The article examines criminal-law problems of qualifying the unlawful sale of narcotic drugs committed using mass media, as well as electronic and information and telecommunication networks. It demonstrates the legislator’s terminological inconsistency and its impact on the application of subparagraph “b” of paragraph 2 of Article 228.1 of the Criminal Code of the Russian Federation. Drawing on statistics for 2022–2024 and an analysis of judicial practice, the article refines the criteria for distinguishing cases in which the use of networks constitutes a qualifying circumstance and formulates proposals for improving legislation and the clarifications of the Supreme Court of the Russian Federation.

Keywords: unlawful sale of narcotic drugs, information and telecommunication networks, electronic networks, judicial practice.

Системный анализ норм уголовного права свидетельствует об отсутствии терминологической последовательности в описании использования различных сетей как способа совершения преступления. Так, в ч. 2 ст. 110, ч. 1 ст. 171.2, ч. 1.1 ст. 238.1, п. «б» ч. 3 ст. 242, п. «г» ч. 2 ст. 242.1, п. «г» ч. 2 ст. 242.2, ч. 2 ст. 280, ч. 1 ст. 282 Уголовного кодекса Российской Федерации (УК РФ) установлена уголовная ответственность за совершение преступления с использованием только информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть Интернет), а в ч. 2 ст. 205.2, п. «б» ч. 2 ст. 228.1, ч. 1.1 ст. 258.1, ч. 2 ст. 280.1 УК РФ — за совершение преступления с использованием электронных и информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть Интернет) [3].

Информационное пространство окончательно превратилось в ключевую инфраструктуру наркосбыта. По данным МВД России и Судебного департамента при Верховном Суде РФ, в 2022–2023 гг. на преступления, связанные с незаконным оборотом наркотических средств и иных запрещенных веществ, приходилось около 13 % от общего числа зарегистрированных преступлений, при этом значительная часть деяний в сфере сбыта совершалась с использованием информационно-телекоммуникационных сетей.

Еще более показательными являются статистические данные за 2023–2024 гг., отражающие возрастающую роль информационных технологий в совершении преступлений в сфере незаконного оборота наркотических средств. Согласно Докладу о состоянии и тенденциях незаконного оборота наркотических средств в Российской Федерации за 2024 г., число зарегистрированных правоохранительными органами преступлений, совершенных с использованием информационных технологий и сетей связи, увеличилось на 13,7 % — с 103 939 деяний в 2023 г. до 118 173 в 2024 году. Указанные данные свидетельствуют, что квалифицирующий признак, предусмотренный п. «б» ч. 2 ст. 228.1 УК РФ, перестал выступать относительно редким «особым» способом совершения преступления и фактически превратился в один из типичных вариантов реализации незаконного сбыта наркотических средств, что в свою очередь требует более точного и последовательного его толкования в правоприменительной практике.

Современные цифровые модели сбыта запрещенных веществ предполагают сложную структуру ролей и использование различных сервисов сети Интернет. В научной литературе и обобщениях практики отмечается, что преобладающей формой становится так называемый бесконтактный сбыт, осуществляемый через специализированные интернет-платформы и мессенджеры с применением системы тайников-закладок, криптовалютных и иных электронных платежных средств.

В типичной конфигурации преступной деятельности участвуют оператор-куратор, организующий функционирование интернет-ресурса, курьеры-фасовщики и курьеры-закладчики, непосредственно обеспечивающие движение «товара» и размещение закладок, а также потребители, получающие сведения о местонахождении тайников в зашифрованном виде [3].

Использование электронных и информационно-телекоммуникационных сетей в рамках незаконного оборота наркотиков проявляется в нескольких основных блоках операций: во-первых, это внутренняя коммуникация организаторов и исполнителей (подбор и «инструктаж» курьеров, передача сведений об оптовых партиях, отчетность о выполненных заданиях); во-вторых, донесение до потенциальных покупателей информации об ассортименте и условиях приобретения; в-третьих, осуществление заказов и оплаты через электронные платежные системы и криптовалютные кошельки; наконец, передача покупателю координат тайника-закладки и последующее «разрешение» конфликтных ситуаций, связанных с поиском закладки, ее качеством и количеством.

