Экспозицией изложенных размышлений является философская энудация стыда как побочного экзистенциального эффекта культуры. Самородным продуктом эволюции явилось возникновение чрезвычайно сложного полиэдрического феномена — культуры. Острая потребность формирования, т. е. преднамеренного контроля процесса социализации индивида, способствовала возникновению и императивному внедрению константных парадигм бытийного восприятия. Имплементированные средства и методы генерирования форм общественного сознания скоординировали дальнейшее функционирование социально-урегулированной системы общественного симбиоза. Неестественная попытка интернирования природы человеком строго канонизировала социальные конфигурации всеобще заданных формаций. Побочным эффектом корректуры природы человеческого сознания посредством имплантированных патрулирующих циркуляров явилось возникновение аугментационно-воспаленных аффектов. Аффективное триединство стыда, вины и совести как коллятеральный продукт культуры латентно зафиксировалось в экзистенции человека. Итогом полученных философских размышлений становится самоликвидация сентимента кумулятивного дискомфорта. Осуществление линейной ректификации сложнейших умозрительных процессов психики позволит субъекту оказаться за их регулятивными пределами.
Ключевые слова: стыд, сентимент кумулятивного дискомфорта, коллятеральный аффект, аугментационно-воспалённый аффект, социальное неравенство, естественное неравенство, асоциальность, рестрикции культуры, самоликвидация
Стыд как лумпсум консциентально-физиологических абсцессов и пароксических эйекций активизируется в пределах социального неравенства, вызывая острое ощущение ущербности, неполноценности и закомплексованности.
Ингерентной особенностью психики современного человека является сентимент кумулятивного дискомфорта — стыда. Изрядное количество философов приложили огромные усилия для иллюстрации стыда как острой философской проблемы, перманентно требующей детального разрешения. Инкорпорирование стыда в инвентарь массивных дилемм неотвратимо прогнозируется в силу пернициозных воздействий побочного экзистенциального эффекта культуры. Эскамотированным препятствием на путях дешифрирования коллятеральных аффектов выступают те окаменевшие правила нравственности, без которых основная функция культуры утратила бы свою потенциальную убедительность. Колоссальная плеяда мыслителей споткнулись о копролиты морали, религии и права, свернув с рационально-аналитической аутопсии в трансцедентальную пропасть. Миопические соображения, чередовавшиеся на протяжении двух тысячелетий, запятнали заблуждениями весь понятийно-категориальный аппарат философии.
Одно из ранних упоминаний о стыде восходит к греческому пантеону богов, а именно к Зевсу, обогатившему человеческий род удручающим переживанием бесчестия. Стыд обеспечивал интеграцию человеческого рода, препятствуя гибели и препирательству.
Представители авраамических религий, избегая интеллигибельной экспертизы, покрыли тему стыда толстым слоем апокрифичной пыли. Основатель русской религиозной философии Владимир Соловьев, наивно изъяснивший семантику коллятерального аффекта, отважился употребить абсурдную экспликацию данного сентимента. Генезисом кумулятивного дискомфорта выступают естественные причины — природная совесть, которая, в свою очередь, отражает общественный стыд. Комплементарность побочного экзистенциально эффекта культуры с понятием ингерентного естества разбивается о стальной фундамент эмпирии. Отсутствие шерсти и хвоста, способность к прямохождению, отличительные морфофункциональные особенности тела, эфемерно возвышающие человека над представителями низших эволюционных стадий, не исключает его из класса млекопитающих и типа хордовых. Не свойственное для животных чувство стыда, выражаемое в ассертивности в отношении своего внешнего облика, копуляции и дефекации, констатирует суррогатное явление стыда, вытекающее из социально-культурных деформаций.
Знаменитый русский писатель Салтыков-Щедрин наделял сентимент кумулятивного дискомфорта животворящей силой, обладающей полезными для человека свойствами. Демаскируя сущность религиозных концепций, консолидируя постулаты атеизма, диаметрально-противоположным образом изъяснил сущность стыда, находясь под догматическим пургативом. Попытка христианства прояснить стыд в форме прозаичного нравственного сознания, оперируя феноменом естественной склонности человека к испытанию чувства смущения, разлагается при соприкосновении с действительностью.
Африканские племена в условиях характерного эксгибиционизма и сакраментальных форм перверсий, не относят подобные проявления к чему-то постыдному, способному ущемить нормы общественной благопристойности. Релятивистская интенция сентимента кумулятивного дискомфорта — стыда, проявляется в результате компарирования многообразных и парадоксальных форм культур, складывающихся на протяжении длительного исторического цикла.
