Проведенное исследование направлено на рассмотрение правового нормирования вопросов привлечения лиц к субсидиарной ответственности при проведении процесса банкротства, анализируется история становления законодательства в этой сфере, выявляются существующие трудности и предлагаются пути решения.
Ключевые слова: субсидиарная ответственность, ликвидация, хозяйствующие субъекты.
Несмотря на определённый негативный характер, одним из эффективных способов оздоровления российской экономики является банкротство, представляющее собой особый порядок проведения ликвидации юридических лиц. Учитывая, что одним из основных факторов, влияющих на инициирование указанного процесса, является невозможность удовлетворения требований всех кредиторов в полном объёме, отношения несостоятельности изначально строятся на разнонаправленных интересах сторон.
Помимо этого, недобросовестные участники гражданского оборота используют банкротство как особого рода инструмент, позволяющий уйти от любых рисков несения ответственности и сохранить имущество организации. Практика показывает наличие значительного количества алгоритмов использования юридических лиц (зачастую группы таковых), позволяющих при минимальных затратах не удовлетворять требования кредиторов.
Острая необходимость стабилизации гражданских отношений в этой сфере и стремление России к укреплению цивилизованного рынка актуализировали вопросы правового нормирования ответственности лиц, так или иначе причастных к неразумному и недобросовестному ведению хозяйствующим субъектом собственной деятельности.
Базовым инструментом в этой сфере должна была стать возможность привлечения к субсидиарной ответственности физических лиц и иных организаций, «стоящих» за фигурой должника. Подобного рода подход деперсонализации ответственности коллективных образований получил в теории название «прокалывание (срывание, снятие) корпоративной вуали», а сама ответственность была установлена в ГК РФ.
Изначально, как в общем процессе банкротства, так и в сфере несостоятельности, субсидиарная ответственность базировалась на положениях п. 3 ст. 56 ГК РФ.
Указанные правовые предписания следует считать удачными по своему содержанию. Так, предусматривалась ответственность достаточно широкого круга лиц (не только учредителей (участников), ее полный размер и так далее. Однако она фактически не применялась на практике. Основной закон о банкротстве, действующий на тот момент, содержал аналогичную норму, но также не нашел широкого применения.
В 2009 г. законодатель предпринял ещё одну попытку создания эффективного механизма противодействия неправомерному банкротству. Концептуальные изменения были направлены на более детальное процессуальное регламентирование вопросов привлечения к ответственности. Существенных изменений в правоприменение эти новации не принесли.
Впрочем, нельзя не отметить, что в рассматриваемый период даже санкции уголовно-правового характера не приобрели существенного опыта применения. Привлечение к уголовной ответственности лиц за нарушение правил в сфере банкротства было практически не реализуемо.
Сложившаяся ситуация фактической невозможности привлечения к ответственности спровоцировала широкоформатное реформирование действующего законодательства. В итоге был принят ФЗ от 29 июля 2017 г. № 266-ФЗ [1], который выстроил современную парадигму субсидиарной ответственности в сфере банкротства и обозначил круг лиц, который может быть привлечен к таковой, и основания для этого. Сами правила привлечения к изучаемой ответственности получили обособление в рамках отдельной главы III.2 ФЗ от 26 октября 2002 г. «О несостоятельности (банкротстве)» (далее — ФЗ об банкротстве) [2]. Впрочем, внесенные изменения не изменили статус ст. 399 ГК РФ как родовой для изучаемого вида ответственности.
Принятые изменения весьма значительно изменили правила привлечения к ответственности директора и иных контролирующих лиц должника перед кредиторами.
Рассмотрим их подробнее.
Во-первых, правотворец предусмотрел достаточно широкий перечень оснований возникновения субсидиарной ответственности. Ранее закон, к сожалению, не мог похвастаться закреплением четкого перечня действий, совершение которых достаточно для привлечения к ответственности. Тенденцией же современного этапа следует признать постоянное расширение круга таковых.
