В данной статье акцентируется внимание на корыстной заинтересованности правоприменителей как на одном из основных причин совершения коррупционных преступлений в ходе уголовного судопроизводства. Автор подчеркивает, что проблема коррупции в уголовном процессе коренится в первую очередь не в нормах уголовно-процессуального законодательства, содержащих коррупциогенные факторы, а в корыстолюбии правоприменителей. Несмотря на это автор приходит к выводу о том, что необходимо усложнить возможность совершения коррупционно опасных деяний путем устранения коррупциогенных факторов в уголовно-процессуальном законодательстве.
Ключевые слова:корыстные устремления, уголовное судопроизводство, правоприменитель, коррупциогенный фактор, коррупционный риск, коррупционные преступления
Такое название статьи выбрано не случайно. Представляется важным для раскрытия проблемы использовать соответствующий понятийный аппарат, то есть называть вещи своими именами. И все же некоторые читатели в такой игре слов могут усмотреть опрометчивое и необоснованное обвинение всей уголовно-процессуальной системы в «смертных грехах» современности. Как помнится, в юридической науке отдельными учеными такие попытки уже предпринимались [1].
Пожалуй, найдутся и те, кто будет говорить, что мол «вот нашелся еще один, кто будет критиковать современное российское уголовное судопроизводство». А критиков также было достаточно за всю историю уголовно-процессуальной науки и практики. На самом деле желание автора состоит не в том, чтобы показать уголовный процесс в исключительно негативном свете, а в акцентировании внимания на проблеме использования правоприменителями должностных полномочий в своих личных целях — для получения выгоды.
Под корыстью принято понимать стремление получить материальную выгоду любым путем [2, с. 635]. Однако также существует и другое мнение, где корысть это страсть к приобретению и наживе, жадность к деньгам, богатству и падкость на барыш, стремление к захвату богатства [3, с. 437]. В целом ясно одно, что это негативное явление и что оно состоит в желании удовлетворить личные интересы за счет других. Очевидно, что правоприменители в данном контексте это должностные лица, задействованные в уголовном процессе: следователи, дознаватели, руководитель следственного органа, орган дознания, начальник органа дознания, прокуроры, судьи и другие.
В любой человеческой деятельности существует риск злоупотребления полномочиями. Как известно, такое деяние является уголовно-наказуемым [4]. В УК РФ также указаны и другие преступления, где корыстный мотив выступает квалифицирующим признаком. Так В. В. Романова считает, что «основным содержанием корыстных побуждений является направленность устремлений виновного на извлечение материальной выгоды, незаконное обогащение» [5, с. 28]. А это всегда риск совершения преступлений правоприменителями. Такая позиция связывается с тем, что безрисковых видов деятельности не существует, ибо человеческий фактор — является определяющей, и в то же время непостоянной величиной.
Несомненно, уголовно-процессуальная деятельность не может быть исключением. Более того, уголовное судопроизводство задействует в своем арсенале весомый государственный управленческий аппарат, принимающий решения по уголовному делу, которые могут привести к серьезным правовым последствиям. Потому с одной стороны — несоразмерное желание всеми способами уйти от уголовной ответственности, а с другой — желание обогатиться в виду чувства безнаказанности, зачастую ложного. В такой ситуации риск использования должностных полномочий для личной выгоды значительно возрастает.
Полагается, что основным последствием реализации корыстных устремлений в уголовном процессе является совершение коррупционных преступлений. Зачастую именно эта группа преступлений так популярна у корыстолюбивых правоприменителей. Потому на борьбу с коррупцией государством уделяется не только значительное внимание, но и значительные денежные средства. Одним из основных элементов антикоррупционного механизма выступает проведение в отношении правовых актов экспертизы на коррупциогенность. Цель данного мероприятия — выявить коррупциогенные факторы в законодательстве, то есть те положения норм, которые могут создать условия для проявления коррупции.
Это не единственное средство в противодействии коррупции, однако значительность ее в современных правовых реалиях нельзя соизмерить. В таких глобальных и вечных проблемах как коррупция нужно устранять не только сам «недуг», но и, прежде всего, причину заболевания. Как уже говорилось, начинать нужно с законодательства — источника всех правоотношений.
Такое тесное переплетение антикоррупционной экспертизы правовых актов с корыстными устремлениями правоприменителей в уголовном процессе вызвано следующей основной причиной, которое можно представить в виде тезиса: «не важно какой закон действует — желающие получить выгоду в ходе его применения всегда найдутся». Все дело в личности правоприменителя, в его «нетленном корыстолюбии» [6]. Добропорядочному, применяя коррупциогенный нормативно-правовой акт, даже в голову не придет использовать данное обстоятельство в корыстных целях, и наоборот, коррупционеру, хоть какой закон не принимай, всегда найдет желание и возможность получить выгоду. Потому однозначно утверждать, что устранив коррупциогенные факторы в правом акте, исчезнет и коррупция нельзя. Даже ужесточая наказание за такие деяния также достичь стопроцентного успеха невозможно. Действительно, «страх перед самым суровым наказанием сам по себе мало кого способен удержать от удовлетворения собственных корыстных устремлений» [7, с.13]. Здесь важно подчеркнуть значение в нравственном воспитании населения традиционных религий, заповеди которых легли в основу правоотношений в современном мире. Хотя в современном обществе нравственный регулятор уже перестал функционировать должным образом. Моральные ориентиры подверглись смещению и под страхом греха за совершение злодеяний практически никого не остановить. Человек сам свершает свою судьбу, сам выбирает свои правила поведения.
