Имя А.П. Чехова известно читателям всего мира и вовсе не потому, что его рассказы забавны и коротки, а потому, что они глубоки по содержанию. Антон Павлович по праву считается мастером рассказа, новеллы-миниатюры. "Краткость – сестра таланта" — ведь так оно и есть: все его рассказы короткие, но в них заложен глубокий философский смысл. В своих рассказах художник передает всю жизнь человека. Маленький рассказ у него вырастает до высоты эпического повествования.
Думается, что причина популярности Чехова и в наши дни состоит в необычайной созвучности тех вопросов, которые решают его герои, нынешнему положению человека. Жизнь героев А.П. Чехова – это попытка найти себя, ответить на главный вопрос – вопрос о значимости собственной жизни, своей судьбы – для себя самого, для других, для Бога. Попытка найти свое счастье и желание быть нужным – это всего лишь часть жизненных проблем, которые пытаются решить герои произведений. Рассказы приковывают внимание, потому что напоминают читателям об их собственных проблемах (поиске себя в этом огромном мире). В том числе и о проблеме преодоления ситуации грехопадения через покаяние и последующее нахождение своего счастья.
В повести «Огни» сталкиваются две моральные позиции – человека средних лет инженера Ананьева и молодого студента фон Штенберга.
Для Штенберга (как и для Ананьева, когда ему было столько лет, сколько сейчас его молодому оппоненту) время ассоциируется с вечностью. Бесконечные огни вдоль насыпи наводят Штенберга на размышления о том, что было тысячи лет назад, об амалекитянах и филистимлянах, и о том, что через две тысячи лет от железнодорожной насыпи и от всех, кто ее строит, «не останется и пыли». С точки зрения этой концепции, сегодняшний день кажется весьма условным и относительным, любые поступки если и не оправданны, то, во всяком случае, не заслуживают строгого осуждения и внимания.
Такой взгляд на время и человеческую судьбу, как нам видится, ведет к процветанию безнравственности. Ананьев, рассуждавший подобным образом в молодости, сошелся с Кисочкой и бросил ее, а Штенбергу, который сейчас проходит тот же жизненный этап, через который прошел в свое время Ананьев, его «высокопробные мысли» не мешают совершать «донжуанские набеги» в соседнюю Вуколовку.
Иного отсчета времени придерживается Ананьев сейчас. В прошлом году, говорит он, на месте стройки была «голая степь», теперь строительство дороги принесло с собой «жизнь, цивилизацию», а после, «лет этак через сто или двести, добрые люди настроят здесь фабрик, школ, больниц и - закипит машина!». Пока есть силы, до старости, утверждает Ананьев, надо совершать практические поступки и думать об их нравственности или безнравственности («ломать головы, изобретать, возвышаться над шаблоном, жалеть рабочих, красть или не красть», работать для прогресса науки, искусства, не «считать вздором, нелепостью» творения Шекспира и Дарвина только потому, что и гении смертны, не пожимать плечами в ответ на проклятые вопросы – и т.д. и т.д.) [4, с. 44]. Иными словами – соизмерять нравственность с продолжительностью человеческой жизни и с обозримыми отрезками времени.
В качестве доказательства безнравственности и духовного убожества пессимизма студента Ананьев приводит пример из своей молодости. Когда – то он соблазнил молодую женщину, которую его приятели между собой кисочкой. Её семья сложилась неудачна. Для провинции, где она жила, это было типично. Кисочка говорит о том, что интеллигентным девушкам и женщинам «решительно некуда деваться»; «уезжать на курсы, или поступать в учительницы, вообще жить идеями и целями, как мужчины живут, не всякая может. Надо выходить замуж... Выходят девушки так, зря... Какая же после этого жизнь?»
Кисочка оправдывает тех женщин, которые, не выдержав томительно-скучной жизни, бегут от своих мужей: «Сами понимаете, женщина, образованная и воспитанная, живет с глупым, тяжелым человеком; встретится ей какой-нибудь интеллигентный человек, офицер, актер или доктор, ну полюбит, станет ей невыносима жизнь, она и бежит от мужа. И осуждать нельзя!»
