Трудности, с которыми пришлось столкнуться Советам Среднего Поволжья во второй половине 1980-х – начале 1990-х гг., были многогранными. С одной стороны, как органы власти они вынуждены были прилагать все усилия для того, чтобы сохранить уровень благосостояния населения в период реформ, с другой – бороться за свои права на фоне набирающего обороты кризиса государственно-политической системы.
Процессы перестройки, начатой в СССР, в значительной степени затронули механизм территориального управления. Выступая с докладом на XII сессии Верховного Совета СССР одиннадцатого созыва, М.С. Горбачев отмечал, что «необходимо энергично прокладывать путь к местному самоуправлению как совокупности форм представительной и непосредственной демократии под эгидой местных Советов» [1; 2, с. 27]. Происходил прогрессирующий процесс передачи реальной, фактической власти в регионах от партийных комитетов к Советам, сопровождающийся совмещением должностей первого секретаря обкома (крайкома) КПСС и председателя соответствующего Совета [3].
Но начало политических преобразований ознаменовалось для большинства населения вопросом удовлетворения потребности в продовольственных и промышленных товарах, жилье, социально-культурных и бытовых услугах. От перестройки простой советский человек ждал в первую очередь исчезновения дефицита товарной группы, одновременно мечтая о свободе слова и «30 видах колбасы» без очереди. Отражением этих запросов должна была стать принятая ранее Продовольственная программа, весьма символично сформулированная в период перестройки в материалах партии и Советов как «продовольственная проблема». Ее решение виделось как комплекс мер, призванных «добиться стабильного обеспечения жителей продуктами питания, особенно мясными и молочными» [4; 5, с. 146]. Однако реализовать данные намерения так и не удалось. Несмотря на принятые руководством лозунги об «ускорении», национальная система потребления с середины 1980-х гг. стала переходить в своеобразное состояние неэффективного равновесия, хотя трудности с товарообеспечением областей Среднего Поволжья ощущались еще и до начала перестроечных реформ.
Утверждать, будто местные органы совсем не обращали внимания на проблему товарообеспечения и не учитывали ее значимость, несправедливо. Она, пусть даже и в закамуфлированном виде, регулярно всплывала в официальных документах. Так, уже при характеристике товарооборота за 1981-1985 гг. депутаты Пензенского облисполкома отмечали, что был «не удовлетворен полностью спрос населения на продукты питания: кондитерские изделия, плодоовощные консервы и другие» [6, л. 123]. Только по Пензенской области оптовые предприятия не смогли предоставить рознице товаров в необходимом для удовлетворения спроса населения ассортименте более чем на 124 миллиона рублей [7]. Не обеспечил выполнения установленного плана товарооборота и кооперативный сектор. По данным Пензенского облпотребсоюза за 1985 год, 76,5% районных кооперативных организаций, 60,8% магазинов, 28,5% предприятий общественного питания не выполнили плановых заданий [8].
Со стороны Советов причины такого положения виделись в избытке «ведомственности и низкой организованности» [9, л. 39]. Естественно, что на первых порах все проблемы товарообеспечения возлагались на плечи местных торговых управлений и потребительских союзов. «У нас низкая культура торговли. Магазины запущенные, оформление магазинов стало примитивным, особенно в центре города, в магазинах грязь, выкладка товаров на низком уровне. Как-то недавно в одном из буфетов общественного питания даже нас, участников совещания, обсчитали от 20 до 37 копеек каждого на сыре и бутербродах», – отмечал второй секретарь Пензенского обкома КПСС А. Ф. Ковлягин [9, л. 46–48]. Из 71 области РСФСР Пензенская занимала 54 место по реализации товаров на душу населения [10].
Не лучше дело обстояло и в потребительском секторе Самарской области. Здесь в 1985 г. промышленность произвела на душу населения товаров народного потребления на 60% больше, чем в среднем по стране (1165 к 726 руб. соответственно), а потребила на 7% меньше [11]. В 1986 году в регионе было снято производство товаров народного потребления на 40,3 млн. руб., а запущено в производство новых товаров на 174,8 млн. руб. В результате товар, не пользующийся спросом, оседал на складах в виде запасов, морально устаревая, теряя свою потребительскую стоимость и создавая дополнительные издержки на хранение [12]. В конце 1980-х годов именно на волне экономического недовольства («мы живем плохо потому, что кормим Самару») горсоветы Тольятти и Сызрани неоднократно высказывали намерения выйти из области (первый – в федеральное подчинение, второй – в соседнюю Ульяновскую область). Доля населения, занятого в сельхозпроизводстве Самарской области, составляла всего 4%, что было значительно меньше, чем в соседних областях (в Ульяновской – 30%) [13, с. 8].