Вывод: для того чтобы претерпеть диссонанс аугментационно-воспалённого аффекта необходимо иметь представление о постыдно-инкриминированном модусе той или иной социальной среды. Всплеск коллятерального аффекта скоммутирован с детекцией безнравственного поступка в социокультурных границах.
Традиция ислама описывает природу коллятерального аффекта как признак истинной веры. Стыд, облагораживающий душу человека причисляется к добродетельным качествам, предотвращая нарушение религиозных предписаний. Исламский правовед и хадисовед имам ат-Тирмизи, осмыслив речь посланника Аллаха, пояснил: «Стыд является признаком веры, а вера в Раю, а бесстыдство- признак чёрствости, а чёрствость в Аду». Если очистить данную цитату от догматической коррозии, то она приобретает черты адекватности в следующем выражении: «Стыд является признаком рабства, а рабство в культуре, а бесстыдство признак свободы, а свобода в естестве». Затрагивая разнообразные религиозно-правовые стороны ислама, Имам ат-Тирмизи, так и не узрел не отягощенные компликациями истины. Конец его жизни был отягощен потерей зрения, однако худшим его наказанием была неизменная ментальная слепота. Позор как экстраполяция стыда становится сдерживающим элементом. Ментальность среднестатистической исламской семьи, беспрекословно следующей законам шариата, проявляется исключительно на модусе социального позора. Урегулированием критического положения становятся телесные экзекуции и принудительный остракизм, знаменующие резекцию греха. Безразличие к порицаемым деяниям, бесстыдство и гордыня причисляются к тяжким грехам. Стыдливость, согласно Ибн Раджабу, дифференцируется на врождённую и приобретённую. Первая, являясь величайшим благом, относится к числу священных нравов, дарованных создателем. Приобретённая стыдливость вытекает из познания божественного откровения, являясь наивысшим признаком веры. Стремление к конфирмированию семантики коллятерального аффекта в качестве имманентно-врождённого свойства — опрометчивый шаг мусульманского теолога. Родившись вдали от обезумевших масс, во внеконфессиональных условиях обитания, человек обнаружит себя нагим и одиноким. Никакие трансцедентальные силы не сформируют в его сознании синтетические проявления рассудка. Понятия стыда, вины и совести возникнут только в случае инкорпорации к определённой социально-опосредованной группе, в которой данные проявления рассудка выполняют функцию общественного регулятора.
В рамках иудаизма возникновение стыда есть следствие разрыва внутренней сущности человека и его внешнего облика. Необходимым условием становится комплементарность имплицитных и эксплицитных черт, образующих монолитную симметрию. Возникающий диссонанс как следствие несоответствия внутреннего и внешнего порождает стыд. Появление первых людей Адама и Хавы не связан с природой коллятерального аффекта ввиду отсутствия разрыва между душевным и телесным. Первородных грех детерминировал превращение человека в элемент материального мира, поправши исконно установленную симметрию души и тела. Утратив божественную сущность, Адам и Хава, оказались в чертогах низменного мироздания, испытав первое чувство стыда. Сентимент кумулятивного дискомфорта вызвал потребность беспрерывного маскирования телесного, выразившегося в сокрытии собственной наготы.
Вывод: понимание стыда в рамках авраамических религий возникает вследствие упадка религиозно-нравственных традиций, поддерживающих благочестие и праведность, а бесстыдство причисляется к порокам, очерняющим душу.
Аристотель проводит аналогию сентимента кумулятивного дискомфорта с группой тревожных расстройств — танатофобией. Уподобление данных диспаратных волнений ирреально. Страх смерти есть результат врожденного инстинкта самосохранения, являющийся доминантно-определяющим в человеческой экзистенции. Стыд есть побочный экзистенциальный эффект культуры, суррогат, образовавшийся синтетически. Проведение подобной параллели связано с тем, что Аристотель никогда не испытывал приближение панического ужаса смерти. Состояние агонии тотально элиминирует сентимент кумулятивного дискомфорта. Древнегреческий философ определяет стыдливость в качестве медиальной страсти, находящейся между бесстыдством и робостью. Коллятеральный аффект тождественен, по Аристотелю, с бесчестием. Оттеняющим свойством стыда выступает не каузальный исход данного сентимента, а бесчестие само по себе. Важным критерием переживания консциентально-физиологических абсцессов в присутствии посторонних является тот коэффициент уважения, который мы испытываем к наблюдателю.
