Людвиг Витгенштейн как-то сказал: «Ты, в сущности, не знаешь, что ты имеешь в виду под словом игра» [1, с. 216]. Его интересовало это порождение человеческого, он хотел понять, что же является общим для всех игр, что свойственно им всем? Казалось бы, это достаточно лёгкий вопрос и ответ на него найти довольно просто. Но такие характерные признаки для игры как развлечение, победа, поражение, удача, ловкость, соперничество свойственны далеко не всем играм. К примеру, в пасьянсе нет соперничества, в подбрасывании мяча нет ни победы, ни поражения, в шахматах отсутствует удача и ловкость.
«ИГРА, вид непродуктивной деятельности, где мотив лежит не в результате ее, а в самом процессе», — написано в Большой Советской энциклопедии. Можно ли, однако, считать «непродуктивной деятельностью» футбольные, хоккейные, шахматные матчи, приносящие участникам и устроителям громадные прибыли, а зрителям — удовольствие от волнующего зрелища? Интересующий нас вид игры (языковая игра) также не подходит под приведенное выше определение игры: хорошая шутка (вспомним шутки Пушкина, Минаева, Маяковского, остроумные анекдоты) — это продукт, имеющий такую же эстетическую ценность, как любое произведение искусства.
Иногда считают, что языковая игра — это игра слов. Действительно, на обыгрывании лексической многозначности или омонимии построен основной, самый распространенный вид языковой игры — каламбур. Для языковой игры используются (пусть не в равной степени) ресурсы всех языковых уровней.
Языковая игра активизирует внимание носителей языка к языковой форме, к ее структурным элементам, она связана с ситуацией неожиданности, обусловленной нарушением в игровом тексте каких-либо норм и стереотипов и осознанием этого нарушения.
Например, Л. Витгенштейн определяет языковую игру как одновременно и контекст, и определенная исторически сложившаяся форма деятельности. Указывая на то, что в языковой игре действия и слова тесно взаимосвязаны, Витгенштейн выступает против сугубо теоретического рассмотрения языка как формальной структуры, картины, набора значений. Целью Витгенштейна является показ того, что все формы опыта и деятельности представляют собой проявления языка и невозможны вне его. Языковая игра — это особый вид речетворческой семиотической деятельности.
В свете металингвистики языковая игра определяется как и всякая игра, она осуществляется по правилам, к которым относится: 1) наличие участников игры — производителя и получателя речи, 2) наличие игрового материала — языковых средств, используемых производителем и воспринимаемых получателем речи, 3) наличие условий игры, 4) знакомство участников с условиями игры, 5) поведение участников, соответсвующее условиям и правилам игры.
Как лексико-стилистический прием, языковая игра — это некоторая языковая неправильность (или необычность), и, что очень важно, неправильность осознаваемая автором и намеренно допускаемая. При этом читатель должен понимать, что это «нарочно так сказано», иначе он оценит соответствующее выражение как неправильность или неточность.
Функциями языковой игры являются и случаи дружеского подтрунивания, любовного подшучивания, стремление развлечь себя и собеседника, а также стремление к самоутверждению. Можно выделить ещё одну чрезвычайно важную функцию языковой игры — языкотворческую.
Чтобы научиться шутить, полезно знать, как создаются шутки и анекдоты и какие приемы, способы и принципы используются для их построения. Многие шутки построены одновременно на нескольких принципах:
- аллитерация:
Роуз в поле бритву нашла,
К Джейку с вопросом она подошла.
Джейкоб ответил: «Губная гармошка».
Всё шире и шире улыбка у крошки.
- интонация:
Сидят Эммет и Джаспер. Эдвард чихает.
Будь здоров!
Спасибо!
Пожалуйста!
Не умничай!
Да иди ты!
- нарочитое нарушение действующих орфографических правил:
Идёт Эдвард по улице. И видит, на ветке, держась зубами, висит Белла.
Эдвард (испуганно):
— Белла, что случилось?!
Белла (не разжимая зубов):
— Не вишь, шок берёжовый пью.
