Статья посвящена рассмотрению вопросов, связанных с определением мотива ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы.
Ключевые слова: экстремизм, преступления экстремистской направленности, социальная группа, мотив преступления, мотив ненависти или вражды
Озабоченность государства участившимися случаями нападения экстремистов на лиц, отличающихся не только расовой, национальной, религиозной, но и социальной принадлежностью, проявилась в изменении уголовного законодательства, в том числе посредством дополнения экстремистских мотивов мотивом ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы.
Изучение следственно-судебной практики позволяет нам констатировать, что не смотря на прошедшее с того момента почти десятилетия имеются определенные проблемы применения указанной уголовно-правовой нормы. Наибольшие сложности возникают как при определении самого понятия «социальная группа», так и при выборе критериев отнесения того или иного лица к той или иной социальной группе.
Понятие социальной группы мы не найдем не только в Уголовном кодексе РФ, но и не в одном другом правовом акте. Учитывая, что термин «социальная группа» по своему происхождению является социологическим, заметим, что общепризнанной дефиниции в социологии также не существует.
Рассматривая указанную проблему, А. А. Кунашев выделяет два основных подхода [2, с.283]. Согласно первому, наиболее распространенному в западной социологии, «социальная группа — это совокупность двух и / или более людей, которые определенным образом взаимодействуют друг с другом, осознают свою принадлежность к этой группе и считаются членами этой группы с точки зрения других» [3, с.263]. Таким образом можно выделить такие признаки социальной группы как взаимодействие, самоидентификация и идентификация.
В отечественной социологии под социальной группой как правило понимают «совокупность людей, имеющих общий социальный признак и выполняющих необходимую функцию в общей структуре общественного разделения труда и деятельности» [4, с.151]. А. И. Кравченко предлагает противоположный подход: «Это любая совокупность людей, выделенных по социально значимым критериям. Таковыми являются пол, возраст, национальность, раса, профессия, место жительство, доход, власть, образование и некоторые другие» [5, с.181]. Своего рода усредненный подход к определению социальной группы предложил А. В. Дмитриев: «совокупность индивидов, взаимодействующих определенным образом на основе нескольких признаков, в частности, разделяемых ожиданий каждого члена группы в отношении других. Это объективно существующая устойчивая общность людей, занимающая определенное место и играющая некую, присущую ей роль в общественной жизни» [6, с.82].
Отсутствие в социологии единого мнения по поводу толкования термина «социальная группа» приводит к ситуации, когда правоприменитель в каждой конкретной ситуации вынужден самостоятельно определять критерии отнесения того или иного лица к определенной социальной группе. В этой связи считаем необходимым привести мнение известного ученого-правоведа И. И. Карпеца: «преступный мир» — это тоже своего рода социальная группа (страта), как и все общество, неоднородная, иногда врастающая в официальные структуры и паразитирующая на них, иногда существующая в обществе самостоятельно» [7, с.214–215]. Ситуация приобретает парадоксальный характер, но при буквальном толковании закона борьба с «преступным миром», его нормами и обычаями (при определенных условиях) может быть расценена как выражение вражды и ненависти к определенной социальной группе [8, с.9].
Развивая эту мысль Ф. З. О. Валиев отмечает, что «ссылка на «какую-либо социальную группу» делает соответствующие нормы УК РФ не только безразмерными, но и позволяет относить к охраняемой законом группе как жертв (например, представителей национальных или расовых меньшинств), так и их потенциальных или действительных палачей (скинхедов, фашистов и др.)» [9, с.18–19].
В качестве еще одной иллюстрации подхода к толкованию термина «социальная группа» приведем пример акции «Дворцовый переворот» имевшей место в 2010 г., последствием которой стали несколько перевернутых милицейских машин. Согласно заключению социологической судебной экспертизы: «сотрудники милиции не являются большой социальной группой ни реальной, ни номинальной, так как не обладают каким-либо общим социальным признаком или статусными характеристиками, так как для сотрудников милиции не характерны гомогенность по основным статусным характеристикам, способность к самовоспроизводству, обеспечивающая репродуцируемость ядра группы, и отличная от других групп совокупность социальных связей, общность условий существования, причинно-взаимосвязанными сходными формами деятельности в разных сферах жизни, а также общность социальных норм и ценностей, стиль жизни. Сотрудники милиции не являются совокупностью людей, имеющих общий социальный признак и выполняющих общественно необходимую функцию в общей структуре общественного разделения труда и деятельности».