Ключевое уголовно-правовое значение приобретает вопрос о том, в каких именно случаях использование средств массовой информации либо электронных или информационно-телекоммуникационных сетей образует квалифицирующий признак состава преступления, а когда оно остается лишь элементом подготовительной либо сопутствующей деятельности. Представляется обоснованной позиция, согласно которой указанный признак может вменяться только тогда, когда применение таких сетей непосредственно связано с выполнением объективной стороны сбыта, то есть с передачей наркотического средства или сведений, обеспечивающих фактическое получение вещества приобретателем (например, сообщением координат тайника-закладки). Соответственно, применение цифровых сервисов исключительно на этапах рекламы, поиска исполнителей, финансовых расчетов или внутригрупповой координации не должно рассматриваться как использование средств массовой информации либо электронных или информационно-телекоммуникационных сетей в смысле п. «б» ч. 2 ст. 228.1 УК РФ [2].

Позиция о том, что квалифицирующий признак охватывает лишь использование сетей как способ непосредственной реализации, находит отражение и в судебных актах. При рассмотрении конкретных уголовных дел суды неоднократно указывали, что обсуждение соучастниками посредством мессенджеров организационных вопросов сбыта, равно как и обращение покупателя к сбытчику по телефону или через Интернет с просьбой о продаже наркотического средства, само по себе не свидетельствует о совершении преступления с использованием электронных или информационно-телекоммуникационных сетей, если передача вещества происходила контактным способом, без обращения к сетевым сервисам для сообщения местонахождения тайника или иной формы бесконтактного сбыта.

Особую сложность представляет квалификация действий курьеров-фасовщиков и курьеров-закладчиков, задержанных в момент получения оптовых партий наркотических средств либо при организации тайников-закладок. Как показывает практика, такие исполнители зачастую не обладают полными сведениями о структуре преступной организации и конкретных цифровых инструментах, используемых оператором-куратором при взаимодействии с покупателями. В то же время, когда следствием и судом устанавливается, что курьер был осведомлен о планируемом бесконтактном сбыте через сеть Интернет (например, из содержания переписки при «трудоустройстве», из инструкций о необходимости ведения рекламных граффити-надписей с указанием интернет-ресурса, из данных о его предыдущем опыте покупки наркотиков на той же площадке), его действия справедливо квалифицируются с учетом признака «с использованием средств массовой информации либо электронных или информационно-телекоммуникационных сетей».

Дополнительные уголовно-правовые трудности создаются бланкетным характером рассматриваемого квалифицирующего признака. Законодатель, оперируя конструкцией «средства массовой информации либо электронные или информационно-телекоммуникационные сети», фактически использует категориальный аппарат законодательства о средствах массовой информации, связи и информации, не давая при этом определения электронной сети. В результате правоприменитель вынужден обращаться к смежным нормативно-правовым актам: СМИ определяются через формы периодического распространения массовой информации под постоянным наименованием, информационно-телекоммуникационная сеть — как технологическая система передачи информации по линиям связи с использованием средств вычислительной техники, тогда как понятие электронных сетей в позитивном праве отсутствует и выводится через широко толкуемый термин «электросвязь».

В научной дискуссии предлагаются различные подходы к соотношению электронных и информационно-телекоммуникационных сетей. Часть авторов фактически отождествляет эти понятия, исходя из того, что любая информационно-телекоммуникационная сеть технически функционирует на базе электронных сетей связи, а деление по функциональному назначению в условиях технологической конвергенции утратило значение.

Такая позиция находит частичную поддержку и в судебной практике, когда суды признают использование сети Интернет одновременно проявлением и электронной, и информационно-телекоммуникационной сети, указывая оба признака в приговоре. Вместе с тем встречаются решения, в которых, напротив, делается акцент на альтернативности способов, предусмотренных п. «б» ч. 2 ст. 228.1 УК РФ, и указание на использование электронной сети исключается как излишнее, если деяние квалифицируется как совершенное с использованием информационно-телекоммуникационной сети Интернет.

