В художественном мире В. Г. Распутина особое место занимают пространственно-временные отношения. Они являются выражением аксиологической направленности прозы этого автора, его почвеннических представлений о мире и человеке. Исследователь Г. Н. Слепухов, характеризуя содержательную сторону хронотопа, справедливо утверждает, что в хронотопе отражаются идеалы эпохи, поддерживаемые обществом, мировоззрение самого автора [5, с. 22]. Осмысление пространственно-временных моделей, образов в прозе В. Г. Распутина позволяет выявить те индивидуально-авторские смыслы, которыми сильна русская классическая литература и которые составляют культурный код нации.

Анализ как ранних, так и поздних произведений В. Г. Распутина («Последний срок», «Прощание с Матерой», «Живи и помни», «Пожар», «Изба», «Дочь Ивана, мать Ивана») позволяет заметить, что в сознании старухи Анны («Последний срок»), старухи Дарьи («Прощание с Матерой»), Алены («Пожар»), Настены Гуськовой («Живи и помни»), старухи Агафьи («Изба»), Тамары Ивановны («Дочь Ивана, мать Ивана») идеальное время связывается с прошлым.

Миф о рае (старинные деревни, которые визуализировались в острове Матере и других подобных пространствах), представление о бытии человека (крестьянский уклад) и роли природы в нем (единении с природой, но не ее порабощение) — это воплощение в прозе В. Г. Распутина исторической инверсии («Последний срок», «Прощание с Матерой», «Изба», «Дочь Ивана, мать Ивана»). Прошлое у писателя — проекция будущего. Будущее разреженно, в то время как прошедшее (вневременное, идеальное, вечное) сгущено, оно смыкается с настоящим. Это видение временных рядов характерно для раннего и зрелого творчества В. Г. Распутина, в поздних произведениях видится уже иное представление будущего: как конца бытия, катастрофы, разрушения или хаоса. Такое отношение к будущему тяготеет от исторической инверсии в сторону эсхатологизма. Образ будущего у В. Г. Распутина локализован в прошлом, но понимание невозможности желаемого привело автора к эсхатологическому мировосприятию. Перенос будущего в прошлое напоминает тридевятое царство, которое находится за морями и лесами, а персонаж становится богатырем, героизируется. У В. Г. Распутина, согласно наблюдениям Н. В. Ковтун, читатель также может заметить богатырей (точнее — «богатырок»), сильных и крепких женщин, тело которых было приспособлено не для рождения детей, а для тяжелого физического труда, преодоления тягот жизни [2, с. 117].

Идиллический хронотоп — основа прозы В. Г. Распутина, он связан с обращенностью повествования к родной земле, дому, реке и т. п. (то есть ко времени к пространству). Пространственный мир в идиллии, как известно, ограничен, не связан с чуждым миром, а время не ограничено. Так, у В. Г. Распутина в повести «Прощание с Матерой» пространство идиллии — остров Матера, но время представлено поколениями материнцев. Единство жизней поколений людей смягчило временные границы между их индивидуальной жизнью. Поэтому в видении старухи Дарьи предстает весь род материнцев, несмотря на то, что кто-то из предков раньше жил, кто-то позже. Она видит всех умерших как единое целое, как общину, потому что время на острове циклично: все они родились там, выросли, женились, родили своих детей, трудились, состарились и умерли. Такой круг связан с жизнью каждого поколения. Цикличность времени в целом характерна для идиллии. По этой причине разные поколения мыслятся в повести одной общностью.

Еще один аргумент, подтверждающий наличие идиллического хронотопа, — единение человека с природой, одинаковые временные ритмы человека с ней, характерные для идиллии. Герои В. Г. Распутина с любовью относятся к земле, природе, не стремятся ее поработить, доказав свою значимость. Они живут по природным часам — солнцу, шуму реки и т. п. В идиллическом мире проблема времени имеет философское звучание — идиллическое время противопоставляется времени городскому. В распутинском художественном мире дорогие автору герои имеют чувство хода времени, время (цикличное, насыщенное, визуализированное) несет в себе следы веков, а время современное скоротечное, пустое, линейное. Соответствует этому времени и пространственный образ — образ города, образ рынка.

М. М. Бахтин в труде о формах времени и хронотопа писал о том, что в романе идиллический момент выступает определяющим, а ведущая тема — разрушение идиллии. Эта особенность наблюдается и в прозе В. Г. Распутина: писатель обличает кризис деревни, показывает разрушение патриархальных, идиллически-семейных отношений, крестьянского уклада, умирание деревень, безразличие к традиционным ценностям. Более того, герои переходят из одного произведения в другое, в одних показаны старики, в других — дети, события, вокруг которых разворачивается сюжет, бывают схожи. Поэтому идиллический хронотоп является ведущим в произведениях писателя.

