«Дорогой Иосиф Виссарионович»: письма И. Г. Эренбурга И. В. Сталину

Илья Григорьевич Эренбург — писатель, журналист, переводчик, общественный деятель, фотограф, написавший целый ряд писем во власть — И. С. Сталину, М. А. Суслову, Д. Т. Шепилову, Н. С. Хрущёву, В. С. Лебедеву. В настоящей статье будут проанализированы взаимоотношения Эренбурга и Сталина в свете эпистолярных обращений писателя к вождю.

Сразу после 1-го съезда писателей, 13 сентября 1934 г., Эренбург пишет письмо Сталину [10, с. 718–719], в котором писатель предлагает вождю объединить прогрессивных писателей на платформе антифашизма и «поддержки СССР». Илья Григорьевич писал свое письмо под впечатлением съезда писателей — в глаза писателю бросился состав заграничных делегаций, не соответствовавший «весу и значимости данного явления». Письмо достаточно сухо; автор его последовательно и логично отстаивает свою точку зрения. Только в первом и последнем абзацах проглядывает душевность: Эренбург извиняется перед вождем за то, что отнял у него своим письмом много времени, и говорит, что все же не мог не написать, ибо решение о создании организации, имеющей не только литературное, но и общеполитическое значение, не может быть принято без участия Сталина.

Следующее письмо Эренбурга Сталину относится к 28 ноября 1935 г. [14, с. 109–112]. Это послание связано с тем, что Бухарин передал писателю отрицательный отзыв вождя об очерке Эренбурга «Письмо», посвящённом ткачихе-ударнице из города Иванова Е. В. Виноградовой и опубликованном в «Известиях» (21 ноября). В мемуарах «Люди, годы, жизнь» Эренбург написал об этом так: «Однажды Сталин позвонил Бухарину: “Ты что же, решил устроить в газете любовную почту?..” Было это по поводу моего “Письма к Дусе Виноградовой”, знатной ткачихе: я попытался рассказать о живой молодой женщине. Гнев Сталина обрушился на Бухарина» [13, т. 2, с. 200]. Современный исследователь рассуждает: «Что же разозлило вождя? Рассказ о живой молодой женщине, а не о роботе? Популярность бухаринских “Известий”? Неформальные выступления Эренбурга на «дискуссии» о формализме? Всякая выволочка, учиненная вождем (наверняка в присутствии очевидцев), была яростной (“Я был в большом смятении, когда ты меня разносил за Эренбурга…”, — признался Сталину Бухарин). Об этом “разговоре” он, зная опасную натуру Сталина и его методы, сказал Эренбургу. И тогда, 28 октября 1935 г., в московской гостинице “Метрополь” писатель сочинил свое второе письмо вождю…» [11]. Илья Григорьевич признаёт, что о таких людях, как Виноградова, надо писать книгу, а не очерк в газете. Личность ткачихи, её скромность и человечность так поразили Эренбурга, что он не мог не написать о ней. Писатель высказывает мысль о том, что «художественное произведение рождается от тесного контакта внешнего мира с внутренней темой художника», жизнь в нашей стране «напряжённая, страстная, горячая», а искусство зачастую «спокойное и холодное», словами «социалистический реализм» иногда покрывается неподвижный натурализм. У любого писателя — в том числе и у самого Эренбурга — есть не только достижения, но и срывы, но и в срывах «сказывается то, что мы, писатели, хотим дать», а срывы Эренбурга происходят «от потрясённости молодостью нашей страны». Он много живёт в Париже — от этого, может, не замечает многих ценных деталей в жизни нашей страны, но вместе с тем это придаёт ему «остроту восприятия». В Париже писателю приходится заниматься не только сочинительством, но и организационной работой (подготовкой Первого международного конгресса писателей в защиту культуры), но всё же сочинительство — это главное. Эренбург не пытается защищать очерк о Виноградовой, но тот факт, что Сталин разрешил передать писателю свой отзыв о его очерке, показывает внимание вождя к писательской работе Эренбурга — и именно поэтому он счёл необходимым рассказать и о своих ошибках, и о том, чего он пытается достичь. «“Работа над ошибками” выглядела убедительно, но этого было мало. О недовольстве вождя статьей Эренбурга стало известно в ЦК и в близких к нему кругах. В отделе печати ЦК московскими выступлениями Эренбурга по вопросам искусства были крайне недовольны. Противники, завистники писателя давно ждали случая разделаться с парижским, как они считали, счастливчиком. Остановить их могло только одно: опасение, что вождь их не поддержит. Положение Эренбурга оставалось неопределенным, и он решил повести разговор со Сталиным без обиняков. В этом был безусловный риск, но, как говорится, кто не рискует, тот не выигрывает…» [11]. Эренбург откровенно написал о том, что неудача со статьёй совпала с несколькими выступлениями Эренбурга на дискуссиях об искусстве и литературе, где писатель высказал те же идеи, что и в письме Сталину — о недопустимости равнодушия, о подмене социалистического реализма натурализмом. Подобные мысли не могли встретить единодушного одобрения — теперь же их связывают с неудачей статьи и, таким образом, появляется политическое недоверие. Понятно¸ что подобные высказывания Эренбург никогда бы не допустил в прессе или на конгрессе, где он защищал «линию нашей делегации», всё это говорилось в кругу «своих», ведь писателю дорог престиж нашего государства и за организацию конгресса он взялся по поручению ЦК. Эренбурга задело то, что на собрании отдела печати ЦК его назвали «пошлым мещанином», этот «отзыв» сразу стал известен в писательской среде и теперь как итого этого вердикта и всех разговоров о нём появилось наименование Эренбурга как «гастролёра из Франции». Он действительно 21 год прожил в Париже, однако не по соображениям личного характера, а по обстоятельствам литературной и общественной работы. Таким образом, если Сталин сочтёт, что было бы полезнее проживание Эренбурга в СССР, то он сразу же переедет в нашу страну. «Резолюция Сталина на этом письме: “Т. Молотову, Жданову, Ворошилову, Андрееву, Ежову” означала, что расчёт Эренбурга полностью оправдался — члены Политбюро, включая тех, кто занимался “руководством” писателями, были проинформированы о письме Эренбурга и тем самым о том, что “инцидент исчерпан”. В середине декабря 1935 г. Эренбург благополучно отбыл из СССР…» [11].

