Об имплементации международно-правовых норм



Как известно, одной из главных тенденций в современном мироустройстве является развитие процессов интернационализации, интеграции и глобализации государств. Постепенно теряют свою актуальность идеологические, межнациональные и межконфессиональные разногласия. Развиваются демократические институты обеспечения и защиты прав и свобод человека и гражданина, происходит усиление влияния мировых межправительственных организаций, человечество начинает осознавать необходимость единства для решения возникающих глобальных проблем.

В связи с этим, в полнее естественно, расширяется и область применения международных правовых норм. Однако сами эти нормы являются результатом отбора наиболее прогрессивных идей, заложенных в праве государств, то есть национальном праве. Поэтому закономерность в развитии права на современном этапе такова, что прослеживается углубление взаимодействия международного и внутригосударственного права. По мнению С. Г. Дзыбовой, это отражает «углубление взаимодействия национального общества с мировым сообществом» [2].

Все эти процессы были бы трудно представляемы без института имплементации. Имплементация международных норм в национальное законодательство, бесспорно, имеет трудно переоценимое значение. Она одновременно является фактической реализацией международных обязательств, а также способом включения норм международного права в национальную правовую систему и способствует «созданию облика и формированию характера процессуальной правовой основы механизма защиты субъективных гражданских прав» [6]. Имплементация включает в себя юридические процедуры в их совокупности и взаимосвязи, а так же последовательность осуществления этих процедур, выражающейся в судебной защите прав и свобод на различных уровнях.

Что же такое имплементация? В переводе с английского, «implementation» означает осуществление, выполнение. Что касается «словарного» толкования, имплементация — «это фактическая реализация международных обязательств на внутригосударственном уровне; осуществляется путём трансформации международно-правовых норм в национальные законы и подзаконные акты» [8. C.118]. Весьма интересны толкования этого понятия со стороны правоведов. Так, С. А. Раджабов понимал имплементацию как организационно-правовую деятельность субъектов международного права, которая предпринимается ими либо самостоятельно (внутригосударственный уровень), либо совместно с иными субъектами, направленная на осуществление и реализацию целей на международном уровне, так и на национальном уровне в рамках реализации принятых государствами обязательств [7]. По мнению В. В. Милинчука имплементация есть трансформация международного инструмента в политику государства или его законодательство [5, 41]. О. В. Белянская и О. А. Пугина, рассматривая имплементацию с призмы российского законодательства, пришли к выводу, что имплементация — «совокупность процедур и средств, которые способствуют повышению эффективности реализации прав и свобод человека и общей культуры российского общества» [1, с. 15-18]. Весьма «расширенное» толкование дала Т. И. Курносова — «имплементация – это процесс, в ходе которого соответствующие субъекты, которым адресована норма, действуют в соответствии с ее положениями» [4, С. 204-209].

В науке термин имплементация часто употребляется с такими категориями, как «трансформация», «адаптация», «инкорпорация», «рецепция», «легитимация», «отсылка», «исполнение», «применение». Некоторые учёные рассматривают как синонимичные понятия. (В частности, эти мнения разделял В. Н. Гаврилов, который считал теории инкорпорации и трансформации равноценными по отношению к теории имплементации [3 c. 43]). Другие же говорят о том, что понятие имплементации широко, оно включает в себя различные части, такие как трансформация, рецепция, инкорпорация и т.п., которые являются лишь её способами. О. В. Белянская и О. А. Пугина, придерживаясь последней позицию, тем не менее, выделяют и отличительные основания категорий «рецепция» и «имплементация». Так, по их мнению, исходя из субъективного фактора, рецепция возможна как проявление политики государства посредством воли субъектов политической власти, тогда как имплементация происходит «при условии существования историко-культурных оснований для адаптации правовых элементов другой правовой системы». Более того, они говорят о том, что конечный результат у рецепции и имплементации различен — если у первой международная правовая норма адаптируется под сложившиеся в правовой системе традиции, культуру, то у другой — происходит полное заимствование правовой нормы, с последующей возможностью трансформации. [1. с. 17]

Таким образом, можно увидеть различные взгляды на имплементацию и её соотношение со своими элементами. Они, по сути, зависят от теории, которую придерживается тот или иной правовед. Но нельзя отрицать того, что имплементация — это воплощение нормы в национальное законодательство. Имплементацию по сути можно назвать одной из форм взаимодействия и взаимовлияния различных правовых культур и даже систем друг на друга.

Одной из проблем, но, в тоже время и одним из условий имплементации международных норм в национальное законодательство является вопрос их соотношения с нормами внутригосударственными. Он не нов, существует множество дающих ответ на него теорий, среди которых выделяют три направления — дуалистическое и два монистических.

И если суть дуализма проста — международное и внутригосударственное право рассматриваются как два различных правопорядка, которые «соприкасаются, но не пересекаются», то монистические концепции ставят соотношение «ребром», выделяя примат одного над другим.

На современном этапе наибольшее распространение получили именно монистические взгляды, ведь как показывает практика, нормы международного и национального права всё более и более переплетаются, в том числе благодаря заключению странами международных договоров, соглашений, принятию обязательств и т.п. Интеграция международных норм в национальные правовые системы диктуется глобализацией, которая, в свою очередь «подталкивается» переходом стран на капиталистические системы экономик и соответственно, развитием рыночных отношений. Однако, как бы ни было, во многих государствах до сих пор остается неразрешённым вопрос о соотношении, национального законодательства с международными нормами. Не исключение из этого и Россия, в которой так же имеются взгляды касаемо примата той или иной системы права.