- удвоенное написание гласных и согласных:
—Тепло ли тебе девица, тепло ли тебе красная? — спрашивал Дед Мороз, бегая вокруг замерзающей маленькой девочки.
— Д-да ид-ди т-ты, д-дальтоник, — стуча зубами, ответила синяя девочка.
- шутливое нарушение принципов употребления прописных и строчных букв:
Украинский коментатор:
— Новости спорта....... СПОРТилось сало!
- обыгрывание сокращений:
Бэлла спрашивает:
— Сэм, а какой породы Джейкоб?
— Вампиродав.
— Странно… Но он не похож на вампиродава… маленький… худенький…
— Потому и вампиродав… им вампиры давятся…
- аномальность опущения основы слова:
Выходя из аудитории, профессор говорит:
— Следующая лекция состоится во вторницу… — а потом кричит в дверь, — «ник!»
- расчленение словоформы
Собираются Эд и Белла на пикник.
Эдвард Белле:
— Дорогая, я тут подумал о Джейкобе и…
Белла:
— Нет! Даже не говори! Джейкоба на шашлык — ни-ког-да!
- транспозиция форм числа:
Одна девочказакончила университет…
- обыгрывание категории вида и времени, компрессия:
Школа. Первый класс. Идёт урок арифметики. Учительница спрашивает у еврейского мальчика:
— Беня, представь себе, что у тебя 6 яблок, половину ты дашь Ване, сколько у тебя останется?
— Таки, пять с половиной!
- обстоятельства места:
— У моих паППы и маММы ниККогда не было детееей.
— А откуда же тогда вы?
— Я из ЭсТоонии...
- синтаксическая контаминация:
Не так страшен стоматолог, как его прейскурант.
- использование номинативных единиц:
— Вовочка! Как зовут твою маму?
— Не знаю.
— Ну, а как ее папа зовет?
— «Иди сюда».
- обыгрывание свойств фразеологизмов:
Вчера к Вольтури поступил тревожный звонок. Вампиры занервничали, но трубку не сняли.
Система средств и способов реализации комических интенций в анекдоте представляет собой достаточно условную коммуникативную подсистему русского языка/речи. Она некоторым образом замкнута, относительно независима от естественного рече-языкового субстрата, имеет свои внутренние особенности генезиса, устройства, функционирования и развития. У нее своеобразные отношения с внешним для нее миром (как языковым, так и внеязыковым), специфические функции в нем; соответственно — специфические парадигмы, в которые входит эта система и ее отдельные проявления. Соответственно и внутреннюю сущность всего текстового пространства анекдотов (макроуровень) и текста отдельного анекдота (микроуровень) составляют специфические структуры.
Как всякое сложное языковое явление русский анекдот может описываться (моделироваться) в разных аспектах, образующих разные его парадигмы: историко-диахронном, социолингвистическом, психолингвистическом, когнитолингвистическом, лингвоэстетическом, лингвосемиотическом, лингводидактическом (например, занимательные материалы для школы) и т. п.
Можно дать такой общий совет. Ресурс для шутки — юмористическую идею — следует искать в объекте (виновнике) шутки. Над кем (чем) хотите посмеяться, в том и ищите смешное.
Литература:
1. Белянин В. П., Бутенко И. А. Живая речь: (Словарь разговорных выражений). — М.: ПАИМС, 1994. — С. 192.
2. Земская Е. А., Китайгородская М. А., Розанова Н. Н. Языковая игра // Русская разговорная речь. — М., 1983. — 276 с.
3. Москвин В. П. Стилистика русского языка: Приёмы и средств выразительной и образной речи (общая классификация): Пособие для студентов. — Волгоград: Учитель, 2000. — 198 с.
4. Русские народные анедоты. 365 застольных анекдотов. Ростов на Дону: Владис, М.: Рипол Классик, — 2008. — 64 с.
5. Санников В. З. Русский язык в зеркале языковой игры. 2-е изд., испр. и доп. — М.: «Языки русской культуры», 2002. — 552 с.
6. 365 анекдотов про вампиров / [сост. Д. А. Молодченко]. — Ростов н/Д.: Владис. — М.: РИПОЛ классик, 2011. — 64 с.
