Данная статья является обзором использованной современниками «эпохи дворцовых переворотов» терминологии для характеристики переворотных ситуаций 1725–1762 гг. Проведённый в рамках статьи анализ есть попытка ответить на два ключевых вопроса: существовало у современников «эпохи дворцовых переворотов» завершённое понимание природы событий, инициаторами, участниками или свидетелями которых они являлись, и если да, то имелось ли у них универсальное понятие, аналогичное введённому позднее, в XIX в. («эпоха дворцовых переворотов»), для описания самой сущности засвидетельствованных ими перемен?
Ключевые слова: историческая терминология, политическая история, эпоха дворцовых переворотов.
«Эпоха дворцовых переворотов» — именно такое название получил период политической нестабильности, связанный с сопровождавшимися конфликтами в высших эшелонах власти, устранением с политической сцены могущественных придворных, государственных деятелей и даже самих правителей и утверждением у трона новых придворных группировок переходами престола к одному из борющихся за власть претендентов. Данное, как и рад других, наименование этот этап российской истории, хронологически расположившийся между 1725 и 1762 годами, получил гораздо позже своих временных рамок, уже в XIX в. Следовательно, возникает вопрос — как сами современники рассматриваемых событий называли происходившие у них на глазах перемены во власти.
В начале следует разобраться с уже имеющимся, устоявшемся в отечественной историографии понятием. Впервые термин «дворцовый переворот» употребил в своих трудах С. М. Соловьёв [13, с. 12], который, вероятно, не особо углублялся в смысловую и политологическую семантику введённого им понятия, оттого и приписывал его к каждой переворотной ситуации 1725–1762 гг. и на ряду с термином «дворцовый переворот» к одним и тем же событиям применял также такие определения, как «свержение», «восстание», «заговор» и «правительственный переворот» [13, c. 26, 29, 99, 103, 108]. Вслед за С. М. Соловьёвым, понятие «дворцовый переворот» применил в своих сочинениях В. О. Ключевский [7, c. 238, 245, 271, 272, 327] — он, в отличие от старшего коллеги, уже разграничивал силовые и дипломатические методы занятия престола, а потому исключал из всей череды переворотных ситуаций «эпохи» события 1730 г., называя их «движением» [7, c. 274, 275]. Некоторое отступление назад в терминологии сделал С. Ф. Платонов, вернувшейся к принципу «неразделения» С. М. Соловьёва, т. к. в своих лекциях историк не отличает «дворцовые» и «государственные перевороты» [11, c. 534, 543, 557, 560]. По моему мнению, именно с подачи указанных учёных рассматриваемый термин укоренился в отечественной исторической науке и приобрёл статус «клише» без определённой семантической градации и чёткого определения, которому следуют и современные исследователи, занимающиеся отечественной историей XVIII в. [1 и 6]. Лишь в недавних работах ряда исследователей обширную часть трудов занимает раздел, посвящённый разбору терминологии, в том числе и такого понятия, как «дворцовый переворот» [8]. Из работ классиков отечественной исторической науки рубежа XIX-XX вв. термин «дворцовый переворот» перекочевал и в западные политологические-исторические словари, которые, так же без разделений событий по природе заключавшихся в них переворотных ситуациях, стали использовать кальки с русского языка — «palace coup» или «palace revolution» [23, 24, 30].
Из приведённого выше становится понятно, что рассматриваемое понятие было введено гораздо позже изучаемых хронологического отрезка и политических событий. Вследствие этого, мы возвращаемся к изначальному вопросу — как именно называли происшествия 1725–1762 гг. современники?
Судя по всему, свидетели событий «эпохи дворцовых переворотов» так же, как и современные исследователи, не имели чётких определений и границ явлений, очевидцами которых они стали, поскольку тоже используют целую гамму терминов, без какой-либо семантической градации.
