Важное место в истории русской повести первой трети XIX в. занимает творчество М. П. Погодина. Писатель родился и жил в Москве, вел «московский» образ жизни, учился и преподавал в Московском университете. Летом 1819 г. Погодина пригласили в качестве учителя в подмосковную усадьбу И. Д. Трубецкого Знаменское. Здесь в 1825 г. им были написаны такие повести, как «Нищий», «Как аукнется, так и откликнется», «Русая коса», «Сокольницкий сад». Со Знаменским связана и повесть «Адель», которую Погодин начал писать летом 1826 г., а закончил лишь в 1830 г.
В повести «Как аукнется, так и откликнется» садово-парковые образы упоминаются лишь для характеристики светских обычаев: «Дамы наши, отпраздновав первое мая в Сокольниках и Вознесеньев день в Дворцовом саду, закупив соломенные шляпки и тафтяные зонтики, начали разъезжаться по деревням проводить, или, лучше сказать, уже провожать лето» [1. С. 32]. Помещая образы Сокольников и Дворцового сада в один ряд с вещами (шляпками и зонтиками), повествователь не наделяет данные топосы внутренним содержанием.
Совершенно другие функции выполняют садово-парковые образы в повестях из жизни «культурной элиты». Так, топос сада становится сюжетообразующим и выносится в заглавие повести «Сокольницкий сад». Это произведение имеет для нас особое значение, так как в нем сад – уже особое знаковое пространство.
С описания сада начинается повествование. Главный герой – Б.Б. – совершает прогулку в Сокольницкой роще. Под влиянием неведомых внутренних сил он заходит в незнакомый сад, и перед ним разворачивается необъятная по содержанию и внутреннему богатству картина. В саду герой видит прекрасную девушку Луизу, здесь завязываются и развиваются их отношения, выстраивающиеся из прогулок по саду, размышлений о книгах, искусстве: «Мы говорили о ее саде, о лучших садах в Москве, об искусстве, о природе» [1. С. 57]. Сад в повести становится тем пространством, в котором открывается духовный мир героев, являющийся основой их взаимного притяжения. Любовь приходит именно сюда и влечет за собой счастливый финал, в котором герои не просто поженились и были счастливы, а разливали «около себя благой свет просвещения, и на лоне природы, в мире с богом, людьми и совестью» [1. С. 76].
Повествование в «Сокольницком саду» построено в форме писем (героя и его друга, героини и ее подруги друг другу), что делает садовые образы составной частью и внутреннего мира героев. Так, Б.Б. предстает перед нами как чувствительный герой, тонко чувствующий окружающую природу, мы видим движения его души, когда он смотрит на Луизин сад. Например, когда он впервые очутился в саду, его охватили чувства очарования, он погрузился в мечтательную задумчивость. Он примечает запахи и слышит звуки сада прежде, чем видит его. Если в первый день знакомство героя с садом и его хозяйкой предваряло прекрасное благоухание, то, прогуливаясь около сада на следующий день, герой слышит музыку, приближение к топосу сада начинается со звуков: «вдруг я слышу музыку» [1. С. 49]. Б.Б. слышит звуки фортепиано и голос поющей девушки. Она пела романс Пушкина «Слыхали ль вы за рощей глас ночной…». Известный романс на стихи Пушкина особо тонко выражает душевное состояние героев, способных прислушаться к голосу природы и сердца, их ожидание любви. Герой вновь отворяет калитку по какому-то невольному порыву сердца и оказывается в саду.
Сад с его звуками, красками, запахами завораживает героя и обращает к самому себе, к своему внутреннему миру, нюансам чувств и переживаний, природа способствует развитию воображения и творческих наклонностей. Не случайно герой дарит Луизе на день рождения собственный перевод «Шиллерова Валленштейна, в котором она восхищается ролею Теклы» [1. С. 68]. Героиня несказанно рада такому подарку, ведь возвышенная душа Теклы, ее сильный характер и верность возлюбленному являет собой романтический идеал личности, отстаивающей свое право на счастье.
Образ героини предстает перед читателем уже в самом начале повести: его тоже предваряет описание сада, созданного и украшенного ею. Б.Б., описывая прекрасные просторы увиденного сада в первом своем письме, восклицает: «С каким вкусом расположено все! <…> И какая везде чистота! какой везде порядок! Казалось, каждое растение имело своего садовника <…>» [1. С. 48]. Образ Луизы сближается с образом садовника, творца красоты и гармонии.