С точки зрения вышестоящих органов и большей части населения тормозом перестройки выступал абстрактный бюрократ – депутат Совета, который слишком пассивно относился к своим правам, предоставленным ему советскими законами. «Хватит болтовни и демагогии!», «Перестройку следует начинать с себя!» – вот лейтмотив большинства выступлений того времени [1]. С началом преобразований архитекторам перестройки стало казаться, что проблемы и недоработки системы легко устранимы через реформирование и демократизацию системы Советов. Было решено передать Советам реальную власть, оставив за КПСС функции стратегического руководства обществом [14, с. 46].
Одним из способов решения проблем товарообеспечения стали обращения местных властей в вышестоящие органы. Сдававшая сбой централизованная система распределения вынуждала областные исполнительные комитеты регионов Среднего Поволжья все чаще апеллировать в Министерство торговли РСФСР в связи «с частичным удовлетворением (40-60%) заявок на многие товары» [6, л. 125]. Кроме того, направлялись просьбы в республиканские объединения о дополнительном выделении ресурсов по ассортименту товаров, спрос на которые в области систематически удовлетворялся [9, л. 19]. Выдвигались и предложения о выделении продуктов и товаров из государственных резервных фондов, заготовленных на случай войны [15].
Исчезновение с прилавков магазинов товарной массы сопровождалось введением гор- и облисполкомами Советов талонной (нормированной) системы распределения, которая к началу 1990-х гг. распространилась в большинстве городов и сельской местности и явно носила децентрализованный характер [16]. Не стали исключением и области Среднего Поволжья, где, начиная с 1990 г., резко ухудшилось снабжение продовольствием. Законодательно решения местных Советов о введении талонно-карточной системы основывались на законе «О дополнительных полномочиях местных Советов народных депутатов в условиях перехода к рыночным отношениям», пункт 5 статьи 8 которой гласил, что «краевые, областные, городские, кроме городов районного подчинения, районные Советы народных депутатов при необходимости вводят нормированное распределение продуктов питания и товаров для населения с учетом конкретной обстановки и ситуации на рынке» [17].
С момента введения «нормированной» системы в адрес механизма ее работы как со стороны жителей городов, так и со стороны самих властей обрушилась лавина критики. Обладатели талонов не могли чувствовать себя спокойными, потому что отоварить их было не так-то просто. «Все говорят о каких-то переменах. Все осталось на прежнем уровне. И жить стало не лучше. Неразберихи везде хватает. Выдали, например, нам на руки столько талонов, что не знаем, как с ними быть. Набегаешься с этими талонами! Порядка в магазинах нет. Привезли масло в магазин – нет качков! Сахар тоже не отоваришь», – прозвучало на февральской сессии Ленинского районного Совета народных депутатов г. Пензы [18]. Таким образом, талонно-карточная система со своей главной задачей явно не справлялась. Количество продуктов, выдаваемых по талонам в областях Среднего Поволжья, продолжало увеличиваться, а нормы выдачи – снижаться.
Продовольственная проблема, с каждым днем набиравшая обороты, Советами решалась весьма приземленно [19]. Повсеместно населению выделялись участки под ведение дачного хозяйства. Так, в начале 1990-х годов, когда пензенская промышленность потеряла 70% заказов, 140 тыс. садов и огородов окружили плотным кольцом город и давали 30% овощей, фруктов, ягод и 60% потребляемого в городе картофеля [20]. Аналогичная ситуация сложилась и в Самаре, где личные подсобные хозяйства обеспечивали половину населения картофелем [21]. К 1990 году на ЛПХ селян, а также садовые и огородные участки горожан приходилось 24% валовой продукции всего сельского хозяйства.
С подачи Советов дальнейшее расширение получила продажа продовольственных товаров через отделы рабочего снабжения (ОРС) предприятий и магазины «заказов» [22]. Как таковые ОРСы являлись составными частями предприятий и существовали как торговые организации во многих промышленных, транспортных, строительных министерствах. Так, в Самаре в подсобном хозяйстве завода «Металлист» в сентябре 1991 года в расчете на каждого заводчанина в месяц отпускали по 10–15 кг мяса и 2-3 кг колбасы. Организовал ТОО и некоторое время снабжал работающих сравнительно дешевой продукцией и завод «Рейд». Заработал отдел рабочего снабжения и на заводе им. Тарасова. На объединении «ЗИМ» выдавались специальные визитки, по которым на 300 рублей в год «зимовец» мог приобрести отечественные и импортные товары в установленных местах. Работникам Куйбышевской железной дороги выделялось по 200 рублей для закупки картофеля [23; 24]. На Самарском авиационном заводе с 1 мая 1991 года стала выплачиваться дотация на обеды [25].
