Добро и зло, правильное и неправильное — любое явление, в том числе правовое, так или иначе оценивается с точки зрения данных критериев. Одной из научных сфер, содержащей такие критерии, является биоэтика. Это учение объединяет биологическое знание и человеческие ценности, исследует те или иные вопросы в симбиозе и противопоставлении таких категорий и, в сущности, являет систематическую диагностику поведения человека с позиции морали, этики и нравов в границах учений о жизни и медицине.
Многие вопросы трансплантологии вызывают активные дискуссии не только в правовом плане, но и биоэтическом. Один из них — вопрос коммерциализации трансплантологии и статуса органов и тканей как объектов трансплантации. На сегодняшний день купля-продажа донорских органов запрещена как в международном праве, так и в российском [1]. С нравственной позиции этот запрет можно истолковать прежде всего самой сущностью донорства, предполагающей дар, добровольную жертву ради здоровья и жизни других людей.
В научном поле статус трансплантатов рассматривается с двух точек зрения. Первая наделяет их вещевым признаком и соответственно основывается на наличии у людей права на распоряжение собственными органами по своему желанию, в том числе на их продажу. Аргументирование приверженцев данной позиции исходит из следующего: каждый человек имеет свободу выбора и право свободно принимать решение, исходя из своих интересов, а запрет на распоряжение своими органами это право ограничивает. Как утверждает профессор Оксфорда Джулиан Савулеску, такой запрет являет собой наихудшую форму патернализма [9, с. 138–139].
Вторая точка зрения право использования органов и тканей отдельного индивида присваивает обществу. Легализация купли-продажи органов вызывает неприятие у многих по моральным аспектам. Приверженцы данной позиции приводят следующие отрицательные последствия: смещение доноров-альтруистов донорами, руководствующимися меркантильными соображениями; эксплуатация лиц, вынужденных продать свои органы под давлением тех или иных обстоятельств; ухудшение качества донорских органов [2, с. 217]. Свободу выбора же, на которую опираются сторонники противостоящего лагеря, они называют иллюзией, поскольку принятие решения делается не благодаря свободной альтернативе, а под воздействием социальных условий, и сводится к разделению на бедных, органы продающих, и на богатых, эти органы покупающих, что нарушает принцип справедливости. Противники легализации рынка органов предлагают замену — институт обмена органов для трансплантации [4, с. 127–128].
Другой острой проблемой этической подоплеки в трансплантологии является тема регулирования посмертного донорства. Существует две модели регулирования — презумпция согласия (неиспрошенное согласие), установленная в законодательстве России, Бельгии, Австрии, Испании, Венгрии и ряде других стран, и презумпция несогласия (испрошенное согласие), практикуемая в таких странах, как США, Германия, Франция, Канада, Португалия. Презумпция согласия предполагает автоматическое согласие каждого гражданина на изъятие у него органа после смерти при отсутствии выраженного отказа. В соответствии с презумпцией несогласия, наоборот считается, что каждый изначально не согласен с тем, чтобы его органы использовали для пересадки, и изъятие органа возможно лишь при наличии выраженного при жизни согласия.
Несомненным плюсом презумпции согласия выступает практическая польза — увеличение донорских органов. Однако с точки зрения морали возникает множество неоднозначных моментов. Как уже говорилось ранее, суть донорства в добровольном даре, а изъятие органов без согласия эту суть искажает. Как утверждает И. В. Силуянова, система презумпции согласия принуждает врачей к насильственным действиям по вмешательству в тело лица без учета его воли [5, с. 173].
Для недопущения подобных этических осложнений была выработана система презумпции несогласия. Ее преимущества в нравственном плане очевидны: тело человека остается в его распоряжении даже после смерти, и лишь он либо его родственники могут принимать решение о проведении изъятия органа, а это складывает достойное отношение к телу человека как физической составляющей личности, а не материальной вещи, переходящей в распоряжение государством. С другой стороны, присутствуют минусы в виде снижения количества трансплантатов и психологической нагрузки для родственников умершего лица.
Дебаты в биоэтическом ракурсе трансплантологии вызывает также критерий определения смерти. Успешная пересадка и приживление донорского органа зависит от времени, когда он был изъят из тела — чем скорее, тем выше вероятность положительного результата. Поэтому было выработано «правило мертвого донора», согласно которому орган должен извлекаться позднее наступления смерти донора. В связи с этим особое значение приобрел вопрос о моменте смерти человека — когда его можно считать мертвым?