Автор обращает нас и к письмам Луизы подруге Катеньке. Уже в первых строках ее первого письма замечено, что «дяденька» позволил ей «отделать» по своему вкусу сад и дом, что именно она занимается украшением и уходом за садом, хотя дядя ее и сам интересуется садоводством. Б.Б. пишет о нем: «Весь свой досуг употребляет он на садоводство и чтение, не пропуская, однако ж, ни одного утра без того, чтоб не полюбоваться солдатским ученьем на Сокольницком поле» [1. С. 61].
Луиза Винтер – идеальная девушка, и герой с любовью пишет о ней своему другу, сомневающемуся в пользе их общения, рассказывая о ее распорядке дня. Тонко подмеченные детали распорядка дня Луизы раскрывают нам гармоничное слияние быта и культуры, занятия чтением, музыкой, живописью (наряду с работой в саду, в кухне) у Луизы входят в повседневную жизнь, придавая ей смысл и достоинство. Луиза читает Байрона, мадам Сталь, Крылова, Карамзина, Жуковского, Батюшкова и др. В ее библиотеке находятся и описательные поэмы, среди которых «Сады» Делиля, «Георгики» Вергилия в переводе Раича, «Времена года» Томсона.
Герои повести согласны с Ж. Делилем, воспевающим сельский труд, противопоставляющим его войнам. Так, Б.Б. в разговоре о войне и мире высказывает следующее суждение: «<…> если я стану воевать, так это для того, чтоб променять поскорее саблю на заступ и лопатку» [1. С. 57]. Труд в сельском огороде «с заступом и лопаткою в руке» становится составляющей истинной жизни, осуществляемой по законам добра и красоты.
В день, когда Б.Б. впервые издалека увидел очертания облика Луизы, он приметил, что одета она была по-простому: «с синею сеточкою на голове, в белом переднике, с лейкою в руке…» [1. С. 48]. Замечание – «с лейкою в руке…», – после которого следует многоточие, раскрывает нам образ героини-садовницы, сотворившей свой сад и ухаживающей за ним.
Сад в повести – это и место, влекущее героев к рефлексии. Созерцание прекрасного садового пространства приводит героя к философским раздумьям о красоте, истине, добре, о жизни и искусстве. Сад выражает философию жизни героев. Восклицание «словом сказать, здесь было всё», которым завершается описание героем прекрасного сокольницкого сада в первом письме, характеризует масштаб восприятия картины:
«С каким вкусом расположено все! По стороне, около решетчатого забора насажены липы, которые, сплетясь своими ветвями, составили такую плотную сень, что ни один солнечный луч сквозь нее проникнуть не может. По другой также аллея из душистой акации. В углу на высокой насыпи беседка с стеклянными дверями; другая, насупротив, открытая. Дорожки, крепко убитые, усыпанные песком, перепутаны дедалами и обсажены разными цветами; здесь розаны, там нарциссы, резеда, мирты; в середине большой цветник с тополевым деревом, около которого соединяются все дорожки. Близ него оканчивается также полукругом средняя крытая аллея, в коей стол и около него скамейки. – Между этою аллеею и другой, из акации, о которой говорил я выше, сделано несколько гряд, со всех сторон закрытых, на коих растут разные огородные овощи. По забору, отделяющему сад от переулка, насажена малина. Кое-где виделись плодовитые деревья. Словом сказать, здесь было все» [1. С. 48].
Картина сада во всем многообразии его элементов (аллей и дорожек, деревьев и цветов, кустов и огородных растений, скамеек и столиков) расширяется до мирообраза героя. В этом саду есть все как для труда (гряды, овощи, плодовые деревья), так и для отдыха, творчества и созерцания природы (липовые своды, беседки, цветники, аллеи). Здесь нет ничего лишнего, все только самое необходимое для развития разного рода способностей. Данное пространство выразило именно всё, представление героя о полноте жизни в ее целостности и разнообразии.
Таким образом, в повести «Сокольницкий сад» сад входит в художественный мир произведения, пронизывает его, становится одним из главных его элементов, двигателем и основой сюжета. Именно садовые образы раскрывают богатый внутренний мир героев, мир их чувств, переживаний и мечтаний, а также отражает философию жизни героев, основанную на трех идеях: истины, добра и красоты.