В первую очередь следует рассмотреть такой блок источников, как официальные манифесты, сопровождавшие «дворцовые» перемены в изучаемую «эпоху». Акты, сопутствующие восшествиям Екатерины I [18, с. 410] и Петра II [18, с. 788–791], полностью лишены каких-либо намёков на интересующую нас терминологию, поскольку демонстрируют обретения престола данными правителями как абсолютно легитимные смены правителей друг другом, скрывая переворотный характер «избрания» обоих. Смещение со всех постов и лишение всех орденов, званий и имуществ А. Д. Меншикова, которые так же расцениваются современными исследователями [8, с. 118] как «дворцовый переворот», в именном указе Петра II [18, с. 857–858] обозначается как «Наш гнев». Интересны нам и события 1730 г. — из манифеста «О восшествии на престол Анны Иоанновны» [19, с. 253] мы можем вычленить его основной посыл, который заключался в том факте, что племянница Петра Великого была «признана и призвана» как наиболее достойная из правопреемников, а значит и её переворотная ситуация оказалась без официальной оценки и какого-либо понятия. Тем не менее, таковые получило «конституционное движение» или «великое намерение», как его окрестили позднее в XIX в., одновременно сопровождавшее процесс обретения Анной Иоанновной самодержавия и шедшее ему вразрез, — «безрассудное намерение», так можно перевести выражение «intention imprudente» как назвал его Б.-Э. Миних [28, с. 365], а позже и Екатерина II [3, с. 64]. Смещение с ключевых постов самого Миниха фельдмаршал называет в след за официальной бумагой [20, с. 273] «отставкой» [27, с. 391]. Отстранение от власти императора-младенца Иоанна Антоновича и его регента Анны Леопольдовны в манифесте от 25 ноября 1741 г. о вступлении на престол Елизаветы Петровны было обозначено ничуть не намекающей на переворотный характер занятия трона дочерью Петра I формулой — «Отеческого Нашего Престола Всемилостивейшее восприятие» [20, с. 537]. Официальный акт, сопроводивший низложение Петра III его супругой, так же не располагал указаниями на «дворцовый переворот» и лишь дублировал слегка видоизменённую елизаветинскую формулу — «приняв Бога и Его правосудие Себе в помощь, а особливо видев к тому желание всех Наших верноподданных явное и нелицемерное, вступили на Престол Наш Всероссийский Самодержавно» [21, с. 3].
В неофициальных сведениях о событиях 1725–1762 гг. встречается ещё большее разнообразие в терминологии, которое будет отражено далее в краткой выжимке наиболее часто встречаемых выражений. Так в свидетельствах Якова Шуховского, Василия Нащокина, Ивана Неплюева, собранных в сборнике «Империя после Петра», коллективно характеризующих каждое происшествие «эпохи», фигурируют понятия «великое» или «редкое дело», «предприятие», «перемена» [9, c. 33, 37, 39, 162–163, 259, 438]. Неизвестный русский мемуарист, чьи воспоминания отразились в сборнике «Перевороты и войны», использовал для обозначения событий 1730 и 1741 гг. такие выражения, как «заговор», «смелое» или «дерзновенное предприятие», «счастливое» или «редкое событие», «удар» [17, c. 457–458, 470–472]. Историк М. М. Щербатов, упоминая события 1741 и 1762 гг., применил выражения «возмущение» и «падение» соответственно [15, c. 187, 213]. Публицист А. Н. Радищев использует те же понятия для тех же явлений, что и М. М. Щербатов, добавляя к ним ещё «крах» и «бунт» [12, c. 118, 122]. Позднейшие современники «эпохи дворцовых переворотов» А. Т. Болотов [2, c. 400], А. Р. Воронцов [4, c. 96] и Г. Р. Державин [5, c. 34] стали использовать термин «революция» со значением «перелом» или «серьёзное изменение», вероятно, заимствованный из французского языка [14], поскольку ни один, даже самые крупный словарь того времени («Российский, с немецким и французским переводами, словарь» за авторством И. Нордстета [10] или «Словарь Академии Российской» под редакцией Е. Р. Дашковой [22]) данного понятие не содержит).
Если говорить об очевидцах событий «великого междуцарствия» из числа иностранцев, то и среди них не было единства в оценках и понятиях увиденных ими событий. Испанский посол герцог Лирийский в своих отчётах, вошедших в его дневник, употребил выражение «conmocion», приблизительным переводом которого можно употребить слово «потрясение» [26, c. 36]. Писавшие о событиях 1741 и 1762 гг. на французском языке гости Российской империи, например, барон Х.-Г. Манштейн [27, c. 44, 47, 53] или шевалье К. Рюльер [29, c. 1, 3, 6, 7, 15, 17, 20, 28, 29, 32, 37, 40, 47, 48], в большинстве своём применяли для характеристики российских реалий тех лет термин «coup» или «coup d’etat», что можно перевести в значении «удар» или «удар по государству» соответственно, а также понятие «revolution». Фридрих II в одной из своих записок, также написанной на французском, вообще не отличает «coup» и «revolution», используя данные понятия как синонимы [25, c. 120, 438]. Сама Екатерина II, говоря о попытке капитана Мировича освободить из Шлиссельбургской крепости заточённого Иоанна Антоновича, писала, что им был совершён «безрассудный coup» [16, c. 417].