Теперь обратимся к другим хронотопам в творчестве В. Г. Распутина. М. М. Бахтин выделял хронотоп встречи, хронотоп дороги, хронотоп замка, хронотоп порога. Хронотоп встречи в произведениях В. Г. Распутина связан с хронотопом дороги, т. к. встречи происходят именно на ней, по сути, здесь пересекаются пространственный и временной путь героев («Рудольфио» (1965), «Последний срок» (1970), «Нежданно-негаданно» (1997).Хронотоп замка у В. Г. Распутина воплотился в хронотопе дома, избы — месте, которое насыщено временем исторического прошлого («Прощание с Матерой» (1976), «Изба» (1999).

Хронотоп порога преображается в хронотоп кризиса или жизненного перелома. При этом он тесно связан с хронотопом деревни — места циклического бытового времени, идиллического времени. В нем нет линейного хода времени, а только движение по кругу — день, неделя, месяц, жизнь. Эта особенность раскрывается в рассказе «Василий и Василиса» (1966), где время отмеряется самоварами. В произведениях В. Г. Распутина можно найти много предметов крестьянского быта, в их числе и самовар. Например, беседа старухи Дарьи и Настасьи о самоваре в повести «Прощание с Матерой»: «Пей, девка, покульчай живой. Там самовар не поставишь <…> Нет, самовар она не отменит, будет ставить его хоть в кровати, а все остальное — как сказать» [4, с. 267]. Н. Б. Топоров, разделяющий теоретические идеи Ю. М. Лотмана, придерживаясь позиции первоочередности пространства, в работе «Пространство и текст» (1983) подчеркивает его связь с предметным наполнением художественного мира. Можно заметить, что в распутинском хронотопе время срастается с бытом человека, несет в себе авторское отношение к действительности.

Хронотоп города — оппозиция хронотопу деревни. В прозе В. Г. Распутина очень ярко описывается адская часть города — рынок («Нежданно–негаданно», «Дочь Ивана, мать Ивана». Именно в пространстве рынка время становится сиюминутным, не имеющим никаких следов вечности, традиций, а оттого пустым и бессмысленным. При этом образ рынка символичен: кроме буквального значения подразумевается еще и переход России, страны с вековым крестьянским укладом, к рыночным отношениям, которые оцениваются традиционалистами как чужие, искусственные.

Названные хронотопы имеют сюжетное значение, они организовывают события в произведениях вокруг себя. Хронотоп деревни, хронотоп дома, хронотоп порога (кризиса), хронотоп пути также смешиваются друг с другом, идут бок о бок, как и другие хронотопы. Так, повесть «Последний срок» построена на ожидании встречи старухи Анны с дочерью Танчорой, которая пока еще в дороге. Место ожидаемой встречи — деревня, дом. Путь России видится в возврате к традиционным ценностям, патриархальной деревне. В раннем творчестве этот возврат оценивается писателем как возможный, главное не опоздать и не пропустить тот самый последний срок, который уже ход времени сделает невозможным. Можно заметить, что хронотопы деревни, дома, дороги являются основой хронотопа пути России.

Рассказы В. Г. Распутина 1990-х годов (цикл «В одном сибирском городе», 1995) являются результатом восприятия современности как посткатастрофы. В монографии «Трикстер как герой нашего времени (На материале русской прозы второй половины ХХ — ХХI веков)» (2022) Н. В. Ковтун отмечает, что традиционные праведники в поздней прозе В. Г. Распутина становятся изгоями, лишенными даже возможности умереть на своей земле, в их числе Аксинья Егоровна из рассказа «В ту же землю». Внимание автора теперь устремляется на «жизнеспособного героя», которому современный путь по силам. Именно путь становится судьбой человека, утратившего корни, а значит и опору в пространстве. По словам исследователя, героям В. Г. Распутина остается только «искать тайну в иных измерениях: в изменчивости времени, стремлении к вечности». Писателем актуализируются образы странников (Поздняков Сеня) и дев-богатырок, а таковыми представляются нам Пашута из рассказа «В ту же землю…», Агафья из рассказа «Изба», Тамара Ивановна из повести «Дочь Ивана, мать Ивана» [2, с. 326].

Исследователи указывают на такие тенденции современной литературы, как ностальгия по культурному герою, идеалу, который способен ответить на вызовы времени. Н. В. Ковтун считает, что таким героем в поздней прозе В. Г. Распутина является Сеня Поздняков: брошенное с парохода «тело поднялось на ноги и заявило, что оно — «наш орел» («По-соседски», 1995). Он появился на границе пространств, на реке, не имея ни связи с верой, ни с родом. Именно этот герой, по словам ученого, является героем-трикстером, «который не сражается с судьбой, он пытается ее переиграть» и обнажить пороки современности [6, с. 7]. «В мире навыворот, — пишет Н. В. Ковтун, — только шут и лицедей сохраняет перспективу движения» [2, с. 178]. Действительно, автор даже сравнивает Сеню Позднякова с бароном Мюнхгаузеном, классической моделью трикстера: «Сеня повторил подвиг барона Мюнхгаузена, когда тот за собственные вихры вытащил себя из болота» [4, с. 251].