Сформировавшиеся в повести «Сокольницкий сад» садово-парковые образы получают развитие в художественном мире повести «Адель». «Эта повесть лишена бытовых оснований, по своей форме она романтична: в ней есть противостояние одаренной личности и толпы, есть две родные души, которые не могут соединиться, духовный мир в ней резко противопоставлен обыденному, – отмечает М.Н. Виролайнен, – <…> В сюжете «Адели», самом личном, автобиографическом у Погодина, проблематика повестей из культурного быта сомкнулась с проблематикой «Психологических явлений». Трезвость, невозмутимость, идиллическая сентиментальность и рационализм Погодина оказываются вовлеченными в конфликт мечты и существенности. В этом конфликте существенность является и исходным основанием, и единственно приемлемым конечным результатом, но в той же существенности возникает шкала ценностей, в которой превыше всего ценится мечта, хотя никакой мечтой эта существенность не удовлетворится» [2. С. 12, 14].
Особенностью произведения является и то, что за фигурами главных героев стоят три реальные личности: Александра Трубецкая, Дмитрий Веневитинов и сам Погодин [О сходстве героя с Веневитиновым см: 3. С. 244]. Герой повести Дмитрий – человек возвышенных идеалов, погруженный в размышления об истории, искусстве, религии, занимающийся философией и поэзией – в духе романтической эстетики, противопоставляет себя толпе, как противопоставляет истинную жизнь – пустоте. Это объясняет использование в повести топоса пустоты наряду с топосами поля, дома, сада и многочисленных стран, которые хотел бы посетить герой.
Топос пустоты выражается прежде всего пространствами пропасти, пустыря. Великолепие светской жизни герой сравнивает с пропастью, усеянной яркими цветами. Пустота для Дмитрия – это стихия, поглощающая людей, в нее погружаются люди, ведущие праздный и светский образ жизни. Топос пустыря входит и в подсознание героя, проявляясь в его сне.
Адель в жизни Дмитрия – это словно вторая половина его собственного «я», герои дополняют друг друга, помогают раскрывать внутренний мир друг друга, она для него «душа всего», поэтому пространство «с ней» противопоставлено пространству «без нее». Так, например, ему снятся сны после того, как они с Адель почти неделю не общались:
«Я всякую ночь вижу теперь странные сны. Вчера, например, я очутился в каком-то глухом переулке. Кругом ни души не видать, не слыхать. Как будто б все живое здесь давно уж вымерло. – Спешу выбраться – передо мною пустырь и кучи, кучи деревянных развалин по всем сторонам. Здесь упавший забор, там дом без крыши, без окончин, разломанные ворота. Иду-иду. Опять все то же. Пустырь один другого больше, и нет им конца. Никакого цвета, никакого движения! » [1. С. 270].
Нагнетание пустоты и разрушения во сне предвещает будущую трагедию героя и выражает мир «без нее», бесцветный, безрадостный, статичный, мертвый, неодушевленный.
Совершенно другой мир – «с ней»: это мир звучащего сада, гармоничной природы, где героя наполняют высокие идеи и мечты. Усадебный мир герою ближе самых прекрасных мест во всем мире. Мечтая о путешествии вместе с Аделью, Дмитрий пишет о различных европейских странах, Египте, Иерусалиме, Индии и др., но замечает:
«<…> мысль о сельской жизни даже приятнее путешествия моему воображению, и ни об чем еще не мечтал так сладостно! Вдали от сует, недостойных человека, без тщетных замыслов и желаний, свободные от мелких условий и отношений, не смущаемые страстями, будем мы жить мирно и спокойно в нашем заповедном уединении, наслаждаться любовию и с благоговением созерцать истинное, благое и прекрасное в природе, науке и искусстве» [1. С. 273-274].
Эти слова продолжают размышления, отраженные в повести «Сокольницкий сад», углубляя их, одновременно автор погружает их уже не в пространство реальности, а в топос воображения и мечты героя.
Садовые образы в повести «Адель» служат также местом развития отношений героев. Так, именно в саду Дмитрий хочет обратиться к возлюбленной на дружественное простое ты: «Непременно, непременно я попрошу у ней позволение говорить ей ты. Сколько раз хотел я сделать это и всегда забываю. Мы друзья с нею; на что ж эти пустые приличия? Как приятно нам будет говорить так под окошком, в саду, украдкою от Аргусов» [1. С. 268, курсив авт.].