Таким образом, отвечая на поставленные вопросы, можно сказать, что различие всевозможных выражений, которыми современники характеризовали события «эпохи дворцовых переворотов», указывает на то, что они не имели единого или чёткого представления о сущности случившихся на их глазах явлений и уж тем более не имели универсального и ёмкого термина для их обозначения. Тем не менее, мне видится, что терминологическое разнообразие источников XVIII столетия, претерпевавшие в своём развитии определённую эволюцию, предполагает наличие важных для современников различий между описанными ими событиями хронологического промежутка 1725–1762 гг., чего достаточно для утверждения, что явления, скрывающиеся под привычной для нас формулировкой «дворцовый переворот», не вполне тождественны, однозначны и легкодоступны для понимания.
Литература:
- Анисимов Е. В. Россия без Петра. 1725–1740. СПб.: 1994. 496 с.
- Болотов А. Т. Записки. 1737–1796. В 2 т. Тула: 1988. Т. 1. 541 c.
- Былинина Б. К., Одесский М. П. Екатерина II. Сочинения. М.: 1990. 80 с.
- Воронцов А. Р. Записка графа А. Воронцова о России в начале XIX века. // ЧОИДР. М.: 1859. Кн. 1. 150 c.
- Державин Г. Р. Избранная проза. М.: 1984. 400 с.
- Каменский А. Б. От Петра I до Павла I. М.: 2001. 576 с.
- Ключевский В. О.. Сочинения в 9 т. М.: 2001. Т. 4. 424 с.
- Курукин И. В. Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России. Рязань: 2003. 565 с.
- Либерман А. С. Империя после Петра. 1725–1765. М.: 1998. 576 с.
- Нордстет И. Российский, с немецким и французским переводами, словарь. В 2 ч. СПб.: 1782. Ч. 2. 670 с.
- Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. М.: 1993. 736 с.
- Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. М.: 2018. 352 с.
- Соловьёв С. М. Сочинения в 18 кн. М.: 1993. Кн. 11. 624 с.
- Черных П. Я. Историко-этимологический словарь с немецким и французским переводами. В 2 т. М.: 1993. Т. 2. 560 с.
- Щербатов М. М. О повреждении нравов в России. М.: 2012. 354 с.
- Дворцовые перевороты в России, 1725–1825. Ростов-на-Дону: 1998. 638 с.
- Перевороты и Войны. М.: 1997. 576 с.
- Полное собрание законов Российской империи (1649–1825 гг.) В 45 т. СПб.: 1830. Т. 7.
- Полное собрание законов Российской империи (1649–1825 гг.) В 45 т. СПб.: 1830. Т. 8.
- Полное собрание законов Российской империи (1649–1825 гг.) В 45 т. СПб.: 1830. Т. 11.
- Полное собрание законов Российской империи (1649–1825 гг.) В 45 т. СПб.: 1830. Т. 16.
- Словарь Академии Российской. Под редакцией Е. Р. Дашковой. В 5 ч. СПб.: 1793–1794. Ч. 4–5.
- Anderson M. Europe in Eighteenth century. London: 1970. 640 р.
- Dukes P. The making of Russian absolutism. London: 1982. 710 р.
- Friedrich II. Politische Correspondenz. Berlin: 1879. B. 1. 564 s.
- De Liria J. Declaraciones de estancia el patio ruso imperial en el titulo del Embajador del Rey del Espanol. Madrid: 1989. 72 p.
- Manstein H.-K. Memoires historiques, politiques et militaires sur la Russie depuis l'annee 1727, jusqu'a 1744 par le General de Manstein. Leipzig: 1771. 110 p.
- Minich B.-C. Notes du maréchal comte Minich. Paris: 1784. 444 с.
- Rulear C. Histoire et anecdotes sur la revolution en Russie en 1762 annee. Paris: 1764. 51 p.
- Talbot-Rice T. Elizabeth Empress of Russia. New York: 1970. 480 p.