Интервенция в договорные правоотношения в процессе несостоятельности (банкротства)



Проблема интервенции в договорные правоотношения получила активное развитие в последние несколько лет в отечественной правовой доктрине и судебной практике. Имеются ввиду как случаи (споры), когда субъект, выступающий должником в договорных правоотношениях, в обход, принятых в рамках договора, обязательств перед кредитором, заключает договор с третьим лицом, а последствием заключения сделки является блокирование исполнения обязательств в рамках первого договора, так и случаи, когда кредитор, в нарушение договорных обязательств, заключая договор с третьим лицом, делает затруднительным исполнение должником своих обязательств и (или) делает затруднительной дальнейшую хозяйственную деятельность контрагента, а также случай недобросовестного вмешательства контролирующего лица в деятельность юридического лица с целью ограничения исполнения последним своих обязательств перед контрагентами.

В настоящей работе будет рассматриваться случай, заключения договора между интервентом и должником.

Позиция отечественного законодателя и судов, критерии допустимости такого рода вмешательства в договорные правоотношения, а также распределение убытков между должником и интервентом, эти и иные вопросы, в настоящее время, имеют различные позиции и способы разрешения.

В зарубежной правовой доктрине данный вопрос имеет более длительную историю развития, а законодательством и судебной практикой выработаны собственные механизмы защиты как первоначального кредитора, так и третьего лица (интервента).

В частности, американская судебная практика сформировала свой подход привлечения недобросовестного интервента к ответственности — в деле должны быть установлены следующие факты:

1. между должником и кредитором должны установиться договорные правоотношения,
2. умысел третьего лица, направленный на нарушение договорных отношений или, интервент должен знать об их существовании,
3. склонение интервентом должника на нарушение первого договора,
4. наличие убытков у первого кредитора,
5. причинно-следственная связь между действиями интервента и убытками пострадавшей стороны [16, c. 490]. Также, ответственность возможно при склонении интервентом должника к отказу от договора [17, c. 465–466].

Защита добросовестного кредитора также возможна в том случае, когда договорные отношения между должником и кредитором еще не сложились, но могли бы сложиться с высокой степень вероятности [19, c. 131–132].

В Английском правопорядке, при привлечении интервента к ответственности, суды проводят оценку его фактическим действиям, которые привели к нарушению интервентом договорных правоотношений между кредитором и должником, а именно, соответствует ли данное действие защищаемым общественным ценностям или нет [20, c. 1716]. Также суд принимает во внимание преследуемую интервентом цель, отношения между интервентом и должником, природу нарушенного договора, отношения между сторонами договора и т. д. [18, c. 545].

Подобные споры становились предметом рассмотрения отечественных судов на протяжении, по меньшей мере, последних двадцати лет. Наибольшее распространение получили случаи двойной продажи недвижимости.

Согласно совместной позиции Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 29.04.2010 г. N 10/221, в случае двойной продажи недвижимости, преимущество отдается лицу, которые осуществляет владение вещью, но в случае осуществления государственной регистрации, преимущество отходит лицу, первому зарегистрировавшему свое право.

Данная позиция вызывает сомнения, как с точки зрения нарушения ст. 454 Гражданского кодекса РФ, т. к. продавец обязан передать титул и владение, так и ст. 305 Гражданского кодекса РФ. Кроме того, нарушается принцип «Prior tempore —potior jure», который прослеживается в отечественном гражданском законодательстве. Несложно представить ситуации, когда первый покупатель еще не стал фактически владеть вещью, например, имущество обременено арендой, и при этом не успел первым зарегистрировать свое право.

В данном случае возникает вопрос о предпосылках такой позиции, в том числе ее оценки с точки зрения справедливости и экономической эффективности.