24 декабря 1937 г. Эренбург приехал в СССР для участия в пленуме ССП, предполагал пробыть в нашей стране две недели, но задержался не по своей воле — до мая 1938 г. он не мог получить разрешение на возвращение в Мадрид. С этим связано его очередное обращение к вождю 21 марта 1938 г. [14, с. 115]. Эренбург пишет, что его работа за границей (и в первую очередь в Испании) требует его возвращения; описывает, как он в качестве корреспондента «Известий» работал на теруэльском фронте, писал в испанские газеты, французские коммунистические журналы, статьи, очерки, роман (видимо, имеется в виду повесть «Что человеку надо», изданная в Москве в 1937 г.), помогал в деле пропаганды. За два месяца своего пребывания в Москве Эренбург сделал 50 докладов, выступая на заводах, в вузах и пр. Теперь «[н]азревают события во Франции», и он должен писать и об этом, тем более что он оставил Францию в самое горячее время, когда ему удалось «поднять против Жида» «левых писателей» — французский автор «проштрафился» своим романом «Возвращение из СССР» (1936), написанном после посещения СССР и раскритикованным советской прессой. Во Франции Эренбург прожил с перерывами около 30 лет и полагает, что там и в Испании он мог бы быть более полезным нашей стране. Редакция «Известий» и отдел печати ЦК говорят Эренбургу, что он скоро поедет; ему обидно, что он в такое время сидит без дела и именно это чувство заставило его написать Сталину — ведь Сталин «не только … руководитель, но и … друг, который входит во всё».

