Встатье анализируются проблемы, поднимаемые Волошиным в лирических произведениях о войне и последствиях военных действий. Рассматриваются лирические стихотворения, в которых над силами зла встает образ Богородицы, которая выступает защитницей России и всего мира, Армагеддона, который представляется неким семантико-структурным шифром, кодом поэта, пророка, призывающего каждого человека осознать себя участником всех исторических событий.
Ключевые слова: Армагеддон, пророк, Вечность, война, Богоматерь.
Максимилиан Волошин является одним из выдающихся поэтов начала ХХ столетия. Художественный мир его с самого начала был заполнен разными библейскими образами и мотивами.
1914 год — начало Первой мировой войны, свидетелем которого и стал Максимилиан Волошин. Разумное обоснование мира разрушается на глазах, появляется вера и неверие одновременно. Мироощущение Волошина все больше наполняется библейским смыслом. Как религиозный человек, он не мог спокойно смотреть на масштабную всеевропейскую катастрофу «оголтелой, стынущей земли» [2, 96]. Для поэта это становится знаком начала новой эры. Поэтому, видимо, главное произведение цикла «Война» из книги стихотворений и поэм «Неопалимая Купина» называется «Армагеддон». Это девятое стихотворение цикла. Число 9 можно представить значимым (девять кругов ада в «Божественной комедии» Данте, девять чинов в евангельской иерархии). Само название стихотворения несет в себе библейский символ. Поэт основывает произведение на событии, которое происходило в Откровении. Иоанн Богослов рассказывает о семи чашах Божьего гнева, которые пролиты на землю. Этот ужас некто показал поэту. Но поэту не важно, кто же этот некто: «Взвел на холм и указал вокруг» [2, 101]. Поэт сравнивает себя с избранником Бога, которого «пронзил испуг и упало человеческое сердце» [2, 101]. Это, возможно, произошло потому, что потеряно сердце человеческое, и в результате этого получилась пустота:
Никогда такого запустенья
И таких невыявленных мук
Я не грезил в смутном сновиденьи! (М. Волошин. Армагеддон).
М. Волошин с целью повышения ощущения подбирает такие рифмы — «сновиденьи» — «запустенья». Пустыня изображает ожидание хаоса, которое видела во сне. До того, пока мастера слова не возвели на холм, поэт «грезил» и был в «смутном сновиденьи». Но библейская картина впоследствии потрясла певца:
Сквозь огненные жерла
Тесных туч багровые мечи
Солнце заходящее простерло… (М. Волошин. Армагеддон).
Но перед читателями не только апокалипсическая картина, а семантико-структурный шифр, код поэта, который пытается при помощи метафор и эпитетов донести до читателя смысл этого важного исторического события, которое знакомо народу по Апокалипсису, однако которое вплетено в пространственно-временную линию Мировой войны.
Такую сеть нужно обязательно распутать точно так, как нужно узнать код Апокалипсиса. Источник к этому коду может предоставить только структура произведения, т. к. поэт надевает на нить произведения пергаментные отрывки обстоятельств. Структура стихотворения в основном идет из того, что явление, которое наблюдают, — является лишь одной из составляющих компонентов сложного целого. Таким вот сложным единством для Волошина является картина Армагеддона, где «Цепенела в мертвом исступленье / Каменная зыбь материка» [2, 101].
Поэт рядом со смутой использует слово «пустыня», что и становится символом гибели. В данных саванах остановился исторический путь человека.
Произведение «Армагеддон» заканчивается терцетом, в котором автор упоминает о Причастной Чаше (Божий потир). Прийти к Троице можно только лишь посредством покаяния, посредством страданий и жертв, путем желчи и крови, посредством голгофского креста, путем полнейшего опустошения. Оживают древние образы, чтобы окончательно понять Бытие над Великой и Законченной Книгой.
В стихотворении «Усталость» из того же цикла «Война» можно проследить попытку художника представить человека участником события. Стихотворение состоит из трех частей, словно поэт вводит читателя в сущность Святой Троицы, где мастер слова — пророк, и свое пророчество Волошин делит на три части. Он рассказывает о приближающейся революции и катастрофе. Для поэта-пророка очевидно, что человечество навряд ли обратиться к Богу, к Христу:
И тогда, как в эти дни, война
Захлебнется в пламени и в лаве.
