Начало академическому подходу к изучению сект положил немецкий социолог Макс Вебер в 1905 году. В своём труде «Протестантская этика и дух капитализма» он сформулировал парадигму «церковь-секта», выделив два крайних типа религиозных организаций [1], за рамки которой исследователи не выходили вплоть до 60-х годов XX века. Несмотря на то, что формально Вебером и Трельчем был предложен социологический (светский) подход к изучению сектантства, дихотомия «церковь-секта» стала главенствующим принципом — феномен сектантства рассматривали как явление исключительно религиозное, и огромное количество усилий и времени других ученых было потрачено на то, чтобы привести в порядок терминологию и разграничить эти две структуры как крайние типы организаций (и выделить промежуточные). Такого подхода придерживались, например, Элсвор Фарис, Ричард Нибур, Говард Бэккер, Листон Поуп и др. Так, если Нибур усматривал в феномене сектантства определенную цикличность и закономерную динамику, Бэккер ввел промежуточные типы организаций (концепция 4-х типов религиозных организаций), то к 50-м годам парадигма «церковь-секта» и вытекающие из нее подходы окончательно зашли в тупик. У понятий «секта» и «культ» появлялись все новые и новые характеристики (например, в 1942 году Поуп предложил 21 критерий отнесения организации к сектантсткому типу). Вводились также и дополнительные термины, как например, «нетрадиционная религиозность» и «новые религиозные движения» (в связи с последним понадобилось уточнять, что же есть «традиционная» религиозность) [2].
Тем не менее, попытки работать в классической веберовской парадигме продолжались на Западе вплоть до конца 90-х. В 1994 американский исследователь Хосе Казанова заявил о глубокой неадекватности деления «церковь — секта» [5], в 1997 — Лорне Доусон называл существующие на тот момент концепции нежизнеспособными, хотя на тот момент внимание исследователей, кроме разработки понятийного аппарата, переключилось на более насущную проблему: социальную адаптированность сект и культов, а также и непосредственный урон, наносимый деятельностью таких организаций.
Так, в 60-е за изучение проблемы взялись психологи, освободившись от теологической составляющей подхода. У такого развития сектоведения (сектоведение вообще — дисциплина теологического характера, здесь и далее данный термин используется только для обозначения предметного поля исследования) имелось несколько предпосылок.
Во-первых, классическая веберовская парадигма предполагала христианство как доминирующую религиозную концепцию. Начиная с конца XIX века в западные страны начинают активно проникать различные восточные религиозные концепции [2], принципиально отличные от христианства. Кроме них также развиваются идеи религиозного синкретизма, набирает популярность движение «нью эйдж», появляются сектоподобные организации, опирающиеся в своих учениях на нехристианские идеи. Появляются неинституализированные формы сектантства.
Во-вторых, происходят закономерные изменения в обществе, развиваются демократические институты, появляется больше свобод, в том числе и вероисповедания. На фоне этого религиозная догматика закономерно отходит на второй план (сам процесс секуляризации общества, конечно, не нов).
В-третьих, видоизменялись сами культы и секты. Они приобретали новые черты, новые характеристики, осваивали новые методы и способы функционирования и существования в социуме.
Потенциальная опасность сект и культов всерьез проявилась к концу XX века. В 1978 году было совершено массовое самоубийство (по некоторым версиям — убийство) членов секты «Храм народов», в 90-х сводили счеты с жизнью участники «Ордена солнечного храма», в 1997 — «Небесных врат». На этом список не заканчивается. Необходимость принимать меры противодействия экспансии сект и культов стала очевидной. За исследование сект, способов воздействия, а также тех изменений, которые происходят с участниками культов, взялись психологи и социологи, постепенно отказываясь от теологического подхода. Психологический подход, ориентированный на динамику малых групп, стал продвигаться такими исследователями, как Роберт Лифтон, Маргарет Зингер, Филипп Зимбардо Дэвид Майерс и др. Он же и является главенствующим среди западных ученых на данный момент.
Автором первой, отвечающей требованиям времени классификацией сект стал Стивен Хассен (он же автор так называемой BITE-модели, описывающей контроль сознания внутри групп), сам долгое время пребывавший внутри секты мунитов. Он выделил следующие 4 типа культов: религиозные культы, политические культы, культы массовой психотерапии и коммерческие культы [2].
Предложенная им классификация легла в основу многих дальнейших исследований и программ, затрагивающих как профилактику сектантства, так и социальную реабилитацию участников сект и культов (заменивших единственную и спорную методику «депрограммирования», применявшуюся до Хассена).
На данный момент в западных странах сформировано целое антикультовое движение — таково условное обобщение общности групп и отдельных лиц, которые ставят перед собой задачи противодействия вреду, наносимому культами и сектами обществу в целом и личности в частности. Оно представлено психологическими сообществами, родительскими комитетами, светскими и церковными центрами, а также бывшими участниками сект и культов. Многие из них входят в Европейскую федерацию центров по исследованию и информированию о сектантстве (Federation Europeene des Cttres de Recherche et d’Information sur Sectarisme, FECRIS). Кроме них можно отметить также такие организации, как Центр изучения новых религий (Center for Studies on New Religions, CESNUR) и ИНФОРМ (Information Network Focus on Religious, INFORM) [8], а также ряд правительственных комиссий. Кроме того, профилактика вовлечения людей в секты реализуется за счет информирования граждан и просветительской работы с ними (в том числе и с учащимися школ и вузов) [9].
