Южный федеральный округ является не только самым многонациональным регионом нашей страны, но и отличается сложной конфессиональной картиной. Здесь зарегистрировано более 3300 религиозных организаций. Конфессиональное пространство региона можно условно разделить на четыре основные части: 40 % — религиозные организации Русской православной церкви (РПЦ); 30 % — религиозные организации мусульман; 27 % — протестантские организации и 3 % — буддисты и иудеи.
Исламские организации преобладают в 5 субъектах СКФО (Дагестан, Ингушетия, КЧР, КБР и Чечня). На Юге России действуют 11 Духовных управлений мусульман (ДУМ), большинство из которых входят в Координационный центр мусульман Северного Кавказа (КЦМСК). Самое крупное региональное Духовное управление мусульман зарегистрировано в Дагестане, где действуют 1756 мечетей. ДУМ Чечни объединяет около 300 мечетей, Ингушетии — 85, Северной Осетии — 19, Кабардино-Балкарии — 130, Карачаево-Черкесии и Ставропольского края — 113, Адыгеи и Краснодарского края — 28, Ростовской области — 17, Калмыкии — 2 [1-с. 52].
В регионе значительное развитие получило исламское образование. На Юге России официально действуют 30 исламских вузов, из которых 19 в Дагестане, 8 в Чечне и по одному в Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Астраханской области. В то же время более 2 500 молодых людей из субъектов ЮФО обучаются в зарубежных исламских учебных заведениях. Еще одна специфика религиозной ситуации в регионе — большое количество мусульман, совершающих паломничество — умра и хадж. Так, если в 2006 г. из Российской Федерации совершили паломничество в КСА более 15,5 тыс. чел., то более 14,5 тысяч человек из них были из субъектов Юга России.
На Северный Кавказ религиозно-политический экстремизм и терроризм активно начинает проникать около двадцати лет тому назад, в первую очередь на территорию Дагестана и Чечни. Одним из важных факторов геополитического характера распространения исламского радикализма на Северном Кавказе является разносторонняя поддержка их деятельности извне многочисленными международными радикальными исламскими центрами, зарубежными культурно-просветительскими и благотворительными организациями [2-с. 57].
Так, с конца 80-х — до 1999 г. на Северном Кавказе действовали филиалы международных благотворительных, просветительских, культурных организаций.
За эти же годы активизировалась деятельность таких исламских организаций, как Международная исламская организация «Спасение» (МИОС), «Беневоленс Интернешнл Фаундейшн»» (БИФ, штаб-квартира расположена в г. Чикаго, США), «Джамаат Ихья Ат-Турас Аль-Ислами» (штаб-квартира в Кувейте), «Лашкар Тайба» (штаб-квартира в Пакистане), «Аль-Хайрия», «Аль-Харамейн» («AL-Haramein Foundation» (образовательный центр в США), «Катар» (штаб квартира в Катаре), «Икраа» (штаб-квартира в Джидде (КСА), «Ибрагим бен Ибрагим» (штаб-квартира в Джидде (КСА) и др., финансируемых и направляемых Саудовской Аравией, Пакистаном, Кувейтом. Для них характерны практически открытая пропаганда панисламистских идей объединения всех мусульман региона для вытеснения России с Северного Кавказа, создания в северокавказском регионе исламского государства, за установление тесных связей Северного Кавказа, Дагестана с такими мусульманскими странами, как Саудовская Аравия, Турция, Иран, Иордания, Пакистан. По решению северокавказских судов в 1999–2000 гг. все они за активную поддержку, в том числе и финансирование исламских радикальных группировок и организаций в Дагестане, были закрыты.
Исламские радикальные структуры в СКФО тесно связаны с радикальными исламистскими организациями за рубежом, за которыми просматриваются геополитические интересы, как государств исламского мира, так и ряда западных держав.