Нидерландский философ-рационалист Бенедикт Спиноза референтирует семантику стыда в качестве диссонанса между личностным и общественным, сопровождающийся характерным порицанием. В результате нарушается целостная самость субъекта, расслаивается представление о целостности личной самоиндефикации. Представленная рецептура, обусловленная социальными дефинициями господствующих парадигм, находит свое адекватное отражение в действительности. Возрастающий конформизм формирует строгую гетерогенную систему, имеющую определенное моральное, религиозное и идеологическое содержание. Игнорирование условий социального механизма усиливает процесс общественной стратификации, образуя разрыв личностного и общественного.
Фундаментальным критерием интенсификации сентимента кумулятивного дискомфорта является обсервация иного субъекта. Жан-Поль Сартр охарактеризовал сентимент стыда «единичным страхом трех измерений», осветив действие акцидентного аффекта сквозь наблюдения Другого, воспринимающего первого как объект. Освобождение от вериг отрицательного сентимента представляется возможным посредством сокрытия себя от посторонних взглядов, стремлением к уединению. Таким образом, возникновение стыда скоммутированно с экзистенцией Другого как некого привилегированного объекта, организующего пространство, но вызывая дезорганизацию личного универсума. Потенциальная возможность становления объектом Другого, способного к восприятию и оценке, секвестирует личную свободу. Ограничение собственных возможностей, процесс самопознания осуществляется через экзистенцию Другого.
В психоанализе сентимент кумулятивного дискомфорта синхронизирован с сентиментом вины. Возникновение тяжкого душевного терзания вытекает из Эдипова комплекса, аугментация которого активирует позиции «Сверх-Я» над «Я», образуя бессознательный сентимент вины, перерастающий в невроз. Согласно Фрейду, период раннего детства не осложнен переживанием коллятерального аффекта. Свойственный детям ингерентный эксгибиционизм вытекает из слабой восприимчивости рестрикций культуры, имплантация которых наступает позднее. Комплекс врождённых тенденций и стремлений ребёнка, выражающиеся в формах поведения, изоморфен животному миру. Следующий этап развития связан с интенсивной восприимчивостью культурных инъекцией, устанавливающих компоненты социального табуирования. По Фрейду, первым признаком глупости является полное отсутствие стыда. Позиционированный характер невысокого уровня интеллекта в корреляции с консциентально-физиологическим абсцессом имеет диспаратный знаменатель. Осмысление характерных ассемблирующих элементов сентимента кумулятивного дискомфорта, освобождение от вериг социокультурных суррогатов, напротив, определяется высоким уровнем интеллектуального коэффициента.
Экзистенциальную интенцию приобретает коллятеральный аффект в философии Владимира Соловьева. Сентимент стыда, подобно Декартовскому cogito ergo sum, становится верификацией собственного бытия. Сентимент кумулятивного дискомфорта становится провокацией глубокой психологической экскориации — экзистенциального кризиса.
Фридрих Гегель детерминирует стыд в качестве импульса имплицитной самоагрессии, содержащую реакцию на контрадикцию собственной конъюнктуры в отношении с желаемой. Позиция Гегеля переродилась в диалектико-материалистической философии Маркса, который определил сущность стыда как гнева, обращенного вовнутрь. Однако, подобная форма проявления аффективного чувства обнаруживается бессмысленной и неразумной, вопреки добродетельной оценки раскаяния.
Иммануил Кант предпринял попытку эскамотирования сентимента кумулятивного дискомфорта в тайну природы, предназначенную для ограничения необузданного влечения. Координация коллятерального аффекта проявляется в морально-нравственных свойствах. Стыд, будучи важнейшей формой нравственного сознания вынуждает субъекта остановить свой выбор в пределах инстинктивно-бессознательного и культурно-обусловленного.
Фридрих Ницше, экземплифицируя характер стыда, фиксирует следующий парадокс: «Стыдиться своей безнравственности — это одна из ступеней той лестницы, на вершине которой стыдятся также своей нравственности». Пресечение всякого проявления аугментационно-воспалённого аффекта в отношении себя: «Кого называешь ты плохим? Того, кто вечно хочет стыдить. Что для тебя человечнее всего? Уберечь кого-либо от стыда. Какова печать достигнутой свободы? Не стыдиться больше самого себя». Таким образом, данный акцидентный сентимент представляется болезненным явлением, пленником которого становится консциентальный самоубийца.
