Ф.М. Достоевский, для которого в центре романного мира находится герой и его характеристики, внимателен ко всем его проявлениям – не только внутренним (эмоциям, чувствам, состояниям, мыслям), но и внешним. Так, создавая портреты персонажей, писатель обращал внимание на различные детали их внешнего облика – к примеру, важен был цвет глаз героя: «наибольшей типологической близостью отличаются голубоглазые герои Достоевского, взгляд которых наделен светосносно-лучистой энергией духовного видения» [8, с. 113]. Не менее важна для писателя и невербальная коммуникация в целом как «значимый феномен художественного мира» [8, с. 116], который «фокусирует внимание читателя на интонации, мимике, позах и жестах героев» [8, с. 117].
«Изучая человека, Достоевский не ограничивал себя тем, что происходит внутри души героя, - он всегда доводил свое художественное исследование до внешнего дела, до поступка, подготовленного и мотивированного психическими переживаниями, связанными с определенными убеждениями, доходящими порой до мании» [8, с. 117]. Потому так велика роль внешнего поведения личности – в его связи с внутренним состоянием, с характером персонажа в целом, его миропониманием и мироотношением. Пластика героев, наряду с этим, «находится в сложной зависимости от содержания сцены, образа, высказывания, поясняет их, зачастую становится их знаком» [1, с. 196], наполненным внутренним содержанием, имеющим символический характер.
Одна из наиболее выразительных форма пластики романных персонажей – это их жесты. А.Л. Ренанский отмечает, используя широкое понимание «жеста», что его «функции изначально двойственны: с одной стороны, он моделирует структуру мира, с другой – внутренние процессы человеческого микрокосма, участвуя с первостепенной важностью в создании сложного символического языка» [8, с. 117] романов Достоевского. Жесты персонажей являются у писателя говорящими, воплощая собой характерный для него принцип изображения характеров, свойственный драматургии, где актуализируются все внешние проявления героев, что во многом находится в соответствии с художественной манерой Н.В. Гоголя, использующего «жесты-рефрены».
Однако работ, посвященных данным формам поведения персонажей Достоевского, существует очень мало. Это статья И.З. Белобровцевой [2], где выделяются «неуместные» и «невольные» жесты персонажей; работы Р.Г. Назирова [6], в которых характеризуются пространственные перемещения героев и часть их жестов («жестов милосердия»); статья А.Л. Ренанского [8], описывающая распространенные в произведениях Достоевского визуальные акты персонажей. Недавно появилось актуальное, глубокое и интересное диссертационное исследование С.Б. Пухачева [7], которое посвящено поэтике жестового поведения («жест» понимается исследователем широко, и в работе описываются различные области невербальной семиотики – мимика, жест, взгляд, предметное и пространственное окружение героев) в романах пятикнижия Достоевского. Обширный материал в качестве предмета и объектов исследования в работе С.Б. Пухачева позволяет считать ее отправной точкой для дальнейшего детального изучения жестов персонажей Достоевского – к примеру, в отдельно взятом романе, где будет обращаться внимание на мельчайшие нюансы форм поведения (жестов) и их характеристики.
В соответствии с этим, при обращении к роману «Бесы» изучение аспектов жестового поведения персонажей представляется актуальным. Жесты в романе не носят случайного характера: они тщательно подбираются и обдумываются автором. Среди всего их многообразия можно выделить две очень яркие и противопоставленные друг другу группы – это ритуальные жесты и те, что им противоположны.
Ритуальные, религиозные жесты определены христианской традицией для поведения верующего человека, и их совершение можно увидеть во время молитв и церковных богослужений, а также на иконах и картинах религиозной тематики. Они немногочисленны в романе «Бесы». К ним относятся, к примеру, нечасто встречающиеся в романе «земные поклоны», «преклонение колен», «сложение рук». Жест «поклона» принят в православии – верующие кладут земной поклон пред святынями с благоговением и почтением, выражая так свое смирение перед Всевышним и Его волей. В романе Марья Тимофеевна говорит Шатову: «Стала я с тех пор на молитве, творя земной поклон, каждый раз землю целовать, сама целую и плачу» [4, с.177] – она поклоняется Богоматери как матушке сырой земле, кормилице и защитнице; Лиза «благоговейно положила три земных поклона» [4, с. 374] иконе Богородицы.
