Финляндское население Карельского перешейка в предвоенные годы: трагедия и реальность войны

В условиях Второй мировой войны мир между Советским Союзом и Финляндией неоднократно висел на волоске. Осенью 1939 года угроза военных действий была настолько очевидной, что финляндское правительство предприняло ряд мер по обеспечению безопасности приграничных районов Карельского перешейка, являющегося юго-восточной частью Виипурского округа страны. Предписание населению приграничных деревень, города Виипури (Выборга) и островов Финского залива покинуть родные места стало одной из важнейших пунктов мобилизационного плана. 10 октября 1939 года финляндское радио официально сообщило, что в трехдневный срок будет произведена эвакуация населения в тыл Финляндии из городов: Хельсинки, Виипури, Тампере. Так, только из Хельсинки предполагалось эвакуировать 124 тысячи человек. Лицам, изъявившим желание добровольно эвакуироваться, были обещаны льготы в отношении выбора района нового места жительства и оплата переезда[3, c.71]. Финляндские источники сообщали, что с двадцатикилометрового (российские, что со ста километрового) коридора [3,с.39]) приграничных территорий Карельского перешейка и побережья Финского залива было эвакуировано около 45 тысяч финских карел. Освобождающиеся населенные пункты и дома сразу занимались частями финляндской армии. Эвакуируемое население зачастую не знало конечный пункт переезда, очень надеялось на скорое возвращение в родные места. Из воспоминаний Яло Суурсохо, жителя Карельского перешейка, пережившем первую эвакуацию: «Осенью 1939 года, когда Советский Союз угрожал Финляндии войной для реализации своих территориальных претензий, жителям острова Лавансаари пришлось оставить места, служившие им домом в течение столетий, а многим и отказаться от своих привычных занятий и профессий. 10 октября, в 18 часов 1 200 жителей получили приказ ленсмана (ленсман – основное публичное должностное лицо в сельской местности. Он руководил деятельностью сельской полиции; в суде выступал как официальный обвинитель и судебный исполнитель; кроме того, ведал сбором налогов – Г.Б.) в течение двух часов подготовиться к отправке на материк. С собой разрешалось брать только некоторую одежду и еду. <…>До фактического начала войны 30 ноября, жители острова, как с разрешения официальных лиц, так и без него, неоднократно плавали на лодках на остров за оставшимся там имуществом и инвентарем <…>»[4, с.71].

Несмотря на то, что московские переговоры очередной раз в ноябре 1939 года были прерваны, и отношения между государствами оставались отнюдь не миролюбивыми, финны не допускали вероятности войны. Им казалось, что все обойдется и миру ничего не угрожает. Поэтому дальнейшие события способствовали тому, что некоторая часть эвакуированных вернулась в свои дома до начала Зимней войны. Жизнь постепенно входила в прежнее русло. Осенью 1939 года даже начали работать школы.

После срыва попытки обеспечить безопасность Ленинграда дипломатическим, мирным путем советское руководство пришло к выводу, что в условиях начавшейся Второй мировой войны, эту проблему нужно решать только военным путем.

Начавшаяся 30 ноября 1939г. советско-финляндская война, вызвала в Финляндии новую серьезную волну эвакуации. Финское население спешно покидало родные места, бросая все, что мешало мобильному передвижению, и уходило в тыл по мере приближения линии фронта. Эти события отражались в периодической печати, как Финляндии, так и Советского Союза. В частности, в газете «Карьяла», в номере за 15 июня 1940 года было опубликовано письмо одного финского переселенца, в котором говорилось: «Когда началась эвакуация, эвакуируемые не имели права брать с собой движимое имущество, разрешалось взять на пять дней только лишь пищу, а прочего имущества столько, сколько можно легко нести в руках. В неизвестный путь пришлось отправиться, кто как мог <…>»[2].

