Родовое и жанровое своеобразие трагической повести для театра М.Рощина «Эшелон»

В ХХ веке «сольватация» литературных родов была спровоцирована текучим художественным процессом. В результате взаимодействия литературных родов появлялись новые жанровые образования. Драма черпала новые жанровые формы из смежных областей: лирики и эпоса.

Немало авторитетных литературоведов отмечают влияние эпических жанров на драматургию ХХ века, хотя уже с ХIХ столетия можно отметить внедрение и эпических, и лирических элементов в драматические тексты. Подобный синтез родовых начал обнаруживается в драматургии М.Рощина, фигурирующего в русской советской и постсоветской литературе и как драматург, и как прозаик, чем можно отчасти обусловить родовое взаимодействие в его текстах.

Во второй половине ХХ столетия М.Рощин начинает писать пьесы. «Драматургия и театр развиваются в шестидесятые годы в активном взаимодействии с поэзией, переживавшей тогда творческий взлет» [1,с.212]. Помимо этого, со времени расцвета романа не прекращается процесс эпизации драмы, который нетрудно обнаружить в текстах М.Рощина.

Одной из наиболее любопытных пьес в плане жанрового и родового своеобразия можно считать «трагическую повесть для театра «Эшелон». По словам самого драматурга, пьеса задумывалась изначально как повесть, в основу которой должны были лечь биографические материалы из личного дневника автора. Во вступлении к своему пятитомнику драматург писал об этой пьесе: «Вот и «Эшелон» сначала был задуман в прозе. Эвакуация – самое сильное впечатление детства все не отпускало меня, снова и снова грезился мне эшелон. Еще в юности я пытался написать роман, воссоздать подробно, до мелочей те страшные будни войны, что мы пережили. Читал знакомым из своей клеенчатой тетрадки и сам сознавал, как это плохо и бледно. Опять вернулся к нему, и опять что-то не получалось. Приглядевшись, понял: из эшелона волне может выйти пьеса. Нелегко, но стоит попробовать» [2, с.7]. Все, что пережил сам Рощин во время эвакуации, он выразил в своей «трагической повести для театра», где авторское жанровое наименование говорит о сложном родовом и жанровом сращении.

В пьесе изображен один из сотен эвакуационных эшелонов: в вагоне-теплушке едут подальше от разрывов бомб и снарядов люди, в одночасье сорванные с мест проживания. Люди разных сословий, разных привычек, незнакомые до встречи здесь, они вынуждены находиться в одном поезде, делить тепло одной печурки, сообща присматривать за детьми, добывать пропитание, ухаживать за больными.

Автор выстраивает многоуровневую систему конфликтов. Помимо внутри- и межличностных микроконфликтов героинь центральный – субстанциональный конфликт – противостояние человека и войны. Рассеивание этого конфликта между героинями способствует проникновению лирического начала в «повесть». Каждый из персонажей по-своему противостоит войне, при этом все вместе герои представляют главное оружие противодействия: центральный конфликт конструируется на внутренних конфликтах героинь, на личном переживании войны. В «Эшелоне» основная тема обогащается и варьируется в личных темах каждого образа. Центральный конфликт экстраполируется на действующих лиц, размывая, таким образом, острое драматическое столкновение и способствуя лиризации текста.

Время в «повести» – сутки. Но все это кажется условным, создается ощущение, что теплушка движется гораздо дольше, потому что в пьесе изображено не только настоящее. Значительно расширяет временные рамки произведения изображение прошлого, будущего, что свойственно, прежде всего, эпическим жанрам. Автор использует наименование частей в пьесе («Утро», «День», «Вечер и ночь»), демонстрирующее логичное распределение событий в линейном времени, хотя многочисленны в «Эшелоне» темпоральные отступления в виде воспоминаний и надежд на будущее, что говорит о взаимодействии драмы с эпосом, которое проявляется и на уровне героев.

 Развитие каждого характера, каждой сцены в пьесе четко вычерчено. Действие органично перетекает от массовой сцены к диалогу и монологу, от безысходности и недопонимания между обитателями теплушки к единению и надежде. Емкие, глубокие и совершенно естественно изображенные характеры — одно из многочисленных достоинств «повести». Время от времени тот или иной персонаж высвечивается крупным планом, но, останавливая на себе внимание, действующее лицо не отвлекает нас от развития общего действия. Подобная презентация героев составляет эпический элемент в пьесе. С одной стороны – многогеройность, несомненно подтверждающая эпический характер произведения, с другой – очень четкое вычерчивание образов, соответствующее драматическому изображению действующих лиц.

В пьесе «Эшелон» эпическое начало транслируется и в заявленном автором обозначении жанра, не соответствующем привычным. Повествовательный элемент обнаруживается в рощинских ремарках, где в большинстве случаев даны не только краткие характеристики и описания в качестве подсказок режиссеру или читателю, но довольно объемное повествование, цепь словесных высказываний о происходящем. Вот один из таких повествовательных моментов из первой части: «Все замирают в ужасе – на эшелон внезапно падает рев и тут же тень летящего на бреющем самолета. Секунда оцепенения. «По вагонам!» - кричит Есенюк. Затем дает новую команду: «Рассыпайсь!» Но лязгает сцепление, паровоз гудит, и Есенюк снова кричит: «По вагонам!» Все бросаются по местам. Глухонемой прикрывает собой детей, на тамбур цепляется Федор Карлыч. Есенюк убегает вдоль поезда, Тамара зовет его назад. Галина Дмитриевна командует. Маша тащит за собой Катю, а потом вместе с Ивой и Леной швыряют в вагон кастрюли, чайники, горячие кирпичи. А самолет делает новый заход, и теперь к его все заглушающему реву прибавляется четкий звук крупнокалиберного пулемета…» [3, с.86]. Подобная ремарка неотличима от отрывка из повести и не свойственна классической драме. Так, в трагедии Пушкина «Борис Годунов», по словам Б.О. Кормана, который говорит о двуродовых жанровых образованиях, ремарки, хоть и не столь объемны, но, тем не менее, далеко не всегда выполняют роль вспомогательных элементов и нередко описывают ситуацию, не только не проигрывая ее, но и не давая возможности проиграть [4]. У М. Рощина большинство ремарок носит именно такой характер, достигая все большего объема.