Специальные службы и неправительственные организации этих стран стремятся обеспечить благоприятные условия для оказания выгодного им воздействия на развитие политической, экономической и религиозной ситуации в регионе в целом. Они рассматривают Дагестан в качестве плацдарма для утверждения своего духовного и политического влияния на Северном Кавказе и других мусульманских регионах России.
Привнесенный в нашу страну с конца 80-х гг. XX в. при мощной финансовой и организационной поддержке из-за рубежа идеология религиозно-политического экстремизма стала агрессивной идеологией, питающей идеи радикального национализма и сепаратизма для целей, далеких от нужд абсолютного большинства мусульман Юга России.
Религиозно-политический экстремизм и терроризм на Юге России представлен в основном в виде ваххабизма. Исторически ваххабизм представляет собой фундаменталистское религиозное движение в суннитском исламе, ставшее идейным столпом будущего саудовского государства. Сложность и неоднозначность самого феномена исламского радикализма в мире, в том числе и в России и на Северном Кавказе привела к тому, что на официальном уровне, на языке представителей науки, средств массовой информации, специалистов и, наконец, официального духовенства стали широко использовать многочисленные определения, такие, как «ваххабиты», «последователи ваххабизма», «салафиты», «фундаменталисты», «муваххидун», «джамаатисты», «исламские экстремисты» и многие другие. Отдельные исследователи (директор Института религии и политики, профессор МГУ А. Игнатенко) считают, что более точное и научное определение этого феномена — «ваххабизм». Термин «ал-ваххабийа» («ваххабизм») прочно утвердился и в мусульманском мире.
Как показывает анализ деятельности сторонников религиозно-политического экстремизма на постсоветском пространстве, они стремятся путем демагогии, организации беспорядков, актов гражданского неповиновения дестабилизировать и разрушить существующие общественные структуры для достижения своих целей. При этом широко используют силовые методы — террористические акты, партизанскую войну и т. д.; в принципе отрицают переговоры, соглашения, компромиссы, основанные на взаимных уступках.
Налицо проявление национального мародерства в поведении политических руководителей, которые объявили своим кредо строить благополучие своей нации (а в большинстве случаев свое личное благосостояние) в ущерб достоинству и благополучию других народов. К сожалению, националистические идеи увлекли часть населения, хотя и не столь большую, как того хотели их творцы.Социологические исследования показывают, что в повседневном общении, на работе и в быту люди разных национальностей демонстрируют высокий уровень доверия и толерантности друг к другу вопреки клику шествующим заявлениям лидеров национальных политических партий и движений [3-с. 345].
Если рассматривать религиозно-политический экстремизм и терроризм на Юге России как сложные, многомерные социально-политическое явления, то, решая проблему их блокирования, следует выделить наиболее важные причины и их детерминирующие факторы.
Среди них, в первую очередь, следует отметить социально-экономические (системный кризис в экономике, сопровождающийся снижением жизненного уровня населения, в том числе безработицей), политические (ослабление российской государственности в результате развала Советского Союза, деидеологизация населения, многочисленные конфликты), конфессиональные (возрожденческие процессы в религиях, их политизация и радикализация, влияние на эти процессы внешнего фактора) и этнические (этнодемографические и миграционные). Стратегическим направлением борьбы с религиозно-политическим экстремизмом и терроризмом в регионе, безусловно, является нейтрализация «ключевых» факторов, прежде всего, социально-экономических и политических, способствующих его активизации.
Существующие в современном религиоведении и конфликтологии подходы к вопросу о корнях и причинах исламского религиозно-политического экстремизма можно разделить на экономические, политические, идеологические, функционалистические, основанные на роли личности и др.
Экономические подходы исходят из важности социально-экономических условий как причины экстремизма, порожденного бедностью, отсталостью, безработицей.