Все проблемы по эвакуации детей, стариков, больных легли на плечи женщин и даже подростков, так как все мужчины были на фронте. При 20-30 градусном морозе, недостатке средств передвижения и их загруженности, вследствие военных перевозок, некоторым переселенцам пришлось уходить на десятки километров по запруженным, узким дорогам лишь с малым количеством провизии, так как разрешалось из семейного хозяйства брать только самое необходимое. При этом страдали не только люди, но и домашние животные. Некоторая часть скота, выгнанного из теплых хлевов на мороз, замерзала в пути. Очевидец событий Тойни Пелтонен вспоминала: «Мой дом находился в Пюхяярви. Старики и дети были эвакуированы оттуда в субботу 2 декабря 1939 года. Деревню необходимо было оставить к 17 часам. Из моей семьи в путь отправились 67-летняя бабушка, мать, два брата и двое детей моего дяди. Отец, сестра и жена дяди ушли раньше вместе со скотиной <…>. Я дежурила на телефонной станции в соседней деревне. Уже там я узнала об оставлении родного села. Я хотела попрощаться с родными. До дома было около 9 километров. Один мужчина подвез меня немного на лошади. Когда мы въехали на холм, то увидели пылающее небо и грохот. Вытирая слезы, смотрели мы на эту страшную картину. Родная деревня была покрыта темнотой. У ворот мяукающая кошка пришла мне навстречу. Оказалось, что все родственники уже ушли на остановку, которая была примерно в трех километрах<…>. На остановке было не счесть количества людей, беженцев. Вначале я нашла бабушку. Она сидела в темноте посреди тюков. Первое, что она сказала, было: «Если бы мне умереть до станции Пюхяярви, ты бы положила меня рядом с дедом в Хаукканиеми». И не было обиды в голосе оттого, что пришлось бросить и унаследованную от отцов землю, и все, что составляло смысл жизни. Помещение станции было забито. Плакали дети. Вид всего этого терзал душу»[5, с.19].

Как отмечают финские источники, массовая эвакуация в ноябре – декабре 1939 года из приграничных районов была плохо подготовлена[6, с.9]. Средств для её успешного осуществления не хватало. Пассажирских вагонов насчитывалось единицы, чаще составы для эвакуации состояли из теплушек, но и такие составы прибывали и отправлялись не по графику. Эвакуированные не имели информации о конечных пунктах назначения. Жизненные условия в местах вселения так же были далеко не идеальными. Государственное пособие, выделяемое эвакуированному населению, часто получали хозяева, у которых размещали беженцев. Унизительным было и то, что переселенцам, прибывшим на конечный пункт, приходилось ждать, когда местное население разберет их по домам и т.д. Некоторые финские жители Карельского перешейка по разным причинам не успели выехать с родных мест, остались на оккупированной территории. Например, жители восточных деревень в районе Суоярви были взяты в плен, часть из них погибла в лагерях.

В районах, расположенных дальше от границы, эвакуация проходила более спокойно, однако и здесь не было возможности вывозить имущество.

Более половина переселенцев-карел были земледельцами, для них необходимо было найти новые земли в других районах Финляндии.

В марте 1940 года, когда на Карельском перешейке установилась новая государственная граница, началась тотальная эвакуация финского населения с отошедших СССР территорий. Из воспоминаний Йормы Сильвеннойнен: «Мы потеряли дома и стали бездомными. <…>В течение двух дней нам необходимо было оставить дом и в мешках привезти на железнодорожный вокзал столько зерна, сколько успеешь. Скотину нужно было отправить с погонщиком в направлении новой границы. В телегу погрузить всю необходимую пищу и одежду. <…>. Вряд ли можно было позавидовать судьбе многих карельских семей. Эвакуация была закончена, впереди ожидала суровая действительность. На новых местах многие семьи жили в холодных избах. С едой было сложно, одежда осталась на родине, а новую купить было невозможно, так как все распределялось по карточкам»[5, с.21] .

Для перемещения и размещения финского гражданского населения на новых местах вселения, правительством была разработана переселенческая программа. Парламентом Финляндии был принят закон о срочном расселении беженцев и о компенсациях. Практической работой по размещению переселенцев в тылу занимались органы местной администрации. В их задачи входило обеспечение размещения беженцев, а позже – предоставление им участков земли для строительства жилья и дальнейшего обустройства.