С точки зрения справедливости, на мой взгляд, возможна одна ситуация, когда будет допустимо применение позиции Пленумов — получение отчужденного имущества по наследству, применительно к случаю, когда покупатель не зарегистрировал свое право и не осуществляет фактическое владение вещью. Соответственно, допустима ситуация, в которой наследник, осуществляя повторную продажу имущества, не знал и не мог знать об отчуждении данного имущества. Однако в данном случае возникает вопрос, имел ли наследник право на распоряжение данным имуществом, если оно выбыло из наследственной массы.

С экономической точки зрения, даже при наличии механизма взыскания с продавца убытков, вызванных неисполнением договора купли-продажи, и развитием института несостоятельности (банкротства), возможность восстановления первоначального имущественного состояния выглядит сомнительной, не говоря уже о компенсации убытков.

Таким образом, следует вывод, что как с точки зрения справедливости, так и с точки зрения экономических предпосылок, основным моментом является умысел именно продавца, на которого, в большинстве случаев, будет возложена обязанность компенсации убытков.

Не вызывает сомнения возможность оспаривания такой сделки по общим основаниям. Судебной практикой был выработан механизм защиты от, в том числе, подобных злоупотреблений. Так, согласно Определению Верховного суда РФ от 09.01.2018 года по делу № 50-КГ17–27, общие основания для оспаривания сделки могут применяться при отчуждении долей помещения в пользу третьего лица, при повторной продаже, если в деле было доказано недобросовестное поведение интервента, нарушены права первоначального покупателя, который произвел оплату по договору, а также добросовестно претендовал на имущество. В тоже время, согласно Определению Верховного Суда РФ от 25.01.2018 года по делу № 308-ЭС17–14180(1,2), покупатель может истребовать квартиру у недобросовестного интервента. Подобные позиции встречаются и в иных судебных актых Верховного суда РФ.

Представляется, в настоящее время, судебная практика складывается в пользу оспаривания сделок с интервентом, при этом интервент не привлекается к деликтной ответственности.

Накладывая вышесказанное на институт несостоятельности (банкротства), ситуация не меняется, а во многих случаях усугубляется. Согласно позиции К. А. Усачевой: «внеконкурсное оспаривание сделок, совершенных должником по отчуждению своего имущества с целью ограничить возможности кредитора по обращению на это имущество взыскания признается, по сути, частным случаем незаконного вмешательства» [14, c. 12]. При успешном оспаривании сделки одним из покупателей, когда продавец находится в процессе несостоятельности, в том числе, при наличии обеспечения обязательства, возврат имущества или его стоимости вызывает сомнения. Таким образом, общие основания оспаривания сделок, а также вышеуказанные позиции Верховного суда РФ, являются малоэффективным способом защиты нарушенного права.

Представляется, что определенным решением может стать предъявление деликтного иска. Однако, как и в случае, описанном выше, предъявление данного иска к должнику, фактически не отвечает ни правовой, ни экономической эффективности. Анализ научных работ показывает, что стоит также рассмотреть возможность применения последствий недействительной сделки в отношении третьего лица. Так, наряду с оспариванием сделки по общим основаниям, А. Г. Карапетов, как и О. В. Гутников, указывает на возможность защиты покупателя по средствам деликтного иска к интервенту [11, c. 387–388, 490].

Однако, по моему мнению, возложение ответственности на интервента возможно при совокупности двух признаков:

1. интервент знал или не мог не знать о первой продаже имущества, при чем, не имеет значения цель совершения последующей сделки, будь то намеренное ухудшение положения первого покупателя или экономическая выгода,
2. наличие умысла со стороны продавца, за исключение случая, описанного выше.

Кроме того, представляется, что возложение ответственности на интервента будет отвечать не только экономической эффективности механизма защиты нарушенного права, но также и оказывать влияние на оборот. Нарушение устойчивости договорных правоотношений способно оказывать негативное влияние на рыночную экономику в целом, так как одним из последствий безнаказанной интервенции может стать нарушение конкуренции, что приведет к монополизации отраслей экономики. Данное утверждение отчасти согласуется с позицией Е. А. Суханова, который указывает, что при нарушении абсолютного права, меры защиты и ответственности могут быть применены к любому нарушителю, а при нарушении относительного права может отвечать только строго определенное лицо, обязанное своими действиями удовлетворять интересы управомоченного.

