В статье автором рассматриваются проблемы соотношения мер пресечения в виде домашнего ареста и запрета переделённых действий. Сделан вывод о том, что введение в текст уголовно-процессуального закона новой меры пресечения в виде запрета определенных действий было целесообразно с точки зрения разграничений понятий полная и частичная изоляция, ранее присутствовавших в ранее действовавшей редакции ст. 107 УПК РФ. В статье также рассматривается природа запрета определенных действий, делается вывод о необходимости отнесения их не к мерам пресечения, а к иным принудительным мерам, что позволит их распространить на все меры пресечения и одновременно устранит противоречия с ч. 1 ст. 967 УПК РФ.
Ключевые слова: уголовное судопроизводство, Уголовно-процессуальный кодекс российской Федерации, меры пресечения, домашний арест, изоляция, запрет определенных действий.
In the article, the author examines the problems of the correlation of preventive measures in the form of house arrest and the prohibition of prohibited actions. It is concluded that the introduction of a new preventive measure in the form of a ban on certain actions into the text of the criminal procedure law was expedient from the point of view of differentiating the concepts of complete and partial isolation, previously present in the previously valid version of Article 107 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation. The article also examines the nature of the prohibition of certain actions, concludes that it is necessary to attribute them not to preventive measures, but to other coercive measures, which will allow them to be extended to all preventive measures and at the same time eliminate contradictions with Part 1 of Article 967 of the Criminal Procedure Code of the Russian Federation. Keywords: criminal proceedings, Criminal Procedure Code of the Russian Federation, preventive measures, house arrest, isolation, prohibition of certain actions.
Меры пресечения являются одним из самых старейших институтов и одним из самых дискуссионных институтов уголовного судопроизводства. Это связано с тем, что в мерах пресечения, с одной стороны, появляется принудительная сила государства, ограничивающая конституционные права подозреваемого (обвиняемого), с другой стороны, применение мер пресечения ограждает интересы других участников уголовного дела (свидетелей, потерпевшего), а также содействует установлению правосудия и пресечению преступной деятельности обвиняемого. Именно с учетом указанных позиций, применение меры пресечения — это всегда баланс между соблюдением конституционных прав обвиняемого (подозреваемого) и интересами общества при расследовании и рассмотрении уголовных дел в рамках уголовного судопроизводства. В связи с этим, политика нашего государства направлена на гуманизацию применения мер пресечения, при котором приоритет отдается тем мерам пресечения, которые не связаны с заключением под стражу [1, с. 472].
Домашний арест как мера пресечения была введена в уголовное судопроизводства, как альтернатива заключению под стражу и является для российского правопорядка относительно новой. Под домашним арестом следует понимать ограничение, целью которого является обеспечение должного поведения подозреваемого (обвиняемого) в условиях «мягкой» изоляции при проживании в собственном жилом помещении, либо ином жилом помещении, указанном в законе, при условии возможного применения дополнительных запретов (ст. ст. 107, 105.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации [2], далее — УПК РФ).
В 2018 году в УПК РФ были внесены существенные изменения в системы мер пресечения, в результате чего в тексте уголовно-процессуального закона появилась новая мера пресечения — запрет определенных действий, которая по прямому указанию законодателя может применяться в качестве самостоятельной меры пресечения, а также совместно с залогом или домашним арестом (ст. 105.1 УПК РФ) [3]. При этом, следует согласиться с точкой зрения тех исследователей, которые полагают, что и другие запреты, которые содержатся в современной редакции ст. 105 УПК РФ, были выделены законодателем из ранее действовавшей формы домашнего ареста, при котором обвиняемому могло быть запрещено общаться с определёнными людьми, использовать мобильную связь или пользоваться телекоммуникационными сетями, включая сеть Интернет. В современном прочтении, данные и иные запреты представляют собой отдельную меру пресечения [4, с. 554].
Внесение указанных изменений на практике повлекло определенные проблемы.
Системный анализ положений УПК РФ показывает, применение одновременно двух мер пресечения невозможен, о чем прямо указано в ч. 1 ст. 97 УПК РФ, в которой указано, что уполномоченное лицо вправе выбрать только одну из мер пресечения и применить ее к лицу, а ч. 1.1 ст. 97 УПК ПФ прямо указывает на то, что запрет определенных действия является дополнительной обязанностью, которую суд может наложить на обвиняемого при применении таких мер пресечения как залог, домашний арест. связи с этим, некоторые исследователи ставят под сомнение отнесение запрета определенных действий собственно, к мерам пресечения
В связи с этим, следует обратить внимание на позицию А. Р. Белкина, который полагает, что запрет определенных действий нельзя относить к мерам пресечения, а следует именовать иной мерой принуждения, и ввести возможность ее применения дополнительно ко всем мерам пресечения [5, с. 44].
М. В. Корнякова так же отмечает, что «происходит смешение разнопорядковых категорий — запреты как мера пресечения в данном случае понимается в качестве дополнительных обязательств подозреваемого или обвиняемого» [6, с. 74].