Кисочка с душевной скорбью отмечала, что с актером уехала от мужа ее двоюродная сестра, в конце концов, уходит от мужа и сама Кисочка.
Нужно, однако, отметить, что наряду с этой мыслью о невольной вине, в этическом содержании пьесы заложена еще одна идея - о том, что человека нельзя освободить от моральной ответственности за его поступки в жизни. Эпизод с Кисочкой послужил для Ананьева ценным жизненным уроком. Угрызения совести пробудили в нем, стороннике философии пессимизма, чувство порядочности, он пересмотрел своё поведение, свои поступки и в результате превратился в хорошего семьянина.
Покаяние
К такой концепции Ананьев пришел в поезде, в ночь бегства от Кисочки: «Я уже ясно сознавал, что мною совершено зло, равносильное убийству, совесть погнала меня назад в N., и я, не мудрствуя лукаво, покаялся перед Кисочкой, вымолил у нее, как мальчишка, прощение и поплакал вместе с ней…» [4, с. 48]. С этого открытия, как он считает, у него началось «нормальное мышление».
Речь Ананьева убедительна, его образ мыслей привлекателен, он свою логику и свое право на поучения выстрадал. Речь Ананьева – это своего рода проповедь, обращенная не только к одному конкретному слушателю, а к молодым людям вообще.
Видимо, есть какие-то существенные причины того, что, с одной стороны, «словами можно доказать что угодно», а с другой - самые поучительные примеры и наставления не могут повлиять на дела людские. Штенберг проходит сейчас через тот жизненный этап, со свойственными ему мерками и образом мыслей, через который в свое время прошел и Ананьев. Так, значит, может быть, все дело в том, что разное ощущение времени и вследствие этого разные морали, разный опыт, разные взгляды на жизнь – это различие поколений и возможно перед этими преградами, действительно, бессильны всякие словесные убеждения.
В начале рассказа, при описании своих первых впечатлений от ночной степи, повествователь говорит об «исключительной обстановке», напоминающей ему «о временах хаоса», огни в ночи кажутся ему намеком на «какую-то важную тайну». И когда вслед за этим Ананьев, восхищаясь насыпью, «которая стоит миллионы», говорит о цивилизующей роли железной дороги, такие мерки свершающегося выглядят явно мельче. В конце повести выступают новые факторы, о которых, как это станет обычным при изображениях споров в чеховских произведениях, спорщики не думают, упускают их из виду - повествователь же напоминает, указывает на них как на то, что следует принимать в расчет, что должно быть связано и объяснено. «Многое было сказано ночью, но я не увозил с собой ни одного решенного вопроса». В памяти рассказчика остаются только огни (то есть вечное, Штенбергово) и образ Кисочки (временное, ананьевское). И студент, и инженер наутро погружены в будничные дела, уже не думают о ночном споре. Рассказчик «в последний раз взглянул на студента и Ананьева, на истеричную собаку с мутными, точно пьяными, глазами, на рабочих, мелькавших в утреннем тумане, на насыпь, на лошаденку, вытягивающую шею, и подумал: «Ничего не разберешь на этом свете!» [2, с. 20].
Вот что, оказывается, порождает конечный вывод повествователя: трудность найти сколько-нибудь разумное объяснение связи любого единичного явления, конечного фрагмента жизни с бесконечным разнообразием мира.
Наконец, итоговый вывод повествователя «ничего не разберешь…» получает подкрепление еще и в том, что вся повесть буквально пронизана чисто художественной игрой многими и различными аспектами времени. Самые различные временные масштабы на равных выступают в повести, соседствуют, пересекаясь, но не исключая один другой [1, с.102].