Таковой была логика развития сектоведения и психологического подхода к работе с сектами на западе. В нашей стране по ряду причин ситуация развивалась по-другому.
До революции 1917 года в России, как и в других странах, основную массу сект представляли религиозные организации, противопоставлявшие себя официальной церкви. После прихода к власти большевиков на церковь начались гонения, что, свою очередь, сподвигло как сектантские организации поддерживать государство, так и государство — поддерживать сектантов (в пользу этого говорит, например, статья «социально-революционная роль сектантства», изданная в 1925 году). Явление это было временным, и вскоре установившаяся диктатура стала притеснять и бывших союзников. По мере существования Советского государства, менялись его лидеры и менялась внутренняя политика, но полноценное «закрепление» сект началось к концу 80-х (так, в 1988 году было официально зарегистрировано «Московское общество сознания Кришны») [6].
Психологическая наука также попала под контроль государства, поэтому полноценно проблему сектантства никто не изучал. После событий 90-х этот пробел пришлось заполнять заимствованием — как и многое другое, в России (и на пост-советском пространстве) стали адаптироваться и приживаться западные наработки [8].
Потенциал для развития данного направления сохранился. На основе исследований Старка и Бейнбриджа, а также теории культовой среды Кэмбелла, минский ученый В. Мартинович в 2015 году представил классификацию сект и культов, включающую два критерия: степень организацию (с включением в этот параметр характеристику членства) и содержание группы. В 2016 Т. Кудеярова представила программу реабилитации бывших участников деструктивных культов [7]. Существенный вклад в развитие отечественного сектоведения внес Е. Волков. Но в целом, опыт противодействия экспансии сект, характерологические особенности этого феномена, программ профилактики и другие способы работы с феноменом сект и культов в России в среде психологов и социологов просто отсутствуют.
Пройденный на Западе путь от дихотомии «церковь-секта» к профессиональному психологическому подходу, теориям динамики малых групп и профилактики феномена сектантства в рамках сохранения демократических ценностей и институтов в России по-прежнему не осмыслен, и противодействие культам и сектам осуществляется, в основном, представителями РПЦ и близких к ним структур. По-прежнему отсутствуют методы профилактики вовлечения людей в секты и культы (в западном обществе такие меры реализуются в рамках образовательных программ), и разработка их — актуальная задача в рамках работы по противодействию экспансии сект. Собственно, осмысление данного феномена, формирование адекватного и современного представления о нем также еще не выполнено до конца. Проблема сектантства, с одной стороны, остаётся «закрытой» внутри РПЦ и политических верхов — с одной стороны и вызывает явное недопонимание в обществе — с другой. Отсюда, в том числе, идёт сохранившееся восприятие сект и культов как явления сугубо религиозного и подход к ним с точки зрения «тоталитарных теорий» [8] и ориентирование на концепию Р. Лифтона с привлечением «полицейских» мер противодействия (так, запретительные инициативы Госдумы 2017 года не новы — в 96-м году в Госдуме было принято постановление «Об опасных последствиях воздействия некоторых религиозных организаций на здоровье общества, семьи, граждан в России»).
Многие секты и культы, ведущие активное существование в западных странах (например, культы массовой психотерапии, о которых говорил Хассен) начали проникать в Россию только в конце 80-х, и до сих пор общество, культурные и духовные ценности которого существенно пострадали в 90-е, не воспринимает адекватно существование такого феномена. Организаций, целенаправленно занимающихся изучением сект и культов, на данный момент не существует (все, кто так или иначе связан с сектоведением, находятся в ведомстве РПЦ и, как правило, не имеют отношения к психологии).
Для того, чтобы противодействовать экспансии сект и культов, необходимо не только разработать меры профилактики вовлечения людей в такие группы, но и вывести работу над проблемой в профессиональную психологическую среду. Существенной помощью здесь будет дальнейшая адаптация западных исследований и разработок в этой области, перенос их на отечественную среду с учетом их современного состояния. Но прежде, чтобы это было возможным, вред и потенциальные угрозы, исходящие от сект и культов нужно осмыслить и оценить их текущее положение в социуме.
Литература:
- Макс Вебер. Протестантская этика и дух капитализма. — М.: Ист-Вью, 2002. — 352 с.
- Мартинович В. А. Нетрадиционная религиозность: возникновение и миграция: Материалы к изучению нетрадиционной религиозности. — Минск: Минская духовная академия, 2015. — 560 с.
- Хассен С. Освобождение от психологического насилия. — СПб.: Прайм-еврознак, 2003. — 225 с.
- Hassan, S. Combatting Cult Mind Control. — Rochester, Vermont: Park Street Press, 1998. — 150 p.
- Casanova, J. Public Religions in the Modern World / J. Casanova. — Chicago and London: The University of Chicago Press, 1994. — 320 p.
- Религия и секты в СССР // microArticles. URL: http://www.microarticles.ru/article/religija-i-sekti-v-sssr.html (дата обращения: 29.12.2017)
- Кудеярова Т. А. Психологическая реабилитация дезадаптированных участников деструктивных культов. — СПб.: ИВЭСЭП, 2016. — 340 с.
- Конь Р. М. Введение в сектоведение. — Нижний Новгород: Нижегородская Духовная семинария, 2008. — 496 с.
- Мартинович В. А. Профилактика сектантства в школах Австрии и Германии // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. — 2015. — № 16. — С. 300–314.