Борьбу с дефицитом Советы вели и с помощью аукционов, проводимых под их надзором на предприятиях и в организациях. В частности, торговому объединению Пензенской области «Культбыттовары» было предложено «провести аукцион по продаже видеомагнитофонов «Электроника ВМС-8220», руководствуясь при этом «порядком проведения аукционов по продаже товаров народного потребления» [26]. Широкого распространения такая форма распределения, как аукцион, получить не успела, но явно свидетельствовала об огромном разрыве между потребностями советского человека того времени и уровнем их удовлетворения.
Атрибутом деятельности местных депутатов в деле по стабилизации потребительской системы конца 1980-х – начала 1990-х годов стали рейды по складам и подсобкам магазинов, кооперативов. Проверками, проведенными в областях Госторгинспекцией, Управлением торговли, рабочим контролем и правоохранительными органами, были вскрыты многочисленные факты нарушения правил торговли дефицитными товарами, припрятывание, разбазаривание товаров по знакомству и т. д. [22] К примеру, на одной из оптовых баз г. Пензы в 1991 году были обнаружены неучтенными консервы «Сайра», сливочное масло, майонез, мёд натуральный (28 ящиков по 30 штук банок в каждом), рыба «Клыкач», зеленый горошек, сигареты импортные и отечественные, папиросы разных сортов, макароны импортные (40 ящиков), кофе (40 ящиков по 48 банок), торт «Популярный» – 300 штук (полугодовалой давности), трюфели – 40 ящиков, шоколад, детское питание, новые холодильники «МИР-101» [27]. Подвергались проверкам и кооперативы: за 1990 год из 38 кооперативных организаций в 13 были установлены нарушения [28]. Сумма недостач в торговой системе Пензенской области за 1990 год превысила данные за предыдущий в 3 раза и составила 423 тыс. рублей [29]. Устанавливались факты разбазаривания дефицитных товаров при закреплении организаций для обслуживания, минуя управление торговли [25]. Аналогичная ситуация складывалась и в соседних регионах. В Самарской области с 23 августа 1990 года было проверено более сотни магазинов. Повсеместно создавались комитеты рабочего контроля, в которые, как правило, входили депутаты райсовета, рабочие и служащие [30]. В итоге в бюджет было изъято финансовых средств на сумму около 3 млн. рублей [31].
В связи с отсутствием четких предложений по решению продовольственного вопроса местные Советы вынуждены были прибегать к использованию методов административного регулирования. Так, с началом «павловской реформы» попытка удержания цен на основные товары в условиях кризиса становится доминирующей заботой органов местного самоуправления [32]. Наиболее значительная доля в расходной части местных Советов областей Среднего Поволжья в начале 1990-х гг. уходила на возмещение разницы в ценах на продукты питания [33]. Но двойственная природа Советов, которые избирались населением, но были подотчетны вышестоящим органам властной вертикали, делала их заложниками непростой ситуации. Попытки регулирования цен и реализации товаров предприятиями на местном уровне, входили в противоречие с государственной политикой «радикальной рыночной реформы» [5].
В условиях кризиса потребительской системы особое значение для Советов приобрел вопрос об уборке и перевозке колхозами и совхозами урожая с сельскохозяйственных полей. Местные Советы Среднего Поволжья активно призывали население помочь труженикам села: «Не терять в поле ни минуты, работать с рассвета до заката. Другого выхода у нас нет!» [34]. К сельхозработам на «определенных условиях» привлекались рабочие предприятий, а также школьники, студенты [35]. Так, в сентябре 1990 г. Куйбышевский горсовет обратился в областной Совет с просьбой: «Учитывая политическую и экономическую ситуацию, погодные условия…разрешить жителям Куйбышевской области неограниченный и бесплатный сбор урожая овощей и картофеля на землях государственных хозяйств с 28 сентября по 31 октября 1990 г.» [36].
В Пензенской области погодные условия также осложнили уборку урожая. Хлеб доставался ценой неимоверных усилий. Не хватало не только рабочих рук, но и средств перевозки. По решению Пензенского облисполкома на сбор урожая была отправлена большая часть свободного автотранспорта как города, так и региона [37]. Но, несмотря на предпринимаемые усилия, госзаказ по продаже зерна государству был недовыполнен на 43% или 389,5 тыс. тонн зерна [38].