На рубеже 2022–2024 гг. вопрос о единообразном толковании данного признака стал предметом внимания Верховного Суда РФ. В Обзоре судебной практики по делам о преступлениях, связанных с незаконным оборотом наркотических средств, психотропных веществ и их аналогов, утвержденном Президиумом Верховного Суда РФ в 2024 г., специально подчеркивается, что использование сети Интернет для поиска покупателей, организации бесконтактного сбыта и передачи сведений о местонахождении тайников подлежит учету при квалификации по п. «б» ч. 2 ст. 228.1 УК РФ, а также даются ориентиры разграничения ситуаций, когда задействование телефонной связи и иных каналов связи не выходит за пределы обычного способа коммуникации и не образует анализируемого квалифицирующего признака [4].

Сопоставление указанной позиции с приведенными статистическими данными за 2022–2024 гг. позволяет заключить, что дальнейшее развитие судебной практики по делам о сбыте наркотических средств, совершенном с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, будет определяться не столько ростом числа таких преступлений, сколько потребностью в уточнении содержательных границ соответствующего квалифицирующего признака. Научная и практическая дискуссии концентрируются вокруг трех основных вопросов:

1. На какой стадии преступной деятельности использование сетей должно рассматриваться как способ совершения сбыта, а не как этап подготовки или сокрытия?

2. В каких случаях цифровые средства связи, применяемые исключительно для внутригрупповой координации, могут быть проигнорированы при квалификации?

3. Каким образом разграничивать ситуации использования сети Интернет и иных электронных сетей в целях соблюдения принципа законности и недопустимости расширительного толкования?

Решение обозначенных проблем, на наш взгляд, возможно по пути сочетания точечной корректировки уголовного закона и дальнейшей детализации разъяснений Верховного Суда РФ. С одной стороны, представляется целесообразным унифицировать терминологию, отказавшись от дублирующего указания на электронные сети и закрепив единый признак «с использованием информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть Интернет и иные сети электронного обмена данными)». С другой стороны, в новых актах официального толкования целесообразно прямо зафиксировать, что квалифицирующий признак имеет место лишь в тех случаях, когда сети используются для обеспечения бесконтактного сбыта и передачи приобретателю сведений, необходимых для фактического получения наркотического средства, а не только на подготовительных этапах. Такой подход позволил бы обеспечить баланс между необходимостью адекватной уголовно-правовой реакции на цифровую трансформацию наркорынка и требованиями юридической определенности и предсказуемости правоприменения.

Литература:

1. Винокуров, В. Н. Особенности квалификации сбыта наркотических средств с использованием электронных или информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть «Интернет») / В. Н. Винокуров, А. В. Агафонов // Уголовное право. — 2023. — № 1 (149). — С. 3–12.
2. Винокуров, В. Н. Узкое и широкое понимание сбыта наркотических средств с использованием электронных или информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть Интернет) группой лиц по предварительному сговору / В. Н. Винокуров, А. В. Агафонов // Современное право. — 2023. — № 6. — С. 99–103.
3. Кузьмина, Т. Н. Социально-правовая обусловленность уголовной ответственности за сбыт наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, совершенный с использованием средств массовой информации либо электронных или информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть «Интернет») / Т. Н. Кузьмина // Криминологический журнал. — 2025. — № 1. — С. 52–55. — DOI: 10.24412/2687-0185-2025-1-52-55
4. Сундурова, О. Ф. Некоторые вопросы судебного толкования сбыта наркотических средств с использованием информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть Интернет) / О. Ф. Сундурова // Наркоконтроль. — 2023. — № 1 (45). — С. 7–10.
5. Сыроегин, В. А. Вопросы квалификации незаконного сбыта наркотических и психотропных веществ, с использованием сети Интернет / В. А. Сыроегин, А. Б. Калинкина // Современное состояние, проблемы и перспективы развития специальных знаний : материалы Всерос. науч.-практ. конф. (Новосибирск, 19 нояб. 2024 г.). — М. : Моск. акад. Следств. ком. Рос. Федерации им. А. Я. Сухарева, 2025. — С. 79–84.