Как отметил Президент РФ Путин В. В., решение социально-экономических проблем — важный и позитивный шаг на пути преодоления экстремизма и терроризма. Все субъекты Северо-Кавказского федерального округа едины в том мнении, что основной причиной возникновения и роста религиозно-политического экстремизма является социально-экономическая напряженность, обусловленная спадом производства, падением уровня жизни значительной части населения, безработица, появление маргинальных слоев населения. Например, на конец 90-х гг. количество безработных только в Дагестане составляло 25 %, сегодня 50 % дагестанцев живут за чертой бедности, средняя зарплата остается одной из самых низких на Северном Кавказе и России в целом. Эти проблемы больше всего коснулись молодежи, наиболее оказавшейся подверженной идеологии радикального ислама в форме ваххабизма [4-с. 14].
Подход, ориентирующийся на политическую ситуацию, рассматривает экстремизм как форму протестных отношений, вызванных невозможностью политического участия в делах общества, повсеместной коррупцией, засильем клановых структур. В то же время такой подход не может объяснить, почему в ряде стран с авторитарными режимами (например, Туркменистане) исламский радикализм не получил распространение.
Идеологическое объяснение исходит из того, что некоторые фундаменталистские идейные течения в исламе, характеризуемые как ваххабитские, содержат идеи такфира (обвинения в неверии), проповедующие нетерпимость не только к немусульманам, но и мусульманам, нарушающим законы ислама (шариата). В то же время многие мусульманские идеологи, западные и российские востоковеды считают, что расширительная версия джихада, проповедуемая сторонниками религиозно-политического экстремизма и терроризма на Юге России, резко расходится с фундаментальными основами ислама, являются отклонением от ислама.
Функционалистическая концепция религиозно-политического экстремизма и терроризма рассматривает ислам лишь как орудие для достижения политических целей. После падения коммунистической идеологии, на постсоветском Юге России мусульмане испытывали кризис идентичности. Ислам стал одним из важнейших компонентов новой идентичности, формирующейся у мусульманских этнических групп. К сожалению, некоторые исламские группировки в качестве самоутверждения выбрали путь религиозно-политического экстремизма [5-с. 21].
Также существуют и теории «отложенного антиколониального восстания» под исламскими знаменами (особенно относительно событий в Чечне), «цивилизационного отпора», своеобразного мусульманского ответа Западу.
Однако ни один из вышеуказанных подходов не дает полного объяснения роста позиций исламского радикализма на постсоветском пространстве. Скорее всего, наиболее продуктивной может быть комбинация нескольких концепций. В этой связи необходимо, прежде всего, определиться в вопросе, какие причины — внешние или внутренние — являются главными в процессе радикализации религий. Для ответа на этот вопрос надо развести два понятия: «причины» и «влияние». Механизмы внешнего влияния имеют успех в связи с нашей внутренней легкой уязвимостью. Кроме того, преувеличение роли и влияния внешних факторов на рост экстремизма и терроризма не способствует выбору адекватных мер противодействия. В настоящее время на Юге России предпочтение отдается силовым методам, но развитие событий свидетельствует об их недостаточной эффективности.
Литература:
1. Левшуков Р. А. Религиозный экстремизм в Карачаево-Черкесской республике: ислам и политика на Северном Кавказе. — Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2001. — С. 52.
2. Бидова Б. Б. Социально-экономические и политические причины религиозного экстремизма. Религиозно-политический экстремизм и пути его преодоления // Государство и право: теория и практика (II): материалы междунар. заоч. науч. конф. (г. Чита, март 2013 г.). — Чита: Издательство Молодой ученый, 2013. — С. 57.
3. Бидова Б. Б. Особенности национального самосознания и его роль в становлении межконфессиональная толерантность // Молодой ученый. 2013. № 3. — С. 345.
4. Воронов И. В. Основы политико-правового ограничения социально-политического экстремизма как угрозы национальной безопасности Российской Федерации: Автореф. дис... канд. полит. наук. — Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2000. — С. 14.
5. Суслова Е. С. Религия и проблемы национальной безопасности на Северном Кавказе: Автореф. дис...канд. филос. наук. — М.: Сталкер, 2004. — С. 21.