Так, в соответствии с ч. 1 ст.15 Конституции РФ, Конституция имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории РФ. Законы и иные правовые акты, принимаемые в РФ, не должны ей противоречить. В ч.4 ст.15 указано, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором РФ установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора. Данное положение Основного закона было также закреплено и в ст. 5 ФЗ от 15.07.1995 № 101-ФЗ (ред. от 12.03.2014) «О международных договорах Российской Федерации». Но для того, чтобы обезопасить Отечественную национальную правовую систему от имплементации некоторых «негативных» норм, содержащихся в международных договорах и соглашениях, которые противоречили бы заложенным Конституцией основам, был, как известно, создан особый механизм защиты: полномочиями по разрешению дел о соответствии Конституции РФ не вступивших в силу международных договоров РФ в соответствии с п. г ч. 2 ст.125 Конституции РФ, а так же п. г ч. 1 ст.3 ФКЗ от 21.07.1994 № 1-ФКЗ (ред. от 28.12.2016) «О Конституционном Суде РФ» был наделён Конституционный Суд РФ.

Именно базируясь на данных нормах, некоторые правоведы и делали выводы о примате международного права [2].

Однако, с вынесением Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2015 г. № 21-П г, а так же последующими изменениями в национальном законодательстве, коснувшимся расширения полномочий Конституционного Суда, ситуация с приматом той или иной системы права, на наш взгляд, разрешилась в пользу национального. Напомним, что предметом проверки Конституционного Суда стал ряд норм российского законодательства, касающихся признания Россией юрисдикции Европейского Суда по правам человека (далее ЕСЧП). В данном Постановлении была отражена позиция Конституционного Суда, согласно которой, по сути, не все решения ЕСЧП должны беспрекословно исполняться Россией. Так, в абз. 2 п. 2.2 Постановления было отмечено, что ни Конвенция о защите прав человека и основных свобод как международный договор Российской Федерации, ни основанные на ней правовые позиции Европейского Суда по правам человека, содержащие оценки национального законодательства либо касающиеся необходимости изменения его положений, не отменяют для российской правовой системы приоритет Конституции России и потому подлежат реализации в рамках этой системы только при условии признания высшей юридической силы именно Конституции Российской Федерации. В абз. 4 отмечено, что в ситуации, когда самим содержанием постановления Европейского Суда по правам человека, в том числе в части обращенных к государству-ответчику предписаний, основанных на положениях Конвенции о защите прав человека и основных свобод, интерпретированных ЕСПЧ в рамках конкретного дела, неправомерно — с конституционно-правовой точки зрения — затрагиваются принципы и нормы Конституции РФ, Россия может в порядке исключения отступить от выполнения возлагаемых на нее обязательств, когда такое отступление является единственно возможным способом избежать нарушения основополагающих принципов и норм Конституции РФ.

Конечно, после вынесения Конституционным Судом данного Постановления, среди различных исследователей возникли споры по данному акту, касаемо правомерности его «появления» (в праве ли вообще был Конституционный Суд его издать). Однако со стороны законодателя последовали шаги, расширившие полномочия Конституционного Суда и поэтому, по сути, одобрившие его действия. Поэтому, на наш взгляд, можно сделать вывод о том, что в России сейчас укрепился примат именно национального права.

Исходя из всего вышеперечисленного, можно сделать вывод о том, что примат той или иной системы права строится исключительно на внутреннем суверенитете страны. Однако не стоит забывать, что отказаться от международных норм, либо сделать их полностью не обязательными для своего исполнения, современные государства не могут. А для того, чтобы норма наиболее «гармонично» вошла в систему национального права, не нарушая при этом исторические правовые традиции государства, как раз и нужна имплементация с ее различными инструментами.

Литература:

1. Белянская О. В., Пугина О. А. Условия имплементации международно-правовых норм в российское законодательство. // Право и политика. 2005. № 8. С. 15-18.
2. Дзыбова С. Г. Общие закономерности имплементации норм международного права в национальное законодательство// [Режим доступа] https://cyberleninka.ru/article/n/obschie-zakonomernosti-implementatsii-norm-mezhdunarodnogo-prava-v-natsionalnoe-zakonodatelstvo
3. Гаврилов В. В. Теории трансформации и имплементации норм международного права в отечественной правовой доктрине // Московский журнал международного права. 2001. № 2. С. 39-61.
4. Курносов Т. И. Понятие и способы имплементации норм международного права в национальное законодательство. // Актуальные проблемы российского права. 2015. № 4(53) апрель С. 203-209.
5. Милинчук В. В. Проблемы и перспективы совершенствования механизмов имплементации международных инструментов в области предупреждения преступности и борьбы с ней // Государство и право. 2005. № 1. С. 41.
6. Минина Н. В. Проблемы имплементации норм международного права в российской правовой системе// [Режим доступа] https://cyberleninka.ru/.../problemy-implementatsii-norm-mezhdunarodnogo-prava-v...
7. Раджабов С. А. Имплементация норм международного гуманитарного права в Республике Таджикистан: проблемы теории и практики. Автореферат докторской диссертации по юридическим наукам http://dissers.ru/avtoreferati-dissertatsii-yuridicheskie/a351. php.
8. Энциклопедический юридический словарь. М.: ИНФРА-М, 1998. С. 118.