«Преклонение колен» в строгом религиозном, ритуальном значении можно увидеть в романе лишь в двух сценах – Марья Тимофеевна, придя в церковь, где стояла на службе Варвара Петровна, «опустилась там на колени» [4, с. 186]; Лиза «упала на колени» перед оскверненной иконой [4, с. 374] – трудно судить, было ли в этих жестах больше официальной ритуальности или пламенного чувства, подвигающего верующих в мольбе преклонять колени перед святым образом. Кроме того, Шатов во время родов жены «упал на колена, бессознательно повторяя» [4, с. 667] имя своей жены – он не молился Богу, но в этом жесте и в том, что, услышав крик родившегося ребенка, герой «перекрестился» [4, с. 667], можно эту мольбу и бессознательное обращение к Богу почувствовать.
Жест «сложение рук» используется верующими во время молитвы, и его можно увидеть на Серафимо-Дивеевской иконе Богоматери «Умиление» и в написанных на религиозную тему живописных полотнах – к примеру, на картинах Г. Гольбейна-мл. «Мадонна» и Рембрандта «Жертвоприношение Мануа и его жены». Этот жест говорит о смирении верующего пред волей Бога и об обращенной к Богу мольбе. Именно в таком значении данный жест используется персонажами «Бесов», только мольбу они не обращают к Богу, а к человеку. Например, Марья Тимофеевна, увидев Ставрогина, вошедшего в гостиную Варвары Петровны, «поднялась ему навстречу» и «сложила, как бы умоляя его, пред собою руки» [4, с. 219]. Значение «религиозного» жеста также имеет «целование земли» и «иконы»: Шатов кричит Ставрогину «целовать землю, облив ее слезами» [4, с. 299], чтобы быть прощенным после всех его злодеяний. О «целовании земли» на молитве говорит и Лебядкина, считая землю, неслучайно в народе называемую матушкой и кормилицей, проявлением, ипостасью Богородицы. Молитвенному преклонению перед землей соответствует целование иконы – верующие «подходили» к святыне, «крестились и прикладывались к иконе» [4, с. 373].
Данные жесты – «земные поклоны», «склонение головы», преклонение колен, наложение креста, «сложение рук», «целование земли» и «иконы», «поднятие рук» - являются ритуальными, молитвенными, они обусловлены христианской традицией. Противоположны им различные антиритуальные жесты. Например, молитвенный жест «поднятия рук» может превратиться в свою противоположность: «в исступлении «поднял руку над» [4, с. 355] Петром Степановичем Верховенский-старший: «Проклинаю тебя отсель моим именем!» [4, с. 355]. Священник простирает руку над верующими, чтобы перекрестить их, и корни этого ритуального жеста, означающего защиту и Божие покровительство, связаны, видимо, с почитаемым церковью праздником Покрова Богородицы. Он свидетельствует о заступничестве и защите Богоматерью, о спасении от бед и напастей. Простертая же в жесте проклятия рука имеет прямо противоположный смысл – вместо охранения, заступничества и защиты проклинаемому сулят всяческих бед и горестей. Следовательно, данный жест оказывается противоположным «религиозному».
Переворачивается ритуальный жест «целования» в поведении Лямшина – в полиции он «целовал пол, крича, что недостоин целовать даже сапог стоящих перед ним сановников» [4, с. 753] – вместо иконы и «земли» перед нами «пол», а вместо ног (в Евангелие раскаявшаяся грешница умыла слезами ноги Иисуса) – «сапоги». Снижаются, доходя до антиритуальности, жесты «поклона» и «преклонения колен» [3] в следующих сценах: будучи ребенком, «клал земные поклоны, ложась спать и крестил подушку, чтобы ночью не умереть» [4, с. 117] Петр Верховенский – так происходит подмена молитвенного жеста утилитарным: персонаж крестился и кланялся только из страха смерти, считая, что выполнение ритуальных действий защитит его. У лжепророка Семена Яковлевича «человека четыре стояли на коленях» [4, с. 379], но этот жест был, скорее, внешне ритуальным, не имеющим в себе внутреннего содержания и чувств, свойственных верующим. «Вставание на колени» превращается в униженное «ползание» на них, когда Лямшин приходит в полицию и рассказывает об убийстве Шатова [4, с. 753], умоляя власти о снисхождении.