Исходя из вышесказанного, следует, что наиболее целесообразным, при наличии у интервента признака «знал или не мог не знать», будет привлечение к солидарной ответственности продавца и интервента, за исключение случая, связанного с наследством.

В таком случае, распорядительный эффект сделки, между продавцом и интервентом, пропадает, следовательно, первый добросовестный покупатель сможет получить приобретенное имущество.

Представляется, что применение солидарной ответственности будет эффективным инструментом, как в процессе несостоятельности (банкротства), так и вне его. В качестве примера, можно привести ст. 61.1 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)», когда кредитор, применительно к настоящей работе, первый покупатель, имеет возможность оспаривания сделок должника, совершенных перед началом процесса несостоятельности (банкротства).

Литература:

1. Ст. 305, 454 «Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая)» от 30.11.1994 N 51-ФЗ // СПС «Консультант-Плюс».
2. п. 9 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 25.11.2008 N 127 «Обзор практики применения арбитражными судами статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации».
3. п.4 Постановления Пленума ВАС РФ от 23.12.2010 г. N 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)".
4. п.7 Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 г. N 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации».
5. п.14 Постановления Пленума ВС РФ от 22.11.2016 N 54 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации об обязательствах и их исполнении».
6. Абз. 6, 7 п. 61 Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 апреля 2010 г. N 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав».
7. Определение Верховного суда РФ от 09.01.2018 года по делу № 50-КГ17–27.
8. Определение Верховного Суда РФ от 25.01.2018 года по делу № 308-ЭС17–14180(1,2).
9. Определение Верховного Суда РФ от 02.07.2018 года по делу № 305-ЭС16–10864(5)018.
10. Определение Верховного Суда РФ от 26.12.2017 № 305-ЭС17–14389.
11. Сделки, представительства, поисковая давность: постатейный комментарий к статьям 153–208 Гражданского кодекса Российской Федерации / Отв. Ред. А. Г. Карапетов.-М.: Статут, 2018. С. 387–388, 490.
12. Российское гражданское право: учебник: в 2 т. / отв. ред. Е. А. Суханов. Т. 1. 2-е изд., стереотип. // СПС «Консультант-Плюс».
13. Гутников О. В. Деликтная ответственность за нарушение относительных прав: перспективы развития в российском праве // Закон.2017.N 1.С.22–37.
14. Усачева К. А. Внеконкурсное оспаривание поведения должника, причиняющего вред его кредиторам: российское право и европейская правовая традиция // Вестник гражданского права», 2017, N 5. С. 12.
15. Статистический бюллетень ЕФРСБ.31 декабря 2018 г. С. 13. https://fedresurs.ru/news/4b24791f-d649–4640-b2be-99d95b9b6f86.
16. Donald C. Jr. Dowling, A Contract Theory for a Complex Tort: Limiting Interference with Contract beyond the Unlawful Means Test, 40 U. Miami L. Rev. 487.1986. P. 490.
17. Gina M. Grothe, Interference with Contract in the Competitive Marketplace, 15 Wm. Mitchell L. Rev. 453.1989. Pp. 465–466.
18. Glamorgan Coal Co. v. South Wales Miners Federation.1903.2 K.B. 545.
19. James B. Sales, The Tort of Interference with Contract: An Argument for Requiring a Valid Existing Contract to Restrain the Use of Tort Law in Circumventing Contract Law Remedies, 22 Tex. Tech L. Rev. 123.1991.Pp.131–132.
20. Jones M., Dugdale A., Simpson M. Clerk & Lindsell on Torts. 2014. P. 1716.