Время - вечность, измеряемое тысячелетиями, поглощающее не только отдельные творения рук человеческих, но и целые народы («амалекитян и филистимлян», о которых говорит Штенберг).
Время, связанное с идеей прогресса, соизмеряемое с жизнью и делами отдельных людей и отдельных поколений (реалии этого аспекта времени - «цивилизация», строящаяся железная дорога, потом фабрики, школы, больницы, о которых говорит Ананьев) [1, с. 104].
Время отдельной человеческой жизни (так, Ананьев во время романа с Кисочкой был молод, теперь он «уже начал, как Отелло, опускаться в долину преклонных лет»; у него, в свою очередь, дети, которые растут, старятся и т. д.) [1, с.103].
Время будничности, повседневности (Ананьев, сообщается нам, каждую ночь храпит; мужик уже который день возит котлы «по линии» и не найдет, кому их сдать; пофилософствовав ночью, студент и инженер наутро погружаются в самые будничные заботы) [1, с.105].
Время, определяющее тот или иной психологический процесс (сошелся с Кисочкой, бежал, заговорила совесть, промаялся две ночи и «уже ясно сознавал, что …»).
Время того или иного события (Кисочка плакала, потом «в какие-нибудь три четверти часа сделалась любовницей», «побыла Кисочка у меня в номере часа полтора, а уж чувствовала себя в нем как дома» и т. д.).
При этом каждый из временных уровней представлен своим прошлым, настоящим и будущим. Так, время-вечность о прошлом напоминает гибелью «ветхозаветных народов», о будущем - надписью на кладбищенских воротах: «Грядет час, в онь же…». Ананьев, склонный к позитивной концепции времени, «любил хорошо поесть, выпить и похвалить прошлое»; в настоящем его жизненная программа такова: «У кого жена да пара ребят, тому не до спанья. Теперь корми и одевай, да на будущее припасай»; о его взглядах на будущее говорит и весь его облик: «Я сыт, здоров, доволен собой, а придет время, и вы, молодые люди, будете тоже сыты, здоровы и довольны собой…». Количество временных комбинаций, предстающих в «Огнях», таким образом, чрезвычайно велико.
Конечная цель автора – не просто провозглашение «ничего не разберешь…», а обоснование причин, по которым человек может прийти к такому выводу. «Вывод Чехова не онтологический: мир есть хаос, а гносеологический: вследствие таких-то обстоятельств человек современного сознания может прийти к выводу о хаотичности мира. Возможность сделать опасный для нравственности вывод и шаткость или иллюзорность мыслимых контрдоводов – этой тревогой продиктован замысел «Огней» [5, с.315]. Чувство порядочности, как нам видится, является основным критерием оценки поведения человека жизни. В "Верочке", "Иванове", "Огнях" А.П. Чехов заставляет героев в критические минуты их личной жизни ощущать угрызения совести [3, с.150]. На наш взгляд, А.П. Чехов в произведении «Огни» подчеркивает мысль, что нарушение чувства порядочности не проходит безнаказанно для человека. Угрызения совести всегда являются наказанием человеку за его вольную и даже невольную вину, если от его действий (или бездействий) страдает близкое ему существо. Например: в страданиях Кисочки, соблазненной Ананьевым, вся вина падает на героя.
Литература:
Катаев, В.Б. Проза Чехова [Текст] / В.Б. Катаев. – М. : МГУ, 1979.
Линков, В. Я. Значение рассказа «Огни» в развитии повествовательных
приемов Чехова [Текст] / В.Я.Линков. – М. : «Вестн. Моск. ун-та, филология», 1971.
Скафтымов, А.П. К вопросу о принципах построения пьес А. П. Чехова [Текст] / А.П.Скафтымов. – М. :Ученые записки Саратовского университета,1948.
Чехов, А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах [Текст] / А. П. Чехов. – М. : Наука, 1985.
Чудаков, А. П. Об эволюции стиля прозы Чехова [Текст] / А.П. Чудаков. – М. : Славянская филология, 1963