Вместе с тем, введение данной меры пресечения имело и положительную сторону и представлялось целесообразным не только с точки зрения юридической техники, но и с точки зрения более точного определения содержания домашнего ареста как меры пресечения.
Так, в соответствии с действующей редакцией ст. 107 УПК РФ суть домашнего ареста как меры пресечения состоит в изоляции об общества, без таковой он не может применяться, изоляция — это одно из сущностных признаков домашнего ареста. Как отмечает В. В. Агильдин, «степень изоляции гораздо мягче, чем при заключении под стражу, но все-таки это изоляция. А мягкость данной изоляции выражается, в основном, в месте исполнения данной меры пресечения» [7, с. 6].
В ранее действовавшей редакции, изоляция при домашнем аресте могла быть полной или частичной — в зависимости от обстоятельств дела, личности обвиняемого и тяжести совершенного им преступления. Указанными изменениями частичная изоляция при домашнем аресте была изъята из ст. 107 УПК РФ и преобразована в запрет, предусмотренный п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ.
В связи с этим, в научном сообществе ставился вопрос о целесообразности внесенных изменений, так как указанные запреты применялись в прежней редакции ст. 107 УПК РФ.
Такое решение законодателя, с одной стороны, обосновано тем, что необходимо разграничивать сроки, засчитываемые в срок содержания под стражей и впоследствии — в срок наказания, так как по своей природе заключение под стражу и домашний арест с правом покидать жилище являются несоизмеримым по тем последствиям и ограничениям, которые переживает подозреваемый (обвиняемый) [8, с. 116]. С другой стороны, домашний арест в ныне действующей редакции в большей степени отвечает степени строгости и месту в иерархии мер пресечения, как наиболее строгая мера пресечения после заключения под стражу. Кроме того, с исключением из нее частичной изоляции, домашний арест в правовом смысле стал в большей степени отвечать термину «арест», используемом в названии меры пресечения, а также той степени ограничения свободы, которая допускается при избрании данной меры пресечения.
Решение проблемы соотношения домашнего ареста и запрета определенных действий видится или в вынесении запретов определенных действий за пределы мер пресечения и отнесения их к иным мерам процессуального характера, что позволит их распространить и на иные меры пресечения, например, подписку о невыезде, с одновременной дифференциацией срока меры пресечения и ее учета при назначении уголовного наказания по приговору суда в зависимости от критерия ограничения свободы передвижения или лишения свободы (заключение под стражу — полная изоляция в специализированных местах, и ограничение свободы в условиях домашнего ареста), так как в принципе невозможно сравнивать изоляцию от общества в условиях специализированных учреждений, в которых теряются социальные связи, возможность работать, рушатся семейные и иные отношения, с условиями даже полной изоляции в условиях собственного жилища, позволяющих в большей степени сохранять социальные и семейные связи, работу, сохранять источник дохода, что особенно важно с точки зрения возможности возмещения ущерба, причиненного преступлением.
Таким образом, введение новой меры пресечения в виде запрета определенных действий должно было не только дифференцировать именно домашний арест с изоляцией от общества и придать ему более четкие черты, но и последовательно реализовать принцип справедливости в уголовном судопроизводства в отношении исчисления сроков при избрании мер пресечения и их учет при назначении наказания.
Литература:
- Семёнов Е. А., Давыдова М. Г. Понятие и правовая природа домашнего ареста как меры процессуального принуждения // Инновационная экономика: перспективы развития и совершенствования. 2019. № 2 (36). С. 472–479.
- Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: Федеральный закон от 18 декабря 2001 г. № 174-ФЗ (в ред. от 9 марта 2022 г.) // Собрание законодательства РФ. 2001. № 52 (ч. I). Ст. 4921.
- О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части избрания и применения мер пресечения в виде запрета определенных действий, залога и домашнего ареста: федеральный закон от 18 апреля 2018 г. № 72-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2018. № 17. Ст. 2421.
- Филатова А. Ю., Жерновая Ю. Е., Леплявкина Е. С. Домашний арест и запрет определенных действий: сравнительно-правовая характеристика // Аллея науки. 2020. Т. 1. № 12 (51). С. 553–557.
- Белкин А. Р. Запрет определенных действий — хорошо ли он определен? // Судебная власть и уголовный процесс. 2019. № 2. С. 43–50.
- Корнякова М. В. Соотношение домашнего ареста и запрета определённых действий: проблема эффективности новой меры пресечения // Альманах молодого исследователя. 2021. № 10. С. 71–75.
- Агильдин В. В. Домашний арест в контексте Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод // Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод: проблемы реализации в российском уголовном судопроизводстве (к 25-летию членства Российской Федерации в Совете Европы): материалы международной научно-практической конференции. Редколлегия: К. А. Волков (отв. редактор) [и др.]. Хабаровск, 2021. С. 5–8.
- Рудич В. В. Механизм применения мер пресечения в российском уголовном судопроизводстве: дис.... докт. юрид. наук. Екатеринбург, 2020. 538 с.