Противоположен ритуальному в романе жест «подставленной щеки», не соответствующий евангельскому «Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф, 5:7): применяющий этот жест при приветствии писатель Кармазинов «подставляет щеку» для «поцелуя». В этом жесте можно увидеть двойное переворачивание евангельского: во-первых, щека подставляется героем для поцелуя, а не для удара; во-вторых, благоговейным, смиренным и почтительным поцелуем верующие приникают не к щеке, а к руке священника либо к стопам (или краю одежды) изображенных на иконе святых.
Противопоставленным по своему характеру и исполнению ритуальным жестам, обладающим плавностью и мягкостью, являются также распространенные в романе всевозможные резкие «дерганья», «хватания», «вскакивания» с места, «крутые повороты» и «отшатывания» от собеседника, вызванные иступленными или негативными чувствами. Наиболее яркие из них – разного рода «хватания», «укусы» и «удары». Противоположно ритуальному жесту «хватание за грудь» [4, с. 145] пьяным Лебядкиным хроникера, которого он не узнал, решив удержать незнакомца, чтобы выяснить, «друг или недруг» [4, с. 145] перед ним. Жест Лебядкина противопоставлен жесту на полотнах Рафаэля «Мадонна дель Грандука» и Мурильо «Мадонна с младенцем», знакомых Достоевскому из экспозиции Дрезденской картинной галереи – младенец на них держит ручку на груди матери, в чем выражается неразрывное их единство, помощь, защита и заступничество друг другу и всем верящим. Противопоставленные молитвенным и иконографическим, жесты «хватания» [3] чаще всего выражают исступленное состояние персонажей.
Злоба и ярость овладели Ставрогиным, когда Верховенский попытался удержать его, не дать уйти, чтобы рассказать об «Иване-царевиче»: Николай Всеволодович «схватив за волосы левою рукой» [4, с. 474], ударил его. Примечательно, что Ставрогин «хватает» Верховенского «левой рукой» – в этом можно увидеть оппозицию полюсов «правый-левый»: «правый» на Руси традиционно трактуется как «правильный», «правдивый», «праведный», «левый» – как ложный, неверный. Правой рукой христиане крестятся, а левая сторона связывается в народном представлении с нечистой силой, с чертом (поэтому через левое плечо суеверно плюют, считая, что за ним стоит нечисть). И потому Ставрогин, «в бешенстве» (это слово семантически связано со словом «бес» – «быть в бешенстве» означает быть во власти «бесов») ударяющий «левой рукой» Верховенского, воспринимается сродни нечистой силе.
Жест «укуса» – принадлежность типично животного, характерного для разъяренного зверя поведения, но, тем не менее, этот жест дважды появляется в романе: кусает Ивана Осиповича за ухо Ставрогин – «старичок вдруг почувствовал, что Nicolas, вместо того чтобы прошептать ему какой-нибудь интересный секрет, вдруг прихватил зубами и довольно крепко стиснул в них верхнюю часть его уха» [4, с. 69]. «Кусает в плечо» [4, с. 397] своего командира подпоручик – так переворачивается молитвенный и благоговейный жест, которым Младенец ласково приникает к плечу Богоматери на иконах типа «Умиление», Его голова располагается на уровне плеча или на нем на иконах типа «Одигитрия» и на картинах «Мадонна» Гольбейна, «Мадонна с младенцем» Мурильо, «Мадонна дель Грандука» и «Сикстинская Мадонна» Рафаэля.
«Удар» – это, пожалуй, наиболее яркое проявление агрессивного, близкого к звериному поведения, и его часто можно встретить в романе «Бесы». Персонажи часто «ударяют себя в грудь», в чем-то убеждая или клянясь – горячась, кричал Лебядкин Варваре Петровне: «Сударыня, сударыня! Здесь, в этом сердце, накипело столько, столько, что удивится сам Бог, когда обнаружится на Страшном суде!» [4, с. 209]; «рыдая, ударял себя в грудь» [4, с. 499] Лембке, крича жене: «Наше супружество состояло лишь в том, что вы все время, ежечасно доказывали мне, что я ничтожен, глуп и даже подл, а я все время принужден был доказывать вам, что я не ничтожен, совсем не глуп и поражаю всех своим благородством» [4, с. 499]. «Удар себя в грудь» противоположен ритуальному жесту: на Серафимо-Дивееской иконе «Умиление» Богородица прижимает руки к груди виде креста (что символизирует защиту верующих, обращение молитвы к Богу), младенцы на картинах Мурильо «Мадонна с младенцем», Рафаэля «Мадонна дель Грандука» и «Мадонна под балдахином», Г. Гольбейна-мл. «Мадонна» держат руку на груди матери, обозначая свою неразрывную связь с Ней. В «Бесах» такой жест превращается в «удар».