Система полномочий местных Советов, сложившаяся к началу 1990-х гг., привела к тому, что решение многих социально-экономических вопросов зачастую не зависело от депутата. По сложившейся практике народный избранник должен был предварительно согласовывать с аппаратом исполкома содержание своих выступлений на сессии, поправки к предлагаемым проектам решений и т.д. Все это переворачивало с ног на голову законодательную базу механизма народовластия, в соответствие с которой не депутатский корпус – Совет, а именно исполком был подотчетен Совету [1]. «Половина наших бед в центре и на местах, – признавали в 1990 г. делегаты XXVIII съезда КПСС, – происходят из-за того, что в последние два года партийные комитеты практически перестали править, а Советы никак не могут овладеть функциями управления» [39, с. 53-55]. В итоге, проводимое реформирование Советов привело к тому, что их функции на местах расширились, потребности населения остались на прежнем уровне, а финансово-бюджетное обеспечение ухудшилось. Сами Советы к началу 1990-х гг. по вопросам в сфере потребления оказались зажатыми в тисках двояких интересов: с одной стороны, населения, справедливо требующего от органов своей власти решения насущных социальных проблем, с другой стороны – вышестоящих органов, возлагающих на Советы большую часть меры ответственности за положение дел на местах.
Кроме того, на фоне падения уровня производства предприятий Среднего Поволжья сводились на нет и экономические возможности Советов, которые в большей степени зависели от наличия или отсутствия на их территориях мощных промышленных организаций и отношений с ними, нежели от дарованных законодательством прав в области экономики и управления хозяйством. Со стороны переживающих кризис промышленных предприятий, помощь Советам сократилась до минимума. «Мы снова подняли лозунг «Вся власть Советам!», – говорилось на IV съезде народных депутатов СССР в 1990 г. – А что они реально имеют? Абстрактная власть – у Совета, печать – у исполкома, а деньги – у предприятий!» [40].
Беспомощность Советов в условиях товарного дефицита ярко подчеркивала разгорающийся параллельно с экономическим политический кризис 1991 года. «В этом году мы без сахара остались, потому что руководство распорядилось отправить наш сахар из Краснодара в Москву. Сколько можно это терпеть?.. До нас никому нет дела. Обращаться за поддержкой ни в то, ни в другое правительство практически бесполезно. Мы с вами, как папанинцы на льдине. Выживем – значит выживем. Помрем – значит помрем. И не думайте, что кто-то обратит на нас внимание», – отмечал председатель Самарского облсовета и исполкома В. А.Тархов в дни ГКЧП [41]. Втянутые в политическую борьбу за власть Советы безвозвратно утратили возможность реализовать себя в области местного самоуправления.
С выходом в 1991 году закона «О местном самоуправлении в РСФСР» власть была юридически разделена на законодательную, осуществляемую Советами, и исполнительную – местные администрации. Местный Совет стал определяться как орган власти, а местная администрация – как орган управления. Неисполнение Советами народных депутатов обязательств перед населением по выполнению принятых программ социально-экономического развития ставило под вопрос необходимость их существования. Они становились орудием критики исполнительной власти в стране. «Если мы с вами так отрегулировали нашу экономику, что производство стоит, а «реформы идут» – большего абсурда придумать невозможно», – высказывались народные депутаты на заседании малого Совета Пензенского облсовета [42].
Среди основных причин неэффективной деятельности Советов и новоиспеченных администраций в потребительском секторе можно выделить их неадекватность действовавшему политическому режиму. Выражая идеи регулирования экономики и сохранения в неизменном виде государственных социальных гарантий, Советы воспринимались как «тормоз» реформ. На протяжении 1985 – 1991-х гг. потребительский кризис усиливался, а официальная реакция на него со стороны Советов оставалась главным образом частью идеологических дискурсов, направленных на осуждение политики центра и работы различных ведомств.
Источники и литература
1. Матвеев М. Н. Демократизация местных Советов Поволжья в период 1985-1991 гг. // Вестник СамГУ. – Самара, 2003. №1 (27). – С. 27-34; Наша Пенза. Пенза. 1991. 15-21 марта. №5. – С.
2. Горбачев М. С. К полновластию Советов и созданию социалистического правового государства: Доклад и заключительное слово на внеочередной XII сессии Верховного Совета СССР одиннадцатого созыва. 29 ноября – 1 декабря 1988 г. – М., 1988. – 112 с.
3. Коммунист. Саратов. 1990. 14 ноября. – С. 3.
4. КПСС. Центральный Комитет. Пленум (1982 Май 24: Москва, СССР). Продовольственная программа СССР на период до 1990 года и меры по ее реализации / Материалы майского Пленума ЦК КПСС1982 года. – М.: Политиздат, 1982. – 111 с.