Во время Великой Отечественной войны Эренбург работает на фронте корреспондентом «Красной звезды». Уже в самом конце войны, в апреле 1945 г., Эренбург подвергся критике со стороны Г. Ф. Александрова, тогдашнего члена КПСС, кандидата в члены ЦК ВКП(б). Писатель рассказывает об этом в книге «Люди, годы, жизнь» 12, с. 441–443. 15 апреля 1945 г. Эренбург пишет письмо Сталину [14, с. 116–117; 6, с. 156–157]. Это очень личное письмо, чуть ли не дружеское. Писатель обращается к вождю почти как к равному, как к собеседнику, к которому можно обратиться с личным вопросом («… касающимся лично меня…»), на понимание которого можно рассчитывать («Вы понимаете, Иосиф Виссарионович, что я испытываю»), занятость которого автором письма хорошо осознается («Простите меня, что Вас побеспокоил личным делом…»). В письме чувствуется уважение к адресату. Эренбург никого ни в чем не обвиняет; он хочет обратить внимание Сталина на то, что всегда выполнял свой долг, выражал «чувства нашего народа». Единственное желание автора письма — оправдаться, снять с себя несправедливое обвинение. Думается, тональность этого письма можно сопоставить с тональностью писем Зощенко Сталину. Послания этих разных людей роднит простота, скромность, нежелание обвинять кого-либо и чувство своей личной ответственности за написанное, надежда на то, что Иосиф Виссарионович чисто по-человечески сможет их понять.

Следующее письмо Эренбурга Сталину датировано 2 января 1950 г. [14, с. 117]. В письме писатель говорит, что работает над продолжением романа «Буря» — романом «Девятый вал» об истории послевоенных лет и о борьбе за мир советских людей, французов, немцев, американцев. Поездка в США в 1946 г. позволяет дать несколько американских глав, но «не хватает материала для существенной части романа, протекающей во Франции» — во время Парижского конгресса сторонников мира Эренбург провёл там всего 10 дней. Поэтому Илья Григорьевич просит разрешить ему поездку во Францию и в Берлин, если во Францию невозможно — то в одну из соседних с ней стран (Бельгию, Италию, Швейцарию), для сбора материала. Писатель обращается к Сталину с этой просьбой потому, что без этой поездки ему пришлось бы вообще отказаться от книги, над планом которой он работает последнее время. Завершается письмо очень личным обращением к вождю: «Я не могу закончить это письмо, не высказав Вам того, о чем мы все сейчас думаем: не пожелав Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, здоровья и счастья». На письме (в верхнем левом углу) имеется резолюция, исполненная синим карандашом: «Удовлетворить. Ст».. Таким образом, разрешение советских властей Эренбург получил, однако французское правительство в визе писателю отказало, поэтому материал он собирал в Бельгии и Швейцарии.

3 января 1953 г. «Правда» и «Известия» опубликовали сообщение ТАСС об аресте «группы врачей-вредителей». Сразу после этого от видных советских евреев стали требовать подписать письмо в «Правду» — с осуждением казней еврейских «буржуазных националистов» и с одобрением правительства. Под письмом было собрано несколько десятков подписей — в частности, М. Ромма, Д. Ойстраха, С. Маршака, Л. Ландау, В. Гроссмана, И. Дунаевского [7, с. 143–146], Эренбург сперва не подписывал, написал письмо Сталину (по черновому варианту с сокращениями письмо было приведено во вступительной статье к мемуарам писателя [13, т. 1, с. 36–37]): «попросить Вашего совета». Писатель заявил в этом письме, что «еврейской нации нет», единственный выход — ассимиляция, еврейский национализм «неизбежно приводит к измене»; однако предложенное ему для подписи письмо могут опасно истолковать «враги нашей Родины». Однако: «я сам не могу решить эти вопросы»; но если «руководящие товарищи передадут мне … <что моя подпись> желательна … <и> полезна для защиты Родины и для движения за мир, я тот час подпишу». Письмо обсуждалось, готовилось в аппарате ЦК, но письмо обращение так и не появилось в печати — «дело врачей» ещё в последние дни Сталина, есть признаки, стало притормаживаться [4, с. 682 и 693].

