высмеивание, демонстрация собственного превосходства, манера себя держать с осмеиваемым». Одним из атрибутов смехового поведения авторы назвали игру [5].
- Среди зарубежных учёных наиболее близкие по смыслу к русскоязычному концепту «смеховое поведение» понятия разрабатывали Р. Провин и Ф. Гленн. Р. Провин давал следующее определение смеху как форме поведения: смеховое реагирование на определённый стимул [12]. Ф. Гленн дефинировал смеховое поведение как действия индивида по провоцированию смеха у себя или других, а также непосредственно реакция смеха с сопровождающими её изменениями в мимике, пантомимике и т.д. [13].
- Учитывая приведённые выше формулировки, а также то, что смеховое поведение всегда обусловлено каким-либо контекстом (обозначаемым учёными такими терминами, как «смеховая культура», «смеховой мир» и др.), теми обстоятельствами, в которых оно происходит, нами было сформулировано следующее определение смехового поведения: смеховое поведение – это совокупность реакций субъекта на смеховую ситуацию, а также активность, направленная на её создание / возникновение. Понятие смеховой ситуации, напомним, было рассмотрено нами ранее как фрагмент социальной жизни, который определяется вовлеченными в него людьми и совокупностью их ролей, вызвавшими смех событиями и эффектом, который оказывает смех на участников взаимодействия [14].
- Концепт «смеховое поведение» нуждается в дальнейшей операционализации, осуществить которую возможно лишь путём проведения новых эмпирических исследований данного феномена и применения методов наблюдения и эксперимента, а также научного теоретизирования при анализе его детерминант, особенностей и форм осуществления, а также спектра функций, реализуемых человеком посредством смеха.
- Литература:
- В англоязычных психологических текстах словосочетание «laughing behavior» используется в основном для обозначения приступов насильственного смеха при синдроме Эйнджелмена. На наш взгляд, наиболее близкими по смыслу русскоязычному концепту «смеховое поведение» являются следующие англоязычные выражения: «laughter as action» («смех как действие / деятельность»), «laughter as behavior» («смех как поведение»), «laughter as response» («смех как реакция»), «laughter as behavioral strategy» («смех как поведенческая стратегия»), «laughter as type of behavior» («смех как тип поведения»).
- Щербаков, Н.Н. Смех, улыбка и эмоционально-практическое взаимодействие как индикатор нормального развития в раннем возрасте / Н.Н. Щербаков // Вестник Сибирского Федерального Университета. – 2006. – № 11. – С. 90–92.
- Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса / М.М. Бахтин. – М. : Худ. лит., 1990. – 543 с.
- Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. – М. : Искусство, 1986. – 444 с.
- Артемова, Ю.А. Смеховое поведение: формы и функции (этнолого-психологический аспект) : дис. … канд. ист. наук: 07.00.07 / Ю.А. Артёмова. – М., 2006. – 204 л.
- Николаева, И.Ю., Карагодина, С.В. Природа смеха и природа власти Ивана Грозного и Козимо Медичи. Сравнительный анализ в контексте раннеевропейских процессов перехода // Междисциплинарный синтез в истории и социальные теории: теория, историография и практика конкретных исследований / под ред. Б.Г. Могильницкого [и др.]. – М. : ИВИ РАН, 2004. – С. 131–141.
- Козинцев, А.Г. Антропология смеха / А.Г. Козинцев // Ритуальное пространство культуры : материалы Междунар. форума, СПб, 26 фев.–7 мар. 2001 г. / СПбГУ ; редкол.: А.А. Бурыкин [и др.]. – СПб, 2001. – С. 152–157.
- Козинцев, А.Г. Смех, плач, зевота: Психология чувств или этология общения? / А.Г. Козинцев // Этология человека на пороге XXI века / под ред. М.Л. Бутовской. – М. : Старый сад, 1999. – С. 97–121.
- Козинцев, А.Г. Человек и смех / A.Г. Козинцев. – М. : Алетейя, 2007. – 240 с.
- McDowgall, W. An introduction to social psychology / W. McDowgall. – 28th edn. – London : Methuen, 1963. – P. 387.
- Boulton, M.J., Smith, P.K. The social nature of play fighting and play chasing: Mechanisms and strategies underlying cooperation and compromise // The Adapted Mind: Evolutionary Psychology and the Generation of Culture / J.H. Barkow (Eds.). – New York : Oxford University Press, 1995. – P. 429–444.
- Смех: истоки и функции : сб. науч. ст. / Рос. акад. наук, Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого ; науч. ред. А.Г. Козинцев. – СПб. : Наука, 2002. – 223 с.
- Provine, R.R. Laughter: a scientific investigation / R.R. Provine. – New York : Penguin Books, 2000. – 228 p.
Glenn, P. Laughter in interaction / P. Glenn. – Cambridge : Cambridge University Press, 2003. – 190 p.
- Хонский С.И. Смех как компонент межличностного взаимодействия в группах детей трех и пяти лет / С.И. Хонский // Молодой ученый. – 2011. – №11. – Т.2. – С. 141–143.