На самом деле вся загадка, которая уже давно разгадана, но не найдено решений, состоит в природе человека. Хотя и некоторые авторы считают, что «апеллировать только к личностям в противодействии коррупции почти бессмысленно» [7, с.13], нужно отметить, что без учета личности преступника, его правосознания не получится придти к ожидаемому результату в борьбе с коррупционными проявлениями. Как раз связь между совершением коррупционного преступления и личностью правоприменителя отчетливо прослеживается при анализе норм уголовно-процессуального законодательства. Ранее нами уже отмечалось, что «проведение антикоррупционной экспертизы нормативно-правового акта подразумевает собой деятельность, направленную на выявление коррупциогенных факторов в положениях ее норм, оценку коррупционного риска данной нормы и изменение нормы, содержащей такие факторы, с целью их устранения и снижения степени ее коррупционного риска» [8, с. 227].
Отсюда выводится новая взаимосвязь между корыстными устремлениями правоприменителя и коррупционными рисками в уголовном процессе. Тем сильнее корыстные устремления, к примеру, у следователя в ходе производства по уголовному делу, тем выше риск совершения коррупционных преступлений им. Однако здесь нужно отметить, что в данном контексте коррупционные риски усматриваются не в целом в уголовном процессе, а в нормах его регулирующих. То есть риск использования уголовно-процессуальных норм для корыстных целей. Безусловно, речь идет не о всех нормах УПК РФ, а о нормах предположительно коррупциогенных.
С другой стороны можно наблюдать такую картину, где в ходе правоприменения коррупциогенная норма сама может провоцировать возникновение либо усиление желания обогатиться за чужой счет, используя должностные полномочия. Значит, не только корыстные устремления приводят правоприменителя к использованию должностного положения в своих интересах, но и коррупциогенные нормы могут возбудить корыстные побуждения. Соответственно риск совершения коррупционных преступлений в ходе уголовного судопроизводства состоит из взаимозависимых компонентов как коррупциогенный фактор положений уголовно-процессуального законодательства и как корыстная заинтересованность правоприменителя, имеющее место быть в ходе исполнения процессуальных обязанностей.
В борьбе с коррупцией как раз и используют меры воздействия на эти компоненты. Ужесточая уголовное наказание, дисциплинарную ответственность государство противодействует коррупционеру как корыстолюбивой личности, а проводя антикоррупционную экспертизу правовых актов, устраняет условия и причины совершения таких преступлений. Эти и другие мероприятия должны осуществляться в комплексе и по идее должны привести к предполагаемому результату. Однако результат не радует. На это есть весомые аргументы. От корыстолюбия человека нельзя избавить никакими способами и мерами. Известно, что оно тлеется в человеческом создании с древнейших времен. На сегодняшний день уровень корыстных проявлений в ходе использования полномочий достиг несоизмеримых показателей, учитывая латентность данных преступлений, официальная статистика вряд ли здесь будет служить аргументом. И это несмотря на государственную антикоррупционную политику, проводимую в последние годы [9].
Потому роль предупредительных мер как антикоррупционная экспертиза правовых актов становиться значительней, чем когда-либо. В связи с этим необходимо уделить внимание не только самой экспертизе, но и компетентности экспертов, а также самому процессу нормотворчества. Нацеленность экспертизы на проекты правовых актов оставляет без внимания действующее законодательство. Является обоснованно необходимым совершенствование порядка проведения антикоррупционной экспертизы и антикоррупционного механизма в целом.
Таким образом, можно придти к выводу о том, что корыстные устремления правоприменителей лежат в основе коррупционных преступлений, совершаемых в ходе уголовного судопроизводства. При этом коррупциогенные нормы уголовно-процессуального законодательства подталкивают таких правоприменителей к совершению данных деяний. И поэтому, чтобы снизить риски совершения коррупционных преступлений необходимо устранить коррупциогенные факторы в уголовно-процессуальных нормах, тем самым придать им в место провокационного нейтральный характер.
Литература:
1. Александров А. С. Семь смертных грехов современной криминалистики // Следователь. 2011. № 3 (155). С. 44–47.
2. Советский энциклопедический словарь / гл. ред. А. М. Прохоров. М., 1984. 1632 с.
3. Даль В. Толковый словарь живого великого русского языка. М., 1995. Т. 2. 779 с.
4. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ // Российская газета. 1996. 18 июня.
5. Романова В. В. Корыстная заинтересованность как мотив совершения злоупотребления должностными полномочиями // Криминалист. 2012. № 1. С.28.
6. Лубин А. Ф. Нетленное корыстолюбие (Историко-юридический анализ) // Записки криминалистов. 1995. С. 174–197.
7. Тарасов А. А. Антикоррупционные стандарты в уголовном судопроизводстве: от законодательной идеи к процедурному воплощению // Уголовное судопроизводство. 2010. № 1. С. 13–20.
8. Афанасьев А. Ю. Антикоррупционная экспертиза нормативно-правовых актов (проектов нормативно-правовых актов) как мера по профилактике коррупции // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2015. № 2(30). С. 226–227.
9. Указ Президента РФ от 11 апреля 2014 г. № 226 «О Национальном плане противодействия коррупции на 2014–2015 годы» // Собрание законодательства Российской Федерации от 14 апреля 2014 г. № 15 ст. 1729.