5. Матвеев. М. Н. Власть и общество в системе местного самоуправления России в 1977-2003 годах // Дисс. … док. ист. наук // Сарат. гос. ун-т им. Н.Г. Чернышевского. – Саратов, 2006. – 472 с.
6. Государственный архив Пензенской области (ГАПО). Ф. Р. – 2038. Оп. 1. Д. 7822.
7. ГАПО. Ф. Р. – 2409. Оп. 1. Д. 1974. Л. 68.
8. ГАПО. Р. – 1214. Д. 3144. Оп. 1. Л. 26.
9. ГАПО. Ф. Р. – 2409. Оп. 1. Д. 1839.
10. ГАПО. Ф. Р. – 2409. Оп. 1. Д. 1962.
11. Волжская коммуна. Самара. 1989. 28 января. – С. 2.
12. Волжская коммуна. Самара. 1985. 10 апреля. – С. 3.
13. Романов П. Самарская область в январе-феврале 1993 г. // Политический мониторинг. – М.: МИГПИ, 1993. Вып. 2. – 64 с.
14. Герасимов Г. И. История современной России: поиск и обретение свободы. 1985-2008 годы. – М.: ИОП, 2008. – С. 46.
15. Кокорев О. Талоны и жизнь // Самарская газета. Самара. 1991. № 53. 16 июля. – С. 4.
16. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р. – 5446. Оп. 147. Д. 958. Л. 85.
17. Закон РСФСР от 21.11.1990 г. № 343-1 «О дополнительных полномочиях местных Советов народных депутатов в условиях перехода к рыночным отношениям» // Ведомости СНД и ВС РСФСР. 1990. № 26. Ст. 322.
18. ГАПО. Р. – 2262. Оп. 1. Д. 1339. Л. 55.
19. ГАПО. Ф. Р. – 2038. Оп. 1. Д. 7823. Л. 170-174.
20. Наша Пенза. Пенза. 1993. № 18. 30 апреля-6мая. – С. 1.
21. Взрослым – огороды // Волжская коммуна. Самара. 1993. 13 апреля. № 69. – С. 1.
22. ГАПО. Ф. Р. – 2409. Оп. 1. Д. 1924. Л. 65.
23. У кого рубли деревяннее // Самарская газета. Самара. 1991. № 62. 29 июля. – С. 2.
24. Два рубля на обед // Самарская газета. Самара. 1991. № 147. 28 ноября. – С. 2.
25. 6 миллионов на обед // Волжская коммуна. Самара. 1991. № 80. 20 апреля. – С. 2.
26. ГАПО. Ф. Р. – 2409. Оп. 1. Д. 1983. Л. 145.
27. Марынов А. На пленку не снимать // Наша Пенза. Пенза. №1. 1991. 14 февраля. – С. 4.
28. ГАПО. Р. – 2262. Оп. 1. Д. 1288. Л. 130.
29. ГАПО. Ф. Р. – 2409. Оп. 1. Д. 1977. Л. 86.
30. Есин Е. Зачем магазину подсобки? // Волжская коммуна. Самара. 1991. № 24. 2 февраля. – С. 2.
31. ГАСО. Ф. – 3466. Оп. 2. Д. 2. Л. 2.
32. ГАПО. Ф. Р. – 2906. Оп. 1. Д. 9.Л. 19, 79.
33. Государственный архив Ульяновской области (ГАУО). Ф. Р. – 1565. Оп. 14. Д. 967. Л. 129.
34. См. подробнее: Ульяновская правда. Ульяновск. 1990 – 1992; Волжская заря. Самара. 1990 – 1992; Наша Пенза. Пенза. 1990 – 1992.
35. ГАРФ. Ф. – 5446. Оп. 163. Д. 498. Л. 9 – 14.
36. Государственный архив Самарской области (ГАСО). Ф. Р. – 56. Оп. 55. Д. 925. Л.62.
37. ГАПО. Ф. Р. – 2461. Оп. 1. Д. 1538. Лл. 84, 96.
38. ГАПО. Ф. Р. – 2461. Оп. 1. Д. 1545. Л. 3.
39. XIX Всесоюзная конференция КПСС. Стенографический отчет. Т.1. – М., 1988. – 352 с.
40. IV съезд народных депутатов СССР. Стенографический отчет. Т. 4. – М., 1991.
41. Самарская газета. Самара. 1991. 22 августа. – С. 2.
42. ГАРФ. Ф. – 10026. Оп. 12. Д. 620. Лл. 80-81.