После публичного объявления «“дело врачей” вызвало широкую волну преследований врачей — евреев по всей стране. В различных городах страны органы госбезопасности фабриковали дела врачей … По всей стране врачи — евреи боялись ходить на работу, а пациенты боялись лечиться у них»> [5, с. 254–255]. После кампании «космополитской» да теперь грозный раскат «народного гнева» при «деле врачей» –поверг в страх множество советских евреев: так возник слух (и потом укрепился в сознании), что Сталин готовил массовое выселение евреев в глухие места Севера и Сибири. Поэтому даже в новейших исследованиях мы можем прочесть: «Подлинным испытанием для Эренбурга стал его отказ подписать инициированное Сталиным письмо видных деятелей культуры, евреев по национальности, которое должно было послужить оправданию массовой депортации евреев на восток страны. Эренбург послал Сталину письмо с изложением своего понимания проблемы» [8, с. 796]. В новейшей работе историк Г. В. Костырченко весьма основательно опровергает этот «миф о депортации», показывая, что он не подтвержден ни тогда, ни впоследствии никакими фактами, и даже принципиально такая депортация была бы для Сталина невыполнима [4, с. 671–685]. А вот что пишет об обстоятельствах появления письма другой современный исследователь: «Известно, что Сталин не любил врачей. Если Ленин не признавал врачей-“большевиков”, предпочитая швейцарских профессоров, то Сталин вообще их не любил. Во-первых, он решительно не доверял врачам, поскольку патологически боялся быть залеченным до смерти. От простуды спасался народным средством: ложился под бурку и потел. Во-вторых, медики (и это самая неприятная сторона их профессии) каждому человеку с возрастом сообщают о его здоровье и жизненных перспективах всё менее и менее утешительные вещи. И вот за это товарищ Сталин особенно их не любил. Знаменитое “дело врачей” началось, собственно, с профессора В. Н. Виноградова, который во время своего последнего визита к Сталину в 1952 году обнаружил у него ухудшение здоровья. Сталин пришёл в бешенство. А недовольство Сталина врачами стали активно прорабатывать в МГБ (Министерство госбезопасности), где один из следователей — Рюмин — решил сделать карьеру. Предвосхищая желание Сталина, органы готовили громкое “дело” о “медицинском заговоре”» [1, с. 405–406].

Какой-либо реакции Сталина на обращение к нему писателя в архиве обнаружить не удалось (см. [9]). Об этом эпизоде из своей жизни в своих мемуарах писатель вспоминает предельно лаконично: «Я пропускаю рассказ о том, как пытался воспрепятствовать появлению в печати одного коллективного письма. К счастью, затея, воистину безумная, не была осуществлена. Тогда я думал, что мне удалось письмом переубедить Сталина, теперь мне кажется, что дело замешкалось и Сталин не успел сделать того, что хотел» [13, т. 3, с. 228].

Литература:

1. Басинский П. В. Горький. Серия «Жизнь замечательных людей». М., 2005.
2. Громов Е. Сталин: Власть искусство. М., 1998.
3. Документы свидетельствуют… // Вопросы литературы. 1993. Выпуск 4. С. 262–325.
4. Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М., 2001.
5. Краткая еврейская энциклопедия. Иерусалим, 1996. Том 8.
6. «Литературный фронт»: История политической цензуры. 1932–1946 г.г. Сб. документов. Сост. Д. Л. Бабиченко. М., 1994.
7. «Против попыток воскресить еврейский национализм». Обращение Эренбурга к И. В. Сталину // Источник. 1997. № 1. С. 141–146.
8. Рубашкин А. И. Эренбург Илья Григорьевич // Русские писатели 20 века. Биографический словарь / Гл. ред. и сост. П. А. Николаев. М., 2000. С. 794–796.
9. Солженицын А. И. Двести лет вместе. Том 2. М., 1996.
10. Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. М., 2001.
11. Фрезинский Б. Я. Писатели и советские вожди: Избранные сюжеты 1919–1960 годов. М., 2008.
12. Эренбург И. Г. Собрание сочинений в 9 томах. Том 9. М., 1967.
13. Эренбург И. Г. Люди. Годы. Жизнь. Воспоминания. В 3 томах. М., 1990.
14. «Я не понимаю литературы равнодушной». Письма И. Г. Эренбурга Н. И. Бухарину, И. Б. Сталину, Л. Г. Селиху, Н. С. Хрущеву и Д. Т. Шепипову // Источник. 1997. № 2. С. 109–121.