Методом историко-научного анализа творчества В. Г. Бажаева раскрывается история высшего сельскохозяйственного образования в Российской империи во второй половине ХІХ века. Кроме того, установлено, что среди немногочисленных научных высших учебных заведений того периода, большое значение для сельского хозяйства принадлежит Петровской сельскохозяйственной академии, которая стала фактически единственным аграрным вузом, который готовил высококвалифицированных специалистов.
Ключевые слова: В. Г. Бажаев, высшее сельскохозяйственное образование, сельское хозяйство, агрономия
Высшее сельскохозяйственное образование — неотъемлемая часть сельскохозяйственного развития страны, а особенно её экономического благосостояния. Поскольку агрономическая наука своей задачей ставит изучение сельскохозяйственных явлений в полном объёме, то она отводить значительное место изучению технических и экономических условий. Поэтому высшее сельскохозяйственное образование играет важную роль в развитии науки, влияет на уровень аграрной культуры и распространение новых методов в сельскохозяйственном производстве.
Несмотря на то, что исследуемая проблема разработана преимущественно учёными ХІХ века, она, на наше убеждение, не перестала быть актуальной. Особого внимания в области сельскохозяйственного образования в Российской империи заслуживают работы: И. И. Мещерского [1; 2]. В них, на основании различных источников информации, даётся сравнительно-исторический анализ действующих в то время высших сельскохозяйственных учебных заведений Российской империи и Западной Европы. Краткие исторические сведения, прежде всего о низшем сельскохозяйственном образовании в России, подает Б. Д. Бруцкус [3]. Изучая опыт организации сельского хозяйства, И. А. Стебут [4] впервые доказывает, что низкая оплата квалифицированного труда сдерживает процесс развития аграрного образования в стране.
Понимая важность высшего сельскохозяйственного образования для развития практического сельского хозяйства, своё историческое исследование провел В. Г. Бажаев, комплексно раскрыв его значение в научной публикации «Высшее сельскохозяйственное образование в России» [5]. Учёный отмечает, что ещё у 1833 г. ужасы повсеместного голода, усугублённые опустошительным шествием холеры, побудили действенного Президента Вольного экономического общества Н. С. Мордвинова подать императору Николаю записку, в которой он указывал на бедственное состояние сельского хозяйства в Российской империи. Главным средством борьбы с этими невзгодами Н. С. Мордвинов признавал заимствование опыта западноевропейской агрономической науки, а также распространение сельскохозяйственных знаний. В результате был учреждён Комитет по усовершенствованию земледелия в России, основана «Земледельческая газета» и первая агрономическая школа в Горках (Могилевской губернии, 1840 г.) [5, с. 34–35].
Учёный раскрывает историю агрономической Горы-Горецкой школы, которая со временем переросла в Горы-Горецкий земледельческий институт. По мнению В. Г. Бажаева, негативным явлением этого высшего сельскохозяйственного учебного заведения надо считать общую программу преподавания. Поскольку слишком много времени посвящалось предметам, которые никакого отношения не имели к сельскому хозяйству (словесность, логика) или второстепенным предметам (законоведение, ветеринарная фармакология, терапия), тогда как на преподавание профильных предметов давалось мало времени. Другим важным недостатком являлось плохое состояние кабинетов, лабораторий, библиотеки. И если, несмотря на своё несовершенство, Горы-Горецкий институт, по общему признанию, выпускал «настоящих агрономов» с солидными знаниями, то это благодаря тому, что недостаток лекций по специальным предметам мог возмещаться постоянно практиковавшимися агрономическими беседами, совместными чтениями, а также сельскохозяйственными экскурсиями и всесторонними ознакомлениями с объектами исследования на опыте. В общем, сопоставив процентное соотношение практической деятельности бывших воспитанников института, Владимир Гавриилович считает, что Горы-Горецкий институт дал стране видных деятелей сельскохозяйственной науки [5, с. 35–37].