План размещения переселенцев касался в основном лишь жителей сельских районов – земледельцев, обладавших правом на фермерские усадьбы. Они составляли 35% ото всех переселенцев. Земледельцев Карельского перешейка стремились поселить на таком расстоянии от Хельсинки, которое соответствовало расстоянию их бывших усадеб от Выборга. При размещении эвакуированных финские власти стремились к тому, чтобы выходцы из одного района селились поблизости друг от друга. Так, неподалеку от Куовола, на территории муниципалитета Валкеала, образовались целые деревни, населенные выходцами с Карельского перешейка.

Расселение столь большой части людей было делом нелегким. Эвакуированным соотечественникам в местах нового вселения не всегда оказывали радушный прием. Кто-то понимал ситуацию, пытаясь облегчить жизнь переселенцам. Некоторые откровенно видели в прибывших «эвакко» (так в Финляндии называли переселенцев-беженцев – Г.Б.) только дешевую рабочую силу и смотрели на них свысока. Комментируя статью в газете «Карьяла» от 3 июля 1940 года, первая газета советского Выборга - «Виипурский большевик» так сообщала о проблеме расселения переселенцев - финских карел в центральных губерниях Финляндии: «Отношение к переселенцам финских жителей крайне плохое. Во многих семьях беженцев называли «москалями» и лодырями, и советовали им выезжать в «страну Молотова» [2] .

В тот период, когда, с марта 1940 по август 1941 года Карельский перешеек находился в составе Советского Союза, работа по обеспечению землей финских беженцев осуществлялась. Но, начиная с лета 1941 года, когда началась Великая Отечественная война и на Карельском перешейке вновь возобновились военные действия, выполнение предписаний о предоставлении земельных участков эвакуированным с Карельского перешейка в Финляндию было прервано. По мере продвижения финской армии к старой государственной границе и ее стабилизации, финское население с сентября 1941 года стало вновь возвращаться в родные места. Из воспоминаний Мирьи Куйсмин-Нурми: «Прошло полтора года как мы покинули свою родину. Возвращение захватывало дух. Свое имущество погрузили на повозку, которую тянула лошадь, а две коровы шли следом. Это была вся наша мирская собственность в тот момент. Стоял сентябрь, работавшие на полях люди удивлялись, когда мы говорили, что отправляемся на родину. <…>Прибыли в Ихала (родная станция). После русских станция была в ужасном состоянии. Поехали на лошади в Мюллюкюля, в дом, где жили предки, где родились и отец, и дед. В деревне не раздавалось ни звука. Мы были первыми возвратившимися из всех жителей. Первую ночь провели в конюшне вместе с лошадью. Оставленный русскими дом был холодный и грязный»[5, с.21].

Возвращающееся население еще не знало, что им придется оставить Карельский перешеек - Родину еще раз и навсегда. Через два года и десять месяцев, в июне 1944 года в ходе военной операции «Карельский вал», разработанной Ставкой Верховного Главнокомандования, советская армия начала наступление на Карельском перешейке и отвоевала его буквально за десять дней. Как известно, уже 20 июня 1944 года был взят Выборг.

11 июля 1944 года боевые действия советских войск, на тот момент находившиеся в районе реки Вуоксы в окрестностях деревни Эйряпяя (нынешний поселок Барышево Выборгского района – Г.Б.), были приостановлены по указанию Ставки Верховного Главнокомандования. Финляндское население вновь бежало от наступающего фронта. Успешные боевые действия и продвижение советских войск на Карельском перешейке привели к тому, что финляндское правительство в целях безопасности решило начать частичную эвакуацию из Хельсинки и предоставило Государственному совету чрезвычайные полномочия. Но Красная армия не пошла дальше государственной границы, установленной в марте 1940г.