Будет спор о власти и о праве,
Будут умирать за знамена… (М. Волошин. Усталость).
В этом пророчестве Волошин не ошибся. В первой строфе поэт рассказал о ближайшем будущем. Он пересказывает текст пророчества: «Он придет не в Силе и не в Славе <…> / Только все усталое в сердцах / Вслед Ему с тоскою обернется» [2, 104]. Поэт прямо не называет имя Бога, но тому, кто знает библейский текст, и так все ясно. Волошин верит, что эру пришествия Христа, что эру победы добра над злом не избежать:
И для гнева вдруг иссякнет время,
Братской распри разомкнется круг,
Алый всадник потеряет стремя,
И оружье выпадет из рук. (М. Волошин. Усталость)
Волошин написал стихотворение пятистопным хореем, который можно связать в русской поэзии с традиционным мотивом дороги (например, Ф. Тютчев «Вот бреду я вдоль большой дороги», М. Лермонтов «Выхожу один я на дорогу»). Мастер слова чувствует себя не только пророком, но еще и путником, который участвует в возведении нового мироздания.
Это стихотворение завершает цикл «Война», т. е. путь, который проходит поэт и человек, в котором и тихоструйная тишина, и рождение весны среди зимы, и борьба, и война, однако ключевое — это красная победа, которая творит новую землю и новое небо.
Опираясь на вышесказанное, следует сделать вывод, что данные произведения являются началом появления мифологического текста, который отражает настоящие судьбы людей и цивилизационную историю. В этой истории Волошина можно воспринимать как библейского пророка и поэта, который вбирает в свое существо боль времени и пространства, который воплощает в себе как в индивидууме мир и будущий, и настоящий, и прошедший.
Стихотворение «Усталость» завершается верой в мудрость, которая исходит от Бога и человека, которая на самом деле способна приносить добро. Как считает поэт, настанет приход Белого цвета Вечности, т. к. это уже заложено в человеке.
Париж, город культуры и цивилизации, город лучших и любимых учителей (Поль Верлен, Анри де Ринье, Реми де Гурмон и др.), играет особую роль в поэтическом творчестве Максимилиана Волошина. Он создает целый цикл стихотворений, посвященный столице Франции.
Поэт начинает цикл «Пламена Парижа» с произведения «Реймская Богоматерь», описывая парижские пейзажи, рисуя тротуары Парижа, по которым «кипит поток людей» [2, 106]. Перед читателем предстает ветхозаветная мифологема. Идет война, и не видно человеческого лица. Произведение написано как отклик на разрушение Реймского собора. Реймский собор являлся одним из шедевров зрелой французской готики XIII в. Собор был разрушен немецкими войсками в сентябре 1914 г. при артобстреле Реймса, города Шампани.
Реймс занимает особое место в культурной истории Франции. Это уже личностный разговор с Богом и с той, которая, являясь человеком, сумела достичь божественной высоты. Художник слова обращается не к Христу, а к Богоматери, т. к. видит в ней все человечество, где жил Бог. Для поэта особенно важен тот момент, в котором он может обратиться к образу именно той, которая когда-то была человеком и среди людей жила, обладала Божьим Словом. И каждый, кто приходил к ней, мог получить благодатную свободу: «И шли волхвы, чтоб увидеть / Ее — жемчужину жемчуж» [2, 107]. Эту часть насыщает евангельская поэтика, побеждающая «языческие видения земли», где человек болен. Прежние сны представляются некой формой болезни, хотя и выражены красивой метафорой. Поэт упоминает и евангельское почтение волхвов, которые свидетельствуют о желании человека коснуться Святыни. Волошин специально употребляет речевой оборот, который подчеркивает не только возвышенность, но и благолепие Богоматери. Богоматерь Волошина пронизана небесным светом; этим же светом она пронизывает природу бытия.