Чередующиеся тишина и звуки темной аллеи, ведущей в сад, будоражат чувства и влекут за собой и философские раздумья о взаимоотношениях человека и природы.
«Вчера, после ужина вместе с гостями ходили мы в сад слушать соловья. Приятная минута! – Все было тихо; мы, впереди других, приближались к нему на цыпочках в темной аллее. Вот звуки! сладостно было дожидаться их, не смея перевести дыхание. – Вдруг раздадутся на всю рощу и вдруг опять благоговейное безмолвие. – Как мне хотелось поцеловать мою Адель!
На каждом шагу природа представляет удовольствия человеку, и как мало он пользуется ими, ожесточенный! – Ночь, синий свод, осыпанный сверкающими алмазами, полный светлый месяц, дробящийся между древесными ветвями, воздух благоухает, дорога покрыта тенью, тишина в природе, а душа всего – Адель» [1. С. 272].
Важно, что садовый пейзаж описан именно в свете ночи. Ночь в романтизме является особым временем, отражающим мир человеческой души.
Сад предстает и в воображении героя, когда он уезжает от возлюбленной по делам дядюшки в Малороссию. Аллеи, береза над оврагом, пруд, старая ива, липовая роща проносятся в его воспоминаниях как места их с Аделью любви: «Что делает теперь моя Адель? Может быть, она гуляет в саду по тем аллеям, где мы гуляли с нею вместе, и останавливается на тех местах, где мы встречались: у крайней березы над оврагом, за прудом под старою ивой, в липовой роще» [1. С. 280-281].
Возвращаясь после долгого отсутствия, герой видит картину, вид которой тоже влечет сладкие воспоминания, волнует сердце: «С каким трепетом поднимался я на ту гору, с которой видна вдали, верст за семь, их прелестная усадьба! Вот домик, в котором живет она <…> Вот поле, окруженное со всех сторон лесом, где она обыкновенно гуляет! – Вот березовая роща, где мы с ней отдыхали. – Куда не проникал мой острый взор! – как билось мое сердце, когда между деревьями показывалось что-нибудь белое, цветное. Не она ли, не она ли?» [1. С. 282].
Эту картину разрушает весть о смертельной болезни его возлюбленной, и в повести появляется пространство рубежа двух миров, между небом и землей, и становится ясным, почему садовые пейзажи так часто были связаны с образом ночного звездного неба.
Таким образом, в романтических повестях М.П. Погодина сад входит в художественный мир произведения, пронизывает его, становится одним из главных его элементов, двигателем и основой сюжета. Именно садовые образы раскрывают богатый внутренний мир романтических героев, а также отражает философию жизни героев, основанную на трех идеях: истины, добра и красоты. В повести «Адель» наряду с пространством сада присутствует пространство пустоты, которое выражается прежде всего пространствами пропасти, пустыря. Великолепие светской жизни главный герой сравнивает с пропастью, усеянной яркими цветами. Пустота здесь – стихия, поглощающая людей, в нее погружаются люди, ведущие праздный и светский образ жизни. Совершенно другой мир – мир звучащего сада, гармоничной природы, где героя наполняют высокие идеи и мечты. В повести садовые пейзажи тесно связаны с образом ночного звездного неба, отражая присутствие пространство рубежа двух миров, между небом и землей.
-
- Литература:
Погодин М.П. Повести. Драма. – М.: Сов. Россия, 1984. – 432 с.
Виролайнен М.Н. Молодой Погодин // М.П. Погодин. Повести. Драма. – М.: Сов. Россия, 1984. – С. 3-18.
Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. – М.: Наука, 1976. – 376 с.
Грихин В.А. Русская романтическая повесть первой трети XIX века.// Русская романтическая повесть. – М., Изд-во Моск. Ун-та, 1983. – С. 5-28.
Иезуитова Р.В. Пути развития романтической повести.// Русская повесть XIX века. История и проблематика жанра.– Л.: Наука, 1973. – С. 77-107.
Канунова Ф.З. Эстетика русской романтической повести (А.А. Бестужев-Марлинский и романтики-беллетристы 20-30-х годов XIX в.) – Томск: Из-во ТГУ, 1973. – 308 с.
Кожуховская Н.В. Эволюция чувства природы в русской прозе XIX в. – Сыктывкар, 1995. – 150 с.