Онтологическая модальность сентимента кумулятивного дискомфорта усматривается в трудах немецкого экзистенциалиста Мартина Хайдеггера. Стыд детерминирует приуроченность человека к бытию, обнаруживая при этом свое место на границе человека и бытия. Дифференциация стыда на два контрадикторных элемента: сущность и противосущность отображает диаметрально-противоположную виргацию стыда. Коллятеральный аффект, согласно Хайдеггеру, — страж бытия. Состояние перцептивной кульминации и дегрессии растворяет границы. Ощущение самодовольства воспринимается аугментацией позиции Я, а неудовлетворенность сопровождается редукцией позиции Я, провоцируя активацию коллятерального аффекта. Положение субъекта оказывается в центре при испытании острого эмоционального потрясения. Таким образом, стыд, характеризуется как пограничное состояние, находящееся между кульминацией и дегрессией Я, отражающие онтологическое свойство аугментационно-воспалённого аффекта.
Возникновение апосематических последствий у субъекта после инкорпорирования рестрикций культуры, сопровождается рекуперацией рефлексивных симптомов нравственного самоконтроля. Ингерентная воспитательная самодисциплина выражается в отрицательно патинированном чувстве — раскаянии, за которым следует паталогически дефективная самоперцепция — вина. Пароксические эйекции формируются на почве физиологических абсцессов — страха, активизирующегося под действием инстинкта самосохранения. Наблюдаемые физиологические изменения высших психических функций, а также модификация совокупности условных и безусловных рефлексов, отражают остроэкспрессивное состояние организма. Паттерном сентимента кумулятивного дискомфорта является естественная реакция на стресс, отражающаяся в форме покраснения на парной боковой части лица человека. Парциальное покраснение как индикатор аугментационно-воспалённого аффекта способствует возникновению иррационально-автономной тревоги — эритрофобии. Экстериоризация патогенных качеств стыда образует аппарат надзора политической власти над индивидуумом. Стыд — культурный трезубец воздействия. В контексте социальных отношений он приобретает роль массового ультиматума, оппозиционного вмешательства в неурегулированные нормами права обязательства. Социальная дискредитация, выводимая из категорического воспитательного инструментария, вытесняет социокультурные девиации.
Неотъемлемым свойством аугментационно-воспалённого аффекта является социальная дифференциация — неравенство. Стыд как лумпсум консциентально-физиологических абсцессов и пароксических эйекций активизируется в пределах социального неравенства, вызывая острое ощущение ущербности, неполноценности и закомплексованности. Попытка ликвидации общественного размежевания в рамках вертикальной и горизонтальной иерархии неосуществима ввиду фундаментального исторически сформировавшегося устройства — разделения труда. Социальное неравенство как устойчивый амплидин сентимента кумулятивного дискомфорта также охватывает сферу естественной диаметральности индивидов.
В рамках гипотетической аннигиляции социального размежевания ослабление сентимента кумулятивного дискомфорта отразится исключительно в сфере материального и духовного потребления, уклонившись от самородной дифференциации. Биологическая неидентичность индивидов, проявляется в половой принадлежности, характеризующей генетические, морфологические и физиологические особенности организмов. Возрастные особенности, расовая диаметральность, физиологические свойства организма препятствуют нейтрализации коллятерального аффекта путем нивелирования.
Акцидентный импульс унижения как сферическая конфигурация автоматического контроля, сигнализирующая об эвекциях определенных интрузивных параметров, принимает вид массового регулятора самостийности субъекта. Обладатели герметического рассудка, имеющие парциальную форму социальной неуязвимости, диагностируются в психиатрии как больные диссоциальным расстройством личности. Асоциальность как форма аберрации в пределах проблематики сентимента кумулятивного дискомфорта приобретает инверсный характер. Имманентно-индифферентная позиция взаимодействия субъекта с общественной средой образует эффективную панацею от аугментационно-воспалённого аффекта. Отрасль клинической медицины, занимающаяся дефектами человеческой психики, выявив отсутствие характерной эмоциональной сферы человеческого сознания, охарактеризует подобные симптомы следствием обострённого психического расстройства — шизофрении. Нравственные ориентиры субъекта, имеющие суррогатно-релятивный характер, элиминируют мыслимую деформацию психической специфики. Восхождение интеллектуально-ассертивных к стыду индивидуумов, эмансипированных от отрицательно-побочных аффектов, ознаменует генерацию великой автономной эпохи. Консциентально-физиологический абсцесс, продуцируя линейную доместикацию субъекта, эскалирует коммуникационную уязвимость, проявляющуюся в массово-политической, экономической, идеологической и религиозной сферах. Сентимент кумулятивного дискомфорта есть mentis morbum человеческой экзистенции, культурная эпидемия всей мировой истории.
Рестрикции культуры поглощают фундаментальные сферы естественных потребностей, накладывая запреты на основные инстинктивные позывы — питание и размножение.