Противоположную позицию по данному вопросу занял Сыктывкарский городской суд Республики Коми, рассматривая уголовное дело в отношении Терентьева, обвинявшегося в действиях, направленных на возбуждение ненависти и вражды, а также унижение группы лиц по признаку принадлежности к социальной группе — сотрудникам милиции. В качестве доказательства суд признал заключение социо-гуманитарной экспертизы, согласно которому «сотрудники милиции являются социальной группой, поскольку они объединены в единую социальную страту на основе рода занятий. Между членами группы осуществляется информационное взаимодействие на основе знаковых систем, здесь присутствует групповая культура, связанная с наличием знаков и символов, по которым члены группы отличают себя от остальных граждан, кроме того, индивиды, не входящие в эту социальную группу, способны идентифицировать члена социальной группы «милиция» по ряду очевидных признаков, таких как служебное удостоверение и форменная одежда». В данном случае эксперты, по все видимости являются последователями теории Р. Мертона, о которой мы упоминали ранее. И если наличие таких критериев отнесения к социальной группе как взаимодействие и самоидентификация нами не подвергаются сомнению, то с идентификацией возникают определенные вопросы. Как быть в том случае, если милиционер (ныне — полицейский) является сотрудником оперативного подразделения и в рабочее время в процессе выполнения своих служебных обязанностей не носит форменную одежду? Он уже не будет входить в рассматриваемую социальную группу? Не меньше вопросов и относительно другого идентификационного признака — служебного удостоверения. Для идентификации достаточно лишь наличие у лица этого документа или необходимо, чтобы идентифицирующий наверняка знал о наличии у конкретного лица удостоверения? Как быть в случае, когда в нерабочее время сотрудник находится не в форменной одежде и оставил удостоверение дома? Он утрачивает принадлежность к социальной группе? Полагаем, что нет.
Таким образом, мы приходим к выводу, что доказанность мотива ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы, а также отнесение лица к такой группе, стоит в прямой зависимости от приверженности экспертов тем или иным научным взглядам, а также усмотрения правоприменителя в конкретной ситуации. Другими словами, «до тех пор пока данное определение не будет закреплено на законодательном уровне, проблемы толкования права будут решать эксперты-лингвисты, которые по сути осуществляют юридическую квалификацию фактов» [12, с.122].
Учитывая изложенное полагаем необходимым исключить из Уголовного кодекса РФ указание на совершение преступлений «по мотивам ненависти и вражды в отношении какой-либо социальной группы». До внесения изменений в уголовное законодательство предлагаем ограничиться только теми группами, которые уже выделены на основании одного из дискриминационных признаков (политического, идеологического, расового, национального, религиозного). Предлагаем также ограничить социальные группы только «позитивными» или «нейтральными», поскольку в противном случае «большинство видов человеческой деятельности по противодействию асоциальным явлениям может попасть под определение преступлений экстремистской направленности» [13, с.33]. Полагаем, что признание преступлений по мотивам ненависти или вражды в отношении «асоциальной» группы означало бы признание того, что объектом таких преступлений являются основы конституционного строя и безопасность государства. Однако само существование таких групп в большинстве случаев нарушает законодательство России.
Литература:
- Федеральный закон от 24 июля 2007 г. № 211-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия экстремизму» // СПС «Гарант» (дата обращения 21.01.2017).
- Кунашев А. А. «Социальная группа» как уголовно-правовой признак / Пробелы в российском законодательстве. Юридический журнал. 2011. № 4. С. 282–285.
- Роберт Мертон. Социальная теория и социальная структура. М.: АСТ, Хранитель, 2006. 880 с.
- Энциклопедический социологический словарь. Общая ред. академика РАН Осипова Г. В. М. ИСПИ РАН. 1995. 940 с.
- Кравченко А. И. Социология: Учебник для студентов. М.: «Академический Проект», Издательская корпорация «Логос», 1999. 382с.
- Дмитриев А. В. Общая социология: Учебное пособие. М., 2001. 432с.
- Карпец И. И. преступность: иллюзия или реальность. М.: «Российское право», 1992. 432с.
- Чуганов Е. Г. Экстремизм: проблемы уголовной политики // Экстремизм и другие криминальные явления. М., Российская криминологическая ассоциация, 2008. 239с.
- Валиев Ф. З. О. Мотив ненависти или вражды и его уголовно-правовое значение: автореф. дисс. … канд. юр. наук. М., 2015. 29 с.
- Уголовное дело № 276858. Архив СО по Центральному району ГСУ СК РФ по Санкт-Петербургу.
- Уголовное дело № 1–369/08. Архив Сыктывкарского городского суда Республики Коми.
- Бринев К. И. Методологические проблемы лингвистической экспертизы: определение сущности экстремизма / определение понятия «социальная группа» // Вестник Кемеровского государственного университета. — Кемерово, 2012. — № 2 (50). С. 117–123
- Квалификация массовых беспорядков, хулиганства и преступлений экстремистской направленности. Теория и практика. Отв. ред. Н. Г. Кадников. // СПС «Консультант плюс» (дата обращения 01.02.2017).