В повествовательных ремарочных элементах обнаруживается детальное описание событий, а также авторские рассуждения и обращения к персонажам. Повествователь-посредник между читателем и действующим лицом, присущий прежде всего эпосу, в драматургии ХХ века уже не является неожиданностью. Форма авторского присутствия в пьесах М.Рощина представляют довольно сложное образование лирического и эпического элементов. С одной стороны, автор в повествовательных фрагментах явно функционирует в роли эпического повествователя, с другой - сохраняя свое лицо, свои переживания, опираясь на собственные воспоминания и внося тем самым в текст пьесы некоторый автобиографизм, драматург демонстрирует лирическое начало.

По утверждению Шитовой, драматургия М.Рощина есть «драматургия с откровенным авторским присутствием» [5, с.263]. Автор беседует со своими героями, убеждает их, поддерживает: «Дорогие мои, вам надо ехать дальше. Дальше. Долго. И вы будете ехать. Вы доедете. Вы должны доехать» [3, с.124]. Любопытно, что на первых представлениях «Эшелона» в театре «Современник» М. Рощин выходил на сцену, чтобы, сидя за столиком, самому читать и обращения и ремарки, обнажая тем самым лирическое Я.

А «специфика лирики, – по словам Л.Я.Гинзбург, – в том, что человек присутствует в ней не только как автор, не только как объект изображения, но и как субъект, включенный в эстетическую структуру произведения в качестве действенного ее элемента. При этом прямой разговор от имени лирического я нимало не обязателен. Авторский монолог – это лишь предельная лирическая форма. Лирика знает разные степени удаления от монологического типа, разные способы предметной и повествовательной зашифровки авторского сознания – от масок лирического героя до всевозможных «объективных» сюжетов, персонажей, вещей, зашифровывающих лирическую личность именно с тем, чтобы она сквозь них просвечивала» [6, с.274]. Таким образом, проявление лирического начала есть зашифрованное присутствие авторского голоса, сознания, авторского я в произведении.

Значительно позже публикации «Эшелона» М.Рощин напишет, что эта пьеса тоже по-своему счастливая, хоть и трагичная. Но и другой она, по его мнению, быть не могла, ибо война осталась в памяти писателя, несмотря на то, что он был тогда еще ребенком. Столь открытый автобиографизм подчеркивает лирическое начало в пьесе, которое помимо этого транслируется и ремарочными философскими отступлениями: «…Я думаю о силе жизни, об инстинкте самосохранения, которым наделила нас природа, о силе простых вещей. Есть арифметика борьбы за существование: голод, холод, опасность, страх, но человек все равно живет, выживает. Это арифметика. Но есть алгебра. Сила простого инстинкта – одно, а мощь сознания – другое. Есть жизнь человеческого духа, к которому неприложима арифметика, сила духа, дающая силу сопротивления. Голод плюс холод и даже плюс смерть вдруг дают положительный результат. Слабый человек встает из праха и делает шаг вперед. Мы сами не знаем запаса своей прочности. Начинает действовать закон непотопляемости подводной лодки: разбит один отсек, затоплен другой, но мы - сражаемся, мы не тонем, хоть и ложимся на дно» [3, с.102-103].

В ремарках в пьесах М.Рощина зачастую сталкиваются и гармонично сосуществуют эпическое и лирическое начала. Этот синтез обнаруживается в повествовании о событиях, в оценке автора, в его взглядах на обстоятельства и персонажей. Следует помнить также и об особенностях конфликта, и о внутреннем действии, и об обрисовке характеров, которые в той или иной степени демонстрируют родовой синтез в драматургии Михаила Рощина. Ибо «трагическая повесть для театра «Эшелон» - лишь одна из наиболее ярких и известных пьес, где эпический и лирический элементы взаимодействуют на различных уровнях.

Литература:

1. Современная русская советская литература. В 2 ч. Ч.2. Темы. Проблемы. Стиль/ Г.А.Белая, А.Г.Бочаров, В.Д. Оскоцкий и др.; Под ред. А.Г.Бочарова, Г.А.Белой. – М.: Просвещение, 1987. – 256.

2. Рощин М.М.Собрание произведений в пяти книгах. Кн.1:Лиха беда начало. Повести, рассказы, пьесы, очерки и статьи. – М.:ООО «Издательская группа ЖИЗНЬ», 2006. – 576с.

3. Рощин, М.М. Спешите делать добро/ М.М.Рощин. – М.: Советский писатель, 1984. – 368c.

4. Корман, Б.О. Избранные труды. Теория литературы/ Ред. сост. Е.А.Подшивалова, Н.А.Ремизова, Д.И.Черашняя, В.И.Чулков. - Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2006. – 552с.

5. Шитова, В. В прозе и драме/В.В.Шитова// Новый мир.1982.№5. – С.259-263.

6. Гинзбург, Л.Я. О лирике/ Л.Я.Гинзбург. – М., 1974.