В современной медицине установлен функциональный подход к определению момента смерти человека, в соответствии с которым смерть наступает с утратой организма определенных функций. Однако среди ученых не все согласны с данным подходом. Так, по мнению О. В. Летова, отсутствие работы мозга или сердца не означает наступление смерти, иначе, отталкиваясь от медицинской практики, можно утверждать, что имели место случаи, когда человек умирал несколько раз [2, с. 217]. Профессор Оксфорда Джон МакМахон, указывая, что адекватно определить момент смерти на основе функционирования мозга невозможно, предлагает использовать когнитивный критерий, то есть связанный с функционированием сознания [8, с. 94–96].
Итак, специфика трансплантологии породила множество проблем, где мораль и право сосуществуют в неразрывном контексте. Научными исследователями предложены различные варианты их преодоления, причем каждая идея предполагает одновременное решение всех проблем.
Первый способ можно назвать самым радикальным и отдаленным от реальности, и он связан с термином «трансгуманизм». Трансгуманизм — это новейшее научное направление, которое преследует цель усовершенствования человеческой природы и создания трансчеловека с помощью нано-, био-, информационных и когнитивных наукотехнологий. Под трансчеловеком понимается человек, выходящий за пределы обычной формы рода homo sapiens, обладающий сверхразумом, сверхспособностями, состоящий в основном из имплантов или представляющий собой существо, чье сознание перенесено в механическую оболочку. Основоположниками данного движения являются Д. Хаксли, Д. Бёрдон, Д. Бернал, М. Мински, Р. Курцвейл, Г. Моравек, Н. Востром и другие.
Достижения последних лет в технологической сфере, области генной инженерии, исследовании робототехники показывают стремительное развитие науки и техники, что в свою очередь повышает шансы на существование трансгуманизма не только в статьях ученых, близких к жанру фантастики. Ученый Реймонд Курцвейл предсказал наступление в 2045 г. технологической сингулярности, причиной чего послужат прогрессивное развитие искусственного интеллекта и киборгизация людей — замена частей человеческого тела на искусственные аналоги [7, с. 135–136].
Многие среди ученых дают неоптимистичные прогнозы в отношении трансгуманизма. Так, Фрэнсис Фукуяма утверждает, что научно-техническое развитие приведет человечество в нравственный тупик и дегуманизированное будущее, вызовет коллапс в экономической, политической и правовой сферах, где такие последствия, как масштабная безработица и смешение правовых категорий «субъект» и «объект» — вершина айсберга [15]. Идентичное мнение выражают А. В. Попова и М. Г. Абрамова, которые уверены в сопровождении реализации трансгуманизма социальными конфликтами разного рода и видоизменением либо исчезновением всех или почти всех сфер человеческого общества [3, с. 44–45]. Провозглашение трансгуманизма, по их словам, разрушит концепции либеральной демократии и естественного права.
Помимо аргументов об исчезновении или искажении сфер человеческой жизнедеятельности минус в копилке мнений о философии трансгуманизма составляет критика приверженцев религиозных направлений. Они уподобляют трансгуманизм богохульству, посягательству на божественный промысел.
Воплощение трансгуманизма в реальность несомненно бы решило спорные моменты трансплантологии или, точнее будет сказать, в трансплантологии тогда бы вообще отпала необходимость, ведь с заменой обычного человеческого тела искусственным исчезнут болезни как таковые и, возможно, даже смерть канет в лету. Однако такое развитие человеческого общества, подразумевающее, по сути, его перевоплощение в нечто иное и, как следствие, отмирание, скорее пугает как с правовой и моральной, так и религиозной точки зрения.
Второй способ решения проблем в трансплантологии не столь радикальный, однако такой же сложный в практической реализации — это ксенотрансплантация. Ксенотрансплантация являет собой пересадку тканей, органов между организмами различных видов, в частности от животного к человеку.
В настоящее время ксенотрансплантация не применяется в трансплантологии. В теории неоспоримый плюс ксенотрансплантации в увеличении числа спасенных жизней и возможности предоставления донорских органов без длительного ожидания всем нуждающимся реципиентам, включая младенцев, которые испытывают наибольшую нехватку в трансплантатах. Кроме того, ксенотрансплантация помогла бы людям, не желающим принимать органы других людей по определенным причинам этического или религиозного характера.