Вспомним, что в патриархальном мире в ранних произведениях писателя судьба человеку давалась свыше, а вот жизненный путь Сени Позднякова подобен «серии трюков», череде метаморфоз: «не сказать, что совсем не путевый, но не сказать, что путевый» («Сеня едет», 1994) [4, с. 238]. Он герой переходов, перемещается из «своего» пространства в «чужое» и обратно. Таким образом, в прозе 1990-х дорога вводится в рамки «своего» пространства. В ранней прозе писателя, по словам Н. В. Ковтун, пребывание героев в пути «всеми средствами подавлялось автором», а «дорогу зачинали шалуны-изгои, носители проклятия» [2, с. 185]. Петруха из «Прощания с Матерой», находящийся среди насельников, «как черт на богомолье», сравнивается старухой Дарьей с ползущей божьей коровкой. Но оскорбляется он, на удивление героини, по странному поводу: «Я не ползаю, я на самолетах, хошь знать, летаю» [4, с. 276]. Ощущается авторская ирония над человеком, стремящимся соответствовать современной цивилизации.

В рассказе «Сеня едет» (1994) герой Сеня Поздняков обретает дом, не приемлет все, что попадает из «чужого мира»: отказывается от телевизора, электрического света. В рассказе «По-соседски» (1995) читатель наблюдает комическую картину сражений с «чужаками». Но в рассказе «Поминный день» (1996) герой сталкивается со смертью и комизма больше нет. По словам Н. В. Ковтун, образ Сени Позднякова «связан с уходом и странствием». Заморы представляются затопленной деревней с кладбищем, а герой оказывается оставленным в лодке между берегами. Он выполнил свою функцию — выдержал все тяготы пути, но такой герой не предназначен для создания нового мира, поэтому автор обращается к образам дев-богатырок [4, с. 187]. Когда Любка Молодцова из рассказа «Поминный день» (1996), кормит грудью ребенка за поминальным столом, слышатся от присутствующих следующие слова: «А еще пугают: Россия погибнет. Не погиибнет! Любка подопрет. С такой подпорой нам нипошто никакой мериканец» («Поминный день», 1996) [4, 378]. Образ матери и ребенка «отсылает к христианскому сюжету Богородицы как заступницы Руси/мира, надежда на воскресение проговаривается голосом самого народа» [2, с. 183].

Повесть «Дочь Ивана, мать Ивана» (2003) органична для художественного мира писателя. Главная героиня Тамара Ивановна обладает особой внутренней силой и проявляет готовность к подвигу в отличие от «онемевших» мужчин. У В. Г. Распутина именно за женщиной закрепляется роль сохранения подлинных ценностей, во имя чего она и предстает перед судом Божьим.

На рис. 1 мы схематически представили художественный хронотоп прозы В. Г. Распутина, основываясь на умозаключениях, изложенных выше.

Рис. 1. Художественный хронотоп прозы В. Г. Распутина

Хронотоп пути России в прозе В. Г. Распутина вводится через появление особого героя (трикстера) и впоследствии развивается уже в женских образах (дев-богатырок). В. Г. Распутин как представитель «деревенской прозы» обращает взгляд в сторону прошлого, но беспокоит его именно будущее. Это дерево — «царский листвень», который крепко врос в землю. Аксиологичность распутинских хронотопов указывает на вечность, которую не под силу уничтожить цивилизации. Сделанные наблюдения позволяют утверждать, что хронотоп пути России играет замыкающую роль, выстраивая все обозначенные типологически устойчивые хронотопы, являющиеся базисными для всего творчества писателя, в одну систему — в художественный мир прозы В. Г. Распутина.

Анализ образной системы, сопряженной с пространственно-временным континуумом, приводит к заключению о том, что будущее героев размыто, человек оказывается на пороге, в преддверии конца. Выходом из сложившейся ситуации, по В. Г. Распутину, представляется возврат к традиционным ценностям, хранителем которых выступает деревня. Это возвращение к родной культуре не мыслится без веры в Бога. Образ деревни, как малой родины, в творчестве писателя расширяется до «большой» родины, осмысление ее судьбы воплощается в постижении пути развития России. Этот хронотоп занимает одно из важнейших мест в поздних произведениях писателя, играет замыкающую роль, выстраивая остальные хронотопы в единую систему, которой подчиняется художественный мир В. Г. Распутина.

Литература:

1. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. — Москва: Худож. лит. — 1975. — С. 234–407.
2. Ковтун Н. В. Современная традиционалистская проза: идеология и мифопоэтика. — Москва: Флинта. — 2015. — 325 с.
3. Ковтун Н. В. Трикстер как герой нашего времени (На материале русской прозы второй половины ХХ — ХХI века): монография. — Красноярск: Красноярский государственный педагогический университет им. В. П. Астафьева. — 2022. — 408 с.
4. Распутин В. Г. Прощание с Матерой // Повести. — Санкт–Петербург: «Азбука-Аттикус». — 2022. — 608 с.
5. Слепухов Г. Н. Художественное пространство и время как объект философско-эстетического анализа: автореф. дис. канд. фил. наук. — Москва, 1979. — 23 с.
6. Топоров В. Н. Образ трикстера в енисейской традиции // Традиционные верования и быт народов Сибири. — Новосибирск: Наука. — 1987. — С. 7–9.