Также В. Г. Бажаев анализирует деятельность Петербургского земледельческого института и отмечает тот факт, что его влияние на сельскохозяйственную жизнь страны было незначительным. В 1877 г. агрономическое отделение закрыли. Поводом к этому послужило: 1) отсутствие фермы при институте; 2) неудобное географическое положение для земледельческого учебного заведения; 3) укрепившееся значение Петровской академии. Вообще положение Петербургского земледельческого института было все время переходное [5, с. 38].
Не отрицая выдающейся роли системы образования Петровской академии, В. Г. Бажаев раскрывает её, анализируя «Материалы для истории Петровской земледельческой и лесной академии» [6] профессора Э. Б. Шёне, в которых обработаны сведения о судьбе бывших студентов академии со дня её основания. Владимир Гавриилович приводит сводную таблицу для каждого выпускника отдельно и отмечает, что до преобразования Петровская академия дала больше практиков, несмотря на вдвое большую продолжительность второго периода. Это он объясняет тем, что до преобразования академии в 1872 г., образовательного ценза при поступлении не требовалось, поэтому в большинстве случаев слушатели ограничивались изучением лишь интересовавших их специальностей. Этим же объясняется и другой цифровой вывод, что из числа всех 458 лиц сельскохозяйственного отделения, о которых имеются сведения, окончили полный курс в академии лишь 220 человек (48,03 %). Зато из студентов второго периода, посвятивших себя сельскохозяйственной деятельности, окончило полный курс 210 человек из 264, то есть 79,55 % [5, с. 43–44]. Таким образом, В. Г. Бажаев считает, что результаты деятельности академии вполне совпадают с теми правительственными предначертаниями, какими руководствовались её учредители. При осуществлении первого проекта организации Петровской академии имелось в виду создать учреждение доступное всем заинтересованным. И данные показывают, что академия за этот период дала в основном практиков. Но в 1872 г. правительство установило научный ценз, расширило курс, тем самим, очевидно, хотело поднять научное значение Петровской академии, не теряя практической роли. Цифры подтверждают, что научное заведение выпустило, сравнительно с первым периодом, несравненно большое число студентов, посвятивших себя государственной, земской, научной, — словом, общественной деятельности. Вне всякого сомнения, В. Г. Бажаев придерживался точки зрения, что за все время существования Петровская академия не отступала от высших предначертаний, поэтому нет поводов к осуждению системы преподавания в заведении.
Исследуя историю русской сельскохозяйственной науки, В. Г. Бажаев упоминает Новоалександрийский институт сельского хозяйства и лесоводства и сельскохозяйственное отделение Рижской политехнической школы. Учёный отмечает, что оба эти заведения играют незначительную роль в сельскохозяйственной жизни России, первое — служит исключительно крупному землевладению в царстве Польском, а второе — остзейскому землевладению. Следует отметить, что относительно Новоалександрийского института есть сомнения включить его к русским научным заведениям, то Рижский политехникум — это учебное заведение русское только по своему нахождению в пределах России, и ещё потому, что в состав учащихся сюда ежегодно входит значительное число окончивших средние учебные заведения империи. Для полноты исследования Владимир Гавриилович упоминает ещё о сельскохозяйственном институте в Мустиане в Финляндии, но категорически не причисляет его к русским [5, с. 48–49].
После короткого обзора высших сельскохозяйственных учебных заведений, учёный приходит к выводам, что высшее агрономическое учебное заведение в Российской империи одно — Петровская академия. Но отмечает, что преподаванию в ней следует придать практический характер, чтобы ознакомить с методами исследования.
Достаточно вспомнить, что Россия мало изучена в сельскохозяйственном отношении, не смотря на то, что — страна земледельческая. Вне всякого сомнения, существует потребность в организации постоянного исследования сельскохозяйственных условий, которое осуществляется при помощи особых агрономических бюро. Не менее важная сельскохозяйственная консультация, при осуществлении которой население получает знания. В самой постановке преподавания не должно быть тенденции приспособляться к нуждам исключительно крупных хозяйств, а, напротив, всегда иметь в виду на первом плане интересы крестьянства. Научность преподавания в Петровской академии, несомненно, страдает от сокращения курсов естественных наук, а от последних зависят специальные сельскохозяйственные науки, которые всецело опираются на них.