Во-вторых, большим подспорьем в деле привлечения к ответственности контролирующего лица является возможность подачи соответствующего иска заранее, не дожидаясь конкурсного производства и непосредственной констатации факта недостаточности имущества. Одновременно может быть подано прошение о применении дополнительных мер обеспечительного характера непосредственно к имуществу предполагаемого контролирующего лица, а не должника. Применение этого правила позволяет обеспечить исполнение вынесенного судом решения, в случае его принятия.
В-третьих, весьма оригинальной стала попытка законодателя нивелировать последствия привлечения к руководству номинального директора. Фактически это были лица, которые исполняли роль руководителя, по закону должны были нести ответственность, однако реально никаких решений не принимали. На данный момент закон предусматривает возможность полного освобождения от гражданско-правовой имущественной ответственности такого лица (по своей сути это экстраординарное основание для исключения ответственности, что не характерно для гражданского права, в принципе), в случае содействия в выявлении истинно контролирующего лица (п. 9 ст. 61.11 ФЗ об банкротстве). Также были уточнены и критерии разделения реальных и номинальных руководителей (подп. 3 п. 4 ст. 61.10 ФЗ о банкротстве).
В-четвертых, в рассматриваемого рода нарушениях появилась возможность применять институт соучастия в совершении изучаемого ряда нарушений на основе критериев скоординированности, согласованности и единства цели [3; C. 189]. Одновременно была введена категория «контролирующих лиц» (именно для целей банкротного законодательства).
Следует отметить, что основные положения субсидиарной ответственности устанавливаются сразу рядом нормативно-правовых актов. Это положения ГК РФ, основного закона о банкротстве, а также предписания иных правовых актов (в частности, законов об отдельных организационно-правовых формах юридических лиц). Большое значение имеют также и наработки судебной практики, которые, правда, в рамках романо-германской правовой системы официально не имеют статус источника права.
Итак, на сегодняшний день положения об изучаемом виде ответственности прошли достаточно длительный путь становления, последние комплексные изменения следует охарактеризовать положительно, однако они не лишены некоторых недостатков.
Одной из существенных новелл стало включение в закон большого количества презумпций, предполагающих как общие границы круга лиц, которые могут быть призваны к ответственности, так перечень оснований, предполагающих однозначное нарушение прав кредитора в рамках процесса банкротства.
Введение подобного рода подхода должно было существенно упростить процесс доказывания для добросовестных кредиторов и одновременно упростить производство по делу, однако на практике участники оборота столкнулись с определённым «фанатизмом» со стороны правоприменителей, выразившимся в сплошном привлечении всех лиц, так или иначе подпадающих под признаки контролирующих и достаточно сложном пути доказывания собственной невиновности добросовестных лиц. Думается, к сожалению, принятые изменения не смогли создать необходимый компромисс и баланс интересов между кредитором и должником. Фактически о другой стороне медали — защите добросовестного предпринимателя — закон не заботится, таковые автоматически (при прямом трактовании закона) признаются законом виновными и вынуждены доказывать собственную добросовестность.
В сложившихся условиях судебная практика мозаично накапливает случаи допустимости применения правил о субсидиарной ответственности к тем или иным лицам. Так, уже традиционно в качестве контролирующих (а, значит, и ответственных) лиц признаются члены семьи граждан, имеющих официальное отношение к руководству юридического лица.
Формирующаяся практика, между тем, вызывает определенного рода сомнения. Так, знаковым по этому вопросу считается Определение ВС РФ от 23 декабря 2019 г. [4]. Им было разрешено сразу два различных требования: одно относительно привлечения к ответственности супруги руководителя организации и второе — в отношении его детей. Суд признал контролирующим субъектом жену учредителя, поскольку через принадлежащие ей фирмы выводились активы.