Поэт употребляет эпитеты, которые не только рисуют облик Пресвятой и Непорочной Девы, но и передают состояние природы:
Земными создана руками,
Она сама была землей –
Ее лугами и реками,
Ее предутренними снами,
Ее вечерней тишиной. (М. Волошин. Реймская Богоматерь)
Это делает Богородицу приближенной к человеку. М. Волошин обращает внимание на библейскую истину, которая гласит, что человек создан Богом из земли, и Богоматерь также рождена земными родителями. Она в людях, следовательно, люди в ней. Поэт создает некоторую историко-мистическую биографию Богоматери. Произведение поэт предпослал реальному лицу, Марье Самойловне Цетлин. Это была женщина, которая была склонна к мистико-поэтическому восприятию мира. В произведении Волошин соединяет исторические воспоминания прошлого и память настоящих дней. Последний отрывок стихотворения наполнен напряженными воспоминаниями Божьей Матери, которая уже пережила распятие собственного сына. Теперь распинали и обнажали Ее. И не духовно, а физически:
…И, обнажив, ее распяли…
Огонь лизал и стрелы рвали
Святую плоть… (М. Волошин. Реймская Богоматерь)
М. А. Волошин изображает Икону Надежды, т. к. старый мир заканчивается, а новый мир застыл в ожидании и простирает руки к Небесам: «Ее обугленные руки / Простерты к зимним небесам» [2, 107].
Художник слова описывает христианский путь обретения жизни, обо «душа, которая переживает изнутри, есть дух» [1, 74].
В стихотворении «Реймская Богоматерь» Волошин в структуре произведения использует четырехстопный ямб. Автор таким метрическим размером описывает явления природы, рассказывает о катаклизмах истории. Одновременно стих мерный, торжественный, ритмически однообразный, праздничный.
В этом произведении можно выделить три композиционные части. Первая строфа представляет собой первую часть, в которой можно увидеть образ «коленопреклоненной» Божьей Матери. Вторую часть можно охарактеризовать как лирическое повествование о Земле и Богоматери. Во второй части можно разглядеть евангельскую историю, которая повествует о поклонении волхвов. Волхвы служат Церкви, т. к. по церковной легенде, Богоматерь являет собой Церковь. В третьей части стихотворения читатель возвращается к первой части, где Богоматерь молится за греховное человечество. Структура становится кольцевой, это есть символ Вечного Начала. Но в этой Вечности можно обнаружить человеческое пространство и время, а за них молиться, даже если время-пространство желает уничтожить святую плоть Вечности.
Таким образом, М. А. Волошин и в своей поэзии пытался воплотить апокалипсическое сознание. «Он переносил в метаисторию метафизичность своего сознания» [3, 77]. В метаистории, которая стала для него, как считает В. Топоров, «литературным урочищем» [3, 77], состоялся разговор с единомышленниками.
Таким образом, только в соборном и церковном осмыслении событий поэт видит спасение. Церковь для поэта становится дорогой, по которой нужно идти, чтобы обрести мир. Несущественное помогает забыть библейское понимание жизни, это обращает камертон души на Суть. Поэт создает произведения, т. к. понимает, что его текст — это своего рода послание читателю в пространстве и времени, которые никто и ничто не может ограничить. Человек производит в себе духовную революцию только когда соприкасается и осознает суть Бытия. Так происходило у М. Волошина. Обретение смысла поэт находит на перекрестье мифопоэтических мирозданий и историй. М. А. Волошин будет осмысливать революцию, т. к. он убежден, что через слово и смысл можно преодолеть раздробленность в сознании и сущности. Об этом впоследствии скажет М. Бахтин в своей книге «Эстетика словесного творчества».
Литература:
- Бахтин М. М. Человек в мире слова / Сост., авт. предисл. и примеч. О. Е. Оссовский. — М.: Издательство РОУ, 1995. — 139 с.
- Волошин М. А. Записные книжки. / Вступ. ст. В. П. Купченко. — М., 2000. — 176 с.
- Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. — М.: Прогресс: Культура, Б.г., 1995. — 621 с.