В. Г. Бажаев отмечает тот факт, что ни постановка высшего агрономического образования, ни надлежащее направление в области сельскохозяйственных исследований сами по себе не могут иметь решающего значения. Они могут произвести ожидаемые результаты, лишь когда будут действовать соответствующие учреждения — агрономические бюро и образцовые фермы. Исключением служит Пермская губерния, где соответственные учреждения популяризируют среди местного крестьянского населения сельскохозяйственные знания. Также по инициативе местного земства в Пермской губернии осуществляются сельскохозяйственные консультации и систематические исследования. Осуществление подобной организации могло бы быть предпринято по всей Российской империи за примером удачного опыта Пермской губернии.
Подводя итоги, В. Г. Бажаев приходит к заключению, что способствуя развитию агрономического образования, правительство, таким образом, пыталось помочь крупному землевладению. Однако сельскохозяйственное образование в Российской империи не оказывало на народную жизнь заметного влияния. На основании приведённых выше фактов, В. Г. Бажаев констатирует, что вступить в связь с сельскохозяйственной жизнью страны агрономическое образование могло только с помощью соответствующих государственных учреждений: агрономических бюро, образцовых ферм, показательных полей. Только при этом условии будет обеспечено дальнейшее развитие высшего агрономического образования, а сама наука может достойно развиваться. Признавая необходимым открыть интеллигентному агрономическому труду более широкое поприще, нельзя также не признать необходимым согласовать характер преподавания. Должна исчезнуть тенденция приспособлять агрономическую науку к нуждам одного крупного хозяйства. Необходимо оберегать научную высоту преподавания, обеспечивающую более высокий уровень развития в слушателях.
Таким образом, обобщая проблему развития высшего сельскохозяйственного образования необходимо отметить, что в Российской империи систематические мероприятия по созданию специальных сельскохозяйственных учебных заведений стали внедряться со времени учреждения Министерства государственных имуществ (1838 г.). На протяжении ХІХ века создавалась единая разветвленная многоуровневая система профессионального образования, которая регулировалась законодательным образом. Министерством были учреждены ряд заведений высшего типа, служащих для подготовки различных деятелей по сельскому хозяйству, однако число их было недостаточно, а их организация не вполне выработана.
Литература:
- Мещерский И. И. Высшее сельскохозяйственное образование в России и заграницей / И. И. Мещерский. — СПб.: Тип. В. Киршбаума, 1893. — 403 с.: прилож.
- Мещерский И. И. Образование сельскохозяйственное / И. И. Мещерский // Полная энциклопедия русского сельского хозяйства и соприкасающихся с ним наук. — СПб: Изд. А. Ф. Девриена, 1902. — Т. 6. Образование сельскохозяйственное — Питомник плодовый. — С. 1–15.
- Бруцкус Б. Д. Школы сельскохозяйственные / Б. Д. Бруцкус // Энциклопедический словарь: в 86 томах / Изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. — СПб: Тип. акц. общ. Брокгауз-Эфрон, 1903. — Т. 78 Шенье — Шуйский монастырь. — С. 626–633.
- Стебут И. А. Сельскохозяйственное знание и сельскохозяйственное образование / И. А. Стебут. — М.: Тип. И. И. Родзевича, 1889. — 169 с.
- Бажаев В. Г. Высшее сельскохозяйственное образование в России / В. Г. Бажаев // Русская мысль. — 1889. — Год. 10, Кн. 10. — С. 33–55.
- Материалы для истории Петровской земледельческой и лесной академии. Продолжение / Сост. Э. Б. Шене. — М.: Тип. М. Г. Волчанинова, 1887. — 148 с.