Индуизм, со свойственными ему симптомами абсурда, является самой травоядной религией, наложившей запрет на важнейший процесс обеспечения энергетических процессов. Исключив животный белок, являющийся основным строительным материалом нашего организма, индуизм, изъял себя из животной пищевой цепи, захватив весь растительный мир. Диетическая абстиненция, обусловленная религиозными соображениями о не причинении вреда любому живому существу, встречает серьезные противоречия. Жизненный цикл имеет не только животный, но и растительный мир, включающий в себя различные формы растений, грибов и микроорганизмов. Индуистская практика ахисмы — уменьшения зла в мире, путем ненанесения вреда, игнорирует биологический цикл флоры, причиняя огромный урон растительному миру. Индуистская культура неупотребления животного белка не находит принципа достаточного основания, как и в моральном, так и в физическом содержании. Диетическая абстиненция индуистов, принимающая болезненное состояние, демонстрирует деструктивное влияние социокультурных запретов в сфере естественных стремлений.
Половая активность человека, восходящая к фундаментальному инстинкту размножения, аналогичным образом, была узурпирована социокультурными рестрикциями. Запрет на врожденные естественные истоки человеческого опыта накладывает религия и мораль, модифицируя характерную модель человеческого поведения. Культура, разорвав естественную связь человека с природой, ограничив сферу характерных проявлений, модифицировала его как вид. Социокультурный формат организации общества, неустанно борющийся с любыми аберрационными проявлениями, идущими вразрез с религиозно-нравственными представлениями социума, соприкасается с прорывающимися наружу биологическими инстинктами. Культура рискнула бросить вызов природе, избежав при этом прямого столкновения. Создав букет мнимых физиологических изъянов, настроив человека против своего самородного естества, культура, парализовала все сильные и здоровые проявления врождённых человеческих тенденций. Благодаря культуре человек устыдился своей природы, извлек себя из естественного ложа бытия, поместив в суррогатную утробу экзистенциального субстрата.
Сфера языка, являющаяся рупором культурно-этнических стандартов, выступающая в качестве общественного регулятора, лимитируется социокультурным табуированием с помощью воспрещения ненормативных словесных формулировок. Потенциальная возможность снятия психологического напряжения, посредством употребления инвективов, имеющих экспрессивный компонент содержания, строго воспрещается ввиду стабилизации контроля. Ненормативная лексика, охватывающая внушающий перечень обсценных фразеологических сегментов, становится предметом стыда.
Сентимент кумулятивного дискомфорта как побочный экзистенциальный эффект культуры способен проявляться в двух противоположных направлениях: прямом и обратном. Прямое направление характеризуется полным усвоением специфики социокультурного аппарата, включающего в себя различные формы психических деформаций: стыда, вины и совести. Второе направление связано с обратимым процессом коллятерального аффекта. Поэтапное возвращение к первоначальному состоянию рассудка осуществляется посредством критического анализа роли культуры в развитии общества, экспериментального исследования ядра аугментационно-воспаленных аффектов, осознания суррогатной составляющей того или иного феномена.
Окольным путём двинулась современная психология, выдвинув методологию элиминации аффективных симптомов посредством констатации сентимента вины. Признание собственной провинности как средство нейтрализации сентимента кумулятивного дискомфорта, обнаруживает диаметрально-противоположные свойства. Индуцированный процесс раскаяния образует цикличность отрицательно-окрашенных воздействий побочных проявлений рассудка. Вместо извлечения комплекса болезненных составляющих психического устройства, осуществляется интенсивная имплантация и герметизация вредоносных аффектов. Таким образом, методология современной психологии нацелена на курс безрезультатной терапии, осложняющей значения первоначальных показателей. Философская энудация природы аугментационно-воспалённых аффектов позволяет ректифицировать сущность сложнейших умозрительных процессов психики и оказаться за их регулятивными пределами.
Экстериоризация стыда в сферу философской проблематики предоставит возможность адекватного понимания антропологии и природы человеческого сознания.
Стыд, будучи тысячелетним оружием массовой манипуляции, подвергается рационально-аналитической аутопсии и критическо-философской экспертизе. В ходе синтеза полученных философских умозрений, подверглась рафинированию семантика коллятерального аффекта. Отбросив сферу социокультурного концентрата, стыд как побочный экзистенциальный эффект культуры подвергается полной самоликвидации.
Литература:
- Ницше Фридрих Вильгельм — «Веселая наука» (La Gaya Scienza)
- Зигмунд Фрейд — «Введение в психоанализ»
- Аристотель — «Никомахова этика»