Рассмотренные «удары» – это жесты, совершаемые в отношении себя, но, наряду с этим, персонажи романа могут «ударить» и другого человека: «изо всей силы ударил по щеке» [4, с. 243] Ставрогина Шатов, а затем «изо всей силы ударил по щеке» [4, с. 634] Федька Петра Степановича. Одна из заповедей гласит: «Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф, 5:7). В романе реакция на этот жест противоположна евангельской – Ставрогин усилием воли и рассудка «берет руки назад», сдерживаясь, «чтобы не убить» [4, с. 243] Шатова, а Верховенский теряет сознание и падает на пол, давая таким образом Федьке возможность убежать. Данный жест, являющийся выражением злобы («Не противься злому» (Мф, 5:7) – говорит Христос апостолам, давая им наставление в заповедях), в романе используется, скорее, чтобы «наказать» тех, к кому обращен. При этом он противоположен иконографическому: на иконах типа «Умиление» Младенец нежно приникает щекой к щеке Богородицы: «Богородица и Младенец Христос прильнули друг к другу ликами» [5, с. 221], в чем выражается «глубокая богословская идея: Богородица явлена нам не только как Мать, ласкающая Сына, но и как символ души, находящейся в близком общении с Богом» [5, с. 221]. Жест «удара по щеке» говорит нам об отсутствии и такого общения и, в целом, принадлежности персонажей к Божьему миру.
Противоположны ритуальным изначально «религиозные», но превратившиеся в конкретных ситуациях исполнения в свою противоположность жесты – это «поднятие рук», «целование» (не «земли» и «иконы», а «пола» и «сапог»), «преклонение колен», «подставленная щека». Антитезой ритуальных, молитвенных жестов выступают всевозможные резкие, «дерганые» жесты, «хватания», «укусы» и «удары». Эти жесты более многочисленны у персонажей «Бесов», в отличие от ритуальных. Важность ритуального жеста как свидетельства нахождения в Божьем мире трудно переоценить. Потому большое количество противоположных жестов, характерных для персонажей-«бесов» и встречающихся у остальных как отражение охватившей весь городок атмосферы «бесовщины», говорит об отторгнутости от Бога, противопоставленности Его миру состояния, в котором пребывают или которому поддаются все персонажи. Это соответствует мыслям Достоевского о главнейшем для человека значении веры, заповедей и нравственных ценностей, о важности его нахождения с Богом.
Итак, в целом использование жестового поведения не только способствует расширению и углублению образа персонажа, становясь дополнительным, несущим новые оттенки, средством раскрытия его характера, но и отражением идейного и проблемного полей романа «Бесы», где показана «бесовщина» как противостоящее гармонии, истине, высшим ценностям и добродетелям явление, охватившее весь городок.
Литература
- Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского. / М.М. Бахтин. – М.: Сов. Россия, 1979. – 318с.
- Белобровцева И.З. Мимика и жест у Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. – Л., 1978. – Т. 3. – С. 195-205.
- Григорьева, С.А. Словарь языка русских жестов. / С.А. Григорьева. – М.: Яз. рус. культуры, 2001. – 254с.
- Достоевский, Ф.М. Бесы: Роман. – СПб.: Азбука-классика, 2005. – 832 с.
- Дунаев, М.М. Своеобразие русской религиозной живописи: очерки русской культуры ХII- ХХ вв./ М.М. Дунаев. – М.: Филология, 1997. - 221с.
- Назиров, Р.Г. Творческие принципы Достоевского. / Р.Г. Назиров. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1982. – 160с.
- Пухачев С.Б. Поэтика жеста в произведениях Ф.М. Достоевского (на материале романов «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы»): автореф.дис. на соиск.уч.степ. канд.филол.наук по спец. 10.01.01. Великий Новгород, 2006.
- Ренанский А.Л. Что вы думаете о поэтике Достоевского, MRS/MISS KWIC? // Достоевский и мировая культура. – № 21. – Спб., 2006. – С. 103-118.
- Сырица, Г.С. Поэтика портрета в романах Достоевского. /Г.С. Сырица. – М.: Прометей, 2007. – 286с.
