В статье освещается своеобразие сопоставительно-типологического аспекта перевода А. С. Пушкина «Бахчисарайский фонтан», выполненного узбекским поэтом-переводчиком Хамидом Гулямом, также определяются культурно-исторические особенности перевода поэмы на узбекский язык.
Ключевые слова:сопоставительный анализ, художественный перевод, романтическая поэма, текст- оригинал, текст -перевод.
Сопоставительно-типологический анализ текста–оригинала и текста — перевода поэмы помогает определить схожие и различные стороны рассмотрения главного образа и восточных реалий. Такой анализ предполагает определение путей сохранения особенностей перевода романтических произведений на узбекский язык, которому не свойственны традиции художественного направления в духе западно-европейского романтизма.
Определение лингвопоэтических и культурно-исторических особенностей перевода на узбекский язык поэмы А. С. Пушкина «Бахчисарайский фонтан» в современном узбекском литературоведении является важным, но недостаточно изученным. Поэтому рассмотрение данного вопроса определяет актуальность исследования и обеспечивает выявление основной его цели.
Имеющаяся в пушкиноведении традиция исследования, наблюдаемая в изучении поэмы «Бахчисарайский фонтан», требует постановки противоположных женских образов в сопоставительно-типологическом аспекте и рассматривается как основа художественного мира, пронизанного духом романтизма.
В исследованиях В. М. Жирмунского [1], Б. Томашевского [2], Н. В. Фридмана [3] подробно освещены стилистические стороны создания женских образов.
В процессе перевода поэмы на узбекский язык Х. Гулям старается сохранить в описании женских образов своеобразный метод, переливающийся восточный колорит. Но вместе с тем в тексте перевода должны проявляться своеобразные особенности национального художественного мышления переводчика. Например, в тексте оригинала о Марии сказано так: «Она цвела в стране родной» [4; 52], а в тексте перевода: «Уз ота юртида яшаб юрарди» [5; 133]. В традиционной стихотворной речи сравнивание женской красоты с раскрывающимся цветком не препятствует стилистическому сверканию образа. Это свидетельствует о том, что переводчик воспринимает, осознает стилистику А. С. Пушкина, так как она очень близка к поэтике газелей. Х.Гулям переводит слово «цвела» посредством целого предложения. Таким образом переводчик применяет тактику перевода, выбранную с самого начала: для сохранения общей восточной романтической стилистики текста А. С. Пушкина в тексте перевода увеличивается количество слогов, а стихотворные строки значительно растягиваются. Доказательством этому могут служить строки:
Гирей сидел потупя взор, Ковок солиб ултирар Гарой,
Янтарь в устах его дымился, Кахрабо чилими таратар тутун,
Безмолвно раболепный двор Дахшатли хон кузи олдида сарой
Вкруг хана грозного теснился. [4; 48] Сукут саклаб, буйин эккандир бутун. [5; 129]
В описании образов Марии и Заремы переводчик старается сохранить присущее стилю автора различие образов. О Марии автор пишет так:
Все в ней пленяло: тихий нрав,
Движенья стройные, живые
И очи томно-голубые. [4; 52]
Х. Гулям дает характеристику образу Марии шире:
Унинг юмшок хулки, баланд комати,
Жонли харакати, хуш латофати –
Уйчан тикилувчи мовий кузлари,
Нафис киликлари, ширин сузлари
Мафтун килар эди. [5; 134]
Переводчик почти точно описывает портрет Марии, но в целях усиления выразительности многое добавляет от себя, многое меняет. Например, не найдя более подходящего смысла сложному по своей структуре словосочетанию «очи томно-голубые», он переводит как «уйчан тикилувчи мовий кузлари». Здесь изменяется выразительность романтического образа: точно дается цвет глаз, но душевное состояние Марии, ее настроение не нашли своего точного выражения. Но, несмотря на это, Х.Гулям, сохранил в образе поэтическое живописание чистоты, безупречности и совершенства, передал образ пушкинской Марии на узбекском языке последовательно.
А. С. Пушкин пишет о Зареме–сопернице молодой Марии- с большой чувственностью, экспрессией. Образ Заремы гармонизируется с богатой, роскошной, беспечной жизнью гарема. Эта гармония помогает описать Зарему -самый прекрасный цветок гарема, жизнь в ней, изобилие, богатство, удовольствие, которые царят в гареме:
Но тот блаженней, о Зарема, Ва аммо, Зарема, кимки дунёга
Кто мир и негу возлюбя, Ва унинг завкига этса эътибор,
Как розу в тишине гарема Харам сукутида кириб сафога,
Лелеет милая тебя. [4; 51] Сени гулдай севга, уша бахтиёр. [5; 133]
Здесь переводчик не находит тех красивых, ярких, романтически окрашенных слов, способных выражать богатый разнообразный колорит оттенков значений. К примеру, слово «бахтиёр» по значению хотя и близко к слову «блаженный», а слова «завк», «сафо» — к слову «нега», однако они не подходят тому значению, которым наделяет их автор. Слово «севса» не подходит по смыслу слову «лелеять».
По художественному замыслу А. С. Пушкина, портрет голубоглазой Марии показан как антитеза портрету черноглазой Заремы (антитеза — противопоставление друг другу событий, образов путем усиления качеств описания). Об этом свидетельствует наличие резко отличающихся эпитетов, мелодичность и созвучность, организующие «волшебную прелесть», обаятельность стиля поэта. Стараясь обобщить эти противопоставления, находить соответствующие слова и фразы узбекского языка, Х.Гулям, конечно, в первую очередь обращается к словарному запасу узбекского языка.