Однако применению ксенотрансплантации препятствует множество сложных и неоднозначных моментов. Прежде всего стоит отметить отсутствие реальных положительных результатов в клинической практике. Главный тормоз в развитии ксенотрансплантации — отторжение трансплантата из-за биологических различий органов человека и животного. Медицинские ограничения связаны с опасностью передачи болезни организму человека от органа животного и вспышки пандемии. Другой медицинский аспект — угроза возникновения химер, то есть существ, состоящих одновременно из человеческих и животных клеток. Также вызывает противоречия и философский вопрос о моральных обязательствах человека перед животными.
Руководствуясь вышесказанным, в 1999 г. Парламентской ассамблеей Совета Европы был объявлен мораторий на проведение ксенотрансплантации. Стоит отметить, что в российском законодательстве ксенотрансплантация никак не регламентирована.
Третий способ решения проблем, возникающих при реализации трансплантации — создание биопринтных человеческих органов с помощью технологии 3D-биопринтинга, позволяющей «спроектировать» трехмерную модель человеческого органа на клеточной основе. Данную процедуру можно описать следующим образом: на компьютере подготавливается графический дизайн органа, затем он печатается «посредством трехмерной послойной печати специальными «биочернилами» (сфероидами) и в результате образуется полностью функциональная копия живого органа» [6, с. 99], который может трансплантироваться нуждающемуся пациенту.
Исследователями отмечается, что трудность применения технологии создания биопринтных органов заключается в механизме получения необходимых человеческих клеток. Как правило, для этого используются стволовые клетки, способные к дифференциации, а их источником может служить эмбрион. Однако в соответствии со ст. 18 Конвенции о защите прав человека и человеческого достоинства в связи с применением достижений биологии и медицины [9], исследование эмбрионов должно сопровождаться их защитой, а создание человеческого эмбриона в исследовательских целях вообще запрещено. Вместе с тем обозначенное препятствие не является непреодолимым — благодаря современным достижениям медицины возможно применение стволовых клеток, взятых из костного мозга донора или реципиента. Кроме того, в настоящее время рассматривается возможность создания трехмерной модели органа с использованием аутологических клеток.
Сравнивая три выделенных способа преодоления ряда морально-правовых проблем в сфере трансплантологии, выбор в пользу последнего представляется наиболее целесообразным и обоснованным. Создание биопринтных органов увеличит количество трансплантатов без риска отторжения организмом реципиента пересаживаемого органа, как в случае с ксенотрансплантацией, и не вторгаясь при этом в телесную сущность человеческого тела, как обстоит дело в идейном проекте трансгуманизма.
Биопринтинг не покушается на человеческое достоинство и отвечает демократическим принципам. Единственное условие для успешного воплощения этого метода в донорскую практику — достижение необходимого уровня научно-технологического развития. И хотя он еще далек от идеала и только «набирает скорость» в гонке спасения человеческих жизней, можно с уверенностью сказать, что каждый новый день сокращает этот разрыв, взаимодействием науки, медицины и технологий приближая нас к новому будущему.
Литература:
- О трансплантации органов и (или) тканей человека: Закон РФ от 22.12.1992 № 4180–1 (ред. от 31 июля 2020 г.) // Российская газета. 1993. № 4.
- Летов О. В. Биоэтика и современная медицина. М.: Изд-во ИНИОН РАН, 2009. с. 252.
- Попова А. В., Абрамова М. Г. Технологическая сингулярность как точка невозврата: назад в будущее? (философско-правовой взгляд) // Российский журнал правовых исследований. — 2018. — № 3 (16). — С. 39–47.
- Семенков Е. В. Этические, медицинские и правовые проблемы трансплантации органов // Ученые записки Санкт-Петербургского государственного университета психологии и социальной работы. 2014. № 1. С. 121–129.
- Силуянова И. В. Биоэтика в России: ценности и законы. — М.: Грантъ, 2001. с. 192.
- Черных А. В. и др. Современные направления трансплантологии с использованием высокотехнологичных методик // Вестник экспериментальной и клинической хирургии. 2017. № 2. С. 96–102.
- Kurzweil R. The Singularity is Near: When Humans Transcend Biology. New York: Viking, 2005. 652 p.
- McMahan J. The Metaphysics of Brain Death. 1995. № 9. С. 94–96.
- Savulescu J. Is the sale of body parts wrong? // Journal of Medical Ethics. 2003. № 29. С. 138–139.