Второе требование удовлетворено не было. ФНС (заявитель) предполагала возможным привлечение детей к субсидиарной ответственности, поскольку накануне банкротства им были подарены выведенные активы организации. По мнению истца дети получили выгоду, являющуюся фактически незаконным приобретённым имуществом. Правоприменитель резюмировал, что дети не являются контролирующими. Однако ФНС имеет право оспорить сделки дарения как носящие мнимый характер.
Полагаем, первая часть решения суда не вызывает сомнений, в отношении второй возможно возникновение определённых сложностей. С одной стороны, признание такого рода действий правомерными может получить массовое распространение и позволит выводить активы на законных основаниях.
С другой же стороны, сложно представить себе ситуацию, что одаряемые дети должны испрашивать у своих родителей документацию относительно правомерности получения ими данного имущества и добросовестном поведении. Между тем, ВС РФ фактически сконструировал иное основание ответственности одаряемых — «создание невозможности полного исполнения за счет имущества контролирующих лиц».
Практика знает случаи и явных перегибов в применении данной конструкции. Показательным является дело, по которому в отношении юриста, оказавшего должнику юридические услуги и получившему за это соответствующее вознаграждение, были введены меры обеспечительного характера как к контролирующему лицу [5]. Заявитель обосновывал свое требование рядом денежных перечислений на счет юриста. Фактически это означает, что предоставившее консультацию по важным для организации вопросам лицо может быть признано контролирующим. Вышестоящая инстанция данные обеспечительные требования отменила, наличие признаков состава правонарушения в действиях юриста посчитала не доказанными.
Сам по себе данный прецедент является достаточно тревожным звоночком и ставит на повестку дня вопросы о необходимости дальнейшего трансформирования презумптивного арсенала законодательства о банкротстве. Кроме того, существующие разъяснения ВС РФ также ориентируют правоприменителя не на механическое применение существующих оснований для привлечения к ответственности, а на вдумчивое и внимательное исследование всех обстоятельств дела. Таким образом, обязанность суда такого плана просто нивелирует значимость и сущность установленных законом аксиом. Такая двоякость в реализации правовых норм не может вызывать одобрение.
Итак, сформированный на сегодняшний день институт субсидиарной ответственности в отношении хозяйствующих субъектов, находящихся на стадии банкротства, позволяет кредитору получить удовлетворение имущественных требований от иного лица, в случае если основной должник-банкрот не способен исполнить соответствующей обязанности.
Правовые предписания в этой сфере получили свое отражение в ФЗ о банкротстве в рамках отдельной, самостоятельной главы III.2. Одновременно фактически сохранена тенденция на расширение и упрощение порядка возможности привлечения к ответственности по обязательствам должника достаточно обширного круга третьих лиц.
На данный момент ФЗ о банкротстве, ввиду сформировавшейся практики, обеспечивает возможность привлечения к подобного рода ответственности практически неограниченный круг лиц, презумпция вины которых заранее установлена действующим законодательством. Полагаем, необходимо исключить легально установленные случаи презумпции вины, а бремя доказывания таковой в каждом конкретном случае должно быть возложено на арбитражного управляющего, как «первую скрипку» всего процесса признания конкретного лица несостоятельным.
Литература:
- О несостоятельности (банкротстве): федер. закон от 26 октября 2002 г. № 127–ФЗ [в ред. от 31.07.2020] // Собрание законодательства Российской Федерации. 2002. № 43. Ст. 4190.
- О внесении изменений в Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)» и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях»: федер. закон от 29 июля 2017 г. № 266-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. 2017. № 31 (Часть I). Ст. 4815.
- Определение Верховного Суда Российской Федерации от 16 декабря 2019 г. по делу № А04–7886/2016 // СПС «КонсультантПлюс».
- Постановление Восемнадцатого арбитражного апелляционного суда от 01.10.2019 N 18АП-13133/2019 по делу N А76–22330/2018 // СПС «КонсультантПлюс».
- Мифтахутдинов Р. Т. Эволюция института субсидиарной ответственности при банкротстве: причины и последствия правовой реформы // Закон. 2018. № 5. С. 187–191.