Надо отдать должное тому, что, хотя литературное богатство узбекского языка безгранично, но описаниям образов, выражениям и фразам А. С. Пушкина не каждый может подобрать соответствующие, эквивалентные слова и выражения.
Узбекский поэт при описании очаровательного голоса Заремы, ее страстного поцелуя приводит своеобразный авторский перевод:
Чей голос выразит сильней Оташ истакларинг хароратини
Порывы пламенных желаний? Ким сендан яхширок, баён этади?
Чей страстный поцелуй живей Ким бусаси блан ишк офатини
Твоих язвительных лобзаний? [4;52] Сендек адо килиб, аён этади! [5; 133]
В этом отрывке «порывы пламенных желаний» переводится как «оташ истакларинг хароратини», выражение «страстный поцелуй» — как простое «буса», «язвительные лобзания» — опущено.
Вероятно, узбекский поэт не знаком с мнением А. С. Пушкина по поводу выражения «язвительные лобзания», о котором он поделился с мыслями в письме П. А. Вяземскому. А. С. Пушкин полушутя, полусерьез писал другу: «Дело в том, что моя грузинка может и укусить, и это должно быть известно всем» [6; 61]. Из этого видим, что, по мнению А. С. Пушкина, этот эпитет полностью отражает пламенную страсть, пылкие чувства грузинки Заремы, сгорающей от чувства ревности и не похожую на «снежную королеву»- холодную Марию. Поэт резко противопоставляет их различие.
Использованное А. С. Пушкиным выражение «язвительные лобзания» узбекский поэт в тексте перевода опускает, исходя из особенностей восточного менталитета, что говорит о мастерстве поэта- словесника.
Когда речь касается вопроса о восточных реалиях, переводчик использует другой прием. В поэме есть один фрагмент, описывающий ночь в Бахчисарае, каждодневный образ жизни крымских татар. Здесь дана реальная информация о традициях и обычаях крымских татар. Женщины, выполнив свои обязанности по дому, в конце дня собираются у одной подруги и беседуют, и эта традиция сохранилась и по сей день.
Покрыты белой пеленой,
Как тени легкие мелькая,
По улицам Бахчисарая,
Из дома в дом, одна к другой,
Простых татар спешат супруги
Делить вечерние досуги. [4; 54]
Х. Гулям при переводе вводит в эти строки серьезные изменения:
Шунда бошларига ок румол ураб
Ва бир-бирларининг холини сураб
Оддигийна татар хотинлар бу дам
Гузал Бокчасарой кучаларида
Уйдан уйга лип-лип утади илдам. [5; 136]
В первой строке данного отрывка переводчик дает точную характеристику национальному костюму татар «ок румол» — белый платок. Это уточнение воспроизводит новое, восточное восприятие поэмы. Известный пушкиновед, ученый Н. В.Фридман, обращая внимание на этнографическое уточнение данного отрывка, утверждает, что здесь речь идет о «мусульманских, простых, бедных женщинах в парандже» [3; 109].
Однако ни в тексте -оригинала, ни в тексте-перевода не упоминается паранджа. В этом маленьком отрывке отразились художественное чувство и наблюдательность русского поэта, а узбекский поэт находит созвучие в восприятии Пушкиным традиций восточного мира. А. С. Пушкин, вероятно, не был знаком с названиями верхней одежды восточных женщин (здесь — крымских татар), но дал очень точное и выразительное описание. Х. Гулям смело вводит в текст-перевод свои изменения. Здесь ему понятно, что Пушкин изобразил женщин, не укутанных в паранджу, а с белыми платками на голове. Также мы замечаем сходные черты в мировоззрениях обоих поэтов: русский поэт, исходя из своих языковых возможностей, описывает определенное событие точно и доступно, а узбекский поэт, благодаря своему художественному мышлению, украшает его восточным орнаментом.
В целом, узбекский поэт своеобразно раскрыл сказочный сюжет, заложенный в основу текста-оригинала, он как будто открыл то таинственное романтическое письмо мифического сюжета, поэтически описанного великим мастером слова А. С. Пушкиным: он то сближается с содержанием текста-оригинала, то оригинально истолковывает некоторые строки, связанные с восточными реалиями.
Литература:
1. Жирмунский В. М. «Байрон и Пушкин» — Л.: Наука, 1978. — С. 124–144.
2. Томашевский Б. «Пушкин: книга первая (1813–1824)». М., Л., Изд-во АН СССР, 1956. — С. 498–512.
3. Фридман Н. В. «Романтизм в творчестве А. С. Пушкина. — М.: Просвещение, 1980. — С. 88–110.
4. Пушкин А. С. «Бахчисарайский фонтан. Сочинения». в 3 томах. Т. 2. Поэмы; «Евгений Онегин»; Драматические произведения — М.: Художественная литература, 1986. — С. 48–62.
5. Пушкин А. С. «Бокчасарой фонтани». / А. С. Пушкин. Танланган асарлар». 4 томлик. Т. 2. Поэмалар. Эртаклар. Н. Охундий тахририда. — Т.: УзССР, 1954. 127–144 бетлар.