Так на Карельском перешейке началась вторая изнурительная эвакуация финского населения. Следует отметить, что уроки первой эвакуации (1939 г.) в Финляндии не были забыты. Теперь эвакуация шла по специально разработанной программе, которая в 1944 году предусматривала более организованную и результативную работу не только по эвакуации, но и расселению. Финских переселенцев размещали преимущественно в губерниях Уусимаа, Кюми, Хяме, а также Турку и Пори. Людей старались расселять компактно. Выходцев из западных районов Карельского перешейка размещали на территориях южного побережья с финским населением, из других районов – в северных районах Кюминлааксо и Хяме. При размещении населения старались учитывать то, чтобы новые земли были по экономическим возможностям, по природе и транспортным связям были максимально похожи на родные места, из которых прибывали переселенцы. Горожан, эвакуированных с отошедших территорий и работавших в промышленности, расселяли в более крупных городах и населенных пунктах страны. Столь значительная миграция привела к серьезным проблемам, одной из которых была резкая нехватка жилья. Особо остро это почувствовали в Хельсинки. Семьи размещались в преобразованные под временное жилье бомбоубежища, школы и другие общественные здания. Из воспоминаний Йормы Сильвонен: «Вторая эвакуация прошла более организованно, времени на нее было три недели. Карелам снова пришлось купить Финляндии независимость своими родными местами<…>. Многим семьям приходилось по много раз переселяться из порой непригодных мест проживания даже на другой конец Финляндии»[5, с.21]. О трудностях переселения рассказывала Марта Сааринен: «<…>После долгой и нерадостной дороги прибыли в Юливиеска, где сошли с поезда. Вид был неутешительный. Вся территория станции была полна имущества переселенцев и животных. Сотни, может тысячи животных, стояли в загоне. Они все кричали от голода, от жажды, оттого, что находятся в чужом месте. Нас отвезли в Калайоки в дом собраний молодежи. Оттуда разбирали по семьям местные хозяева»[5, с.20]. Привыкание к новым условиям проходило неоднозначно. Некоторые карельские семьи тяжело переживали расставание с родными местами, другие относились к переселению спокойно и терпимо. Из воспоминаний Лауры Лайтсаари: «От себя могу сказать, что у нас не было никаких сложностей с привыканием на новом месте, среди новых людей. Нас всегда хорошо принимали, где бы мы ни жили. К нам относились по-человечески. Мы много трудились, добывая хлеб насущный» [5, с. 23].

Таким образом, в результате Второй мировой войны, а её рамках советско-финляндской и Великой Отечественной, непосредственно прошедших на территории Карельского перешейка, кардинально изменились перспективы развития бывших финских земель, которые в составе СССР приобрели новое направление и содержание. 400 тысяч коренного населения юго-восточной Финляндии, из них 293 тысячи финских карел Карельского перешейка[1, с.17] вынужденно оставили свою родину, а советские переселенцы, переживая трудности социальной и биологической адаптации, переселившиеся на присоединенные территории из разных регионов Советского Союза, стали их новыми жителями.

Важно подчеркнуть, что в послевоенное время, несмотря на начавшийся период «холодной войны», трудности политического и экономического характера, Советский Союз начал строить взаимоотношения с Финляндией, основой которых стали принципы добрососедства, сохранения мира и доверия. Это привело в настоящее время к динамичному их развитию, что стало примером уникального экономического, политического, торгового и культурного взаимодействия двух государств.

Литература:

1. Карельский вопрос.-Хельсинки: Союз Карелия (Karjalan Liitto), 1996.

2. Незавидная судьба карельских беженцев в Финляндии //Виипурский большевик.-1941.-26 января.

3. Пограничные войска СССР 1939-1941 гг. Сб. документов и материалов.- М.1970.

4. Суурсохо Я. Неожиданный уход. Эвакуация из Лавансаари.- Хельсинки: ПроКарелиа, 2001.

5. Хонканен М. Суровая судьба карельского народа в 1939-1944 гг. – Хельсинки: ПроКарелиа, 2001.

6. Что такое Карелия /Перевод с финского яз. Г. Пронин.-Хельсинки: АО Ателье Эскелин, 1997.