А. Н. Леонтьев считал, что «сознание есть открывающаяся субъекту картина мира, в которую включен и он сам, его действия и состояния» [7, с.210]. Ф. Уде определяет сознание как «свойство/функцию высокоорганизованной материи мозга, заключающейся в способности человека отражать внешнее бытие в форме чувственных и умственных образов» [10, с.11].
Сознание является важнейшей составляющей ментальности, которая включает также бессознательные процессы и ощущения. Они зависят от исторического опыта народа, особенностей его культуры, в том числе фольклорных традиций, от уровня образованности общества и конкретной личности. На этом основании можно заключить, что сознание отличается национально-культурной спецификой.Также А. Н. Леонтьев утверждал, что сознание является преимущественно языковым сознанием. В лингвистике и культурологи понятия «сознание» и «языковое сознание» нередко употребляются как синонимы. А. А. Леонтьев уточняет, что языковое сознание к языку как к традиционному предмету лингвистики прямого отношения не имеет. В лингвистике оно понимается как рефлексия над языком и модусами его существования.
Языковое сознание, по Е. Ф. Тарасову, существует для человека, прежде всего, в виде значений, смыслов, в модальном образе мира. Несомненно, языковое сознание донских казаков формировалось в контексте их мировосприятия, уклада жизни, формирования культуры и традиций.
Имеются несколько теорий происхождения казачества. Одни относят его возникновение к эпохе более древней, чем татарское нашествие. Этого взгляда держатся «отец русской истории». Н. А. Карамзин, Н. И. Костомаров, В. М. Пудавов и др.
В середине 19 века столетия В. Б. Броневский, написавший «Историю Донского Войска», положил основы новой теории, которой придерживаются Д. И. Иловайский, С. Ф. Платонов. По этой теории, казачество образовалось из беглого московского люда, из великороссов, обитавших в лесах, севернее южнорусских степей, и бежавших в южные степи по социальным, политическим и экономическим причинам.
Балинов Шамба, публицист, последовательно занимавшийся историей казачества, но потерявший себя как историк для России из-за сотрудничества с Вермахтом в годы Второй мировой войны, задаёт естественные, с его точки зрения, вопросы, которые ставят под сомнение теорию «беглого люда».
Например, как мог крестьянин, по природным условиям лесной полосы обладавший весьма сомнительными военными качествами, перебежав на Дон, превратиться в бесстрашного воина, лихого конника, способного легко и свободно состязаться с прирождёнными воинами — степными народами, властвовавшими на Востоке Европы?
Как могли беглые крестьяне, не знавшие общественно-организованной жизни, перебравшись на «Дикое Поле», в течение короткого времени создать стройную военную систему, создать такую организованную военную силу, которая становится грозою соседних татарских царств, беспокоит владения могущественной в то время Турецкой империи, часто не даёт спать и Московии? [1. с. 4]
Писатель и публицист А. И. Бояринов считает, что эта теория выдвинута с целью политической — «разрушить идею происхождения казачества из местных подонских и поднепровских народов, осевших здесь задолго до татарского, нашествия, и, таким образом выбить историческое оружие из рук казаков в их борьбе за самобытность начал в устройстве своей жизни» [2].
Есть и так называемая, «смешанная версия» происхождения казаков, которой придерживались историки В. Н. Татищев, Г. В. Вернадский, Л. Н. Гумилёв. По мнению Л. Н. Гумилёва — казачество возникло путём слияния древнего черкесского народа касогов и смешанного народа тюрко-славянского происхождения бродниковпосле монголо-татарского нашествия [4].
Не ставя целью выявить из существующих версий наиболее верную, следует обратить внимание на то, что все исследователи указывают на «военно-служивую» составляющую всей истории казачества как бесспорный факт.
Отряд рязанских казаков в 1444 году по глубокому снегу на лыжах, вооруженный саблями и копьями напал вместе с московскими ратниками на зимовавших там татар [9, с.193]. Истории неизвестно, откуда взялся этот отряд и кто его сформировал, но вооружение казаков (сабли и копья) вряд ли можно назвать рыболовным, это оружие войны. Сопротивление, которое оказали татары, по мнению разных историков, достойно лучших времен их славы: никто из них не сдался и все они были перебиты.
Неудивительно, что одной из важнейших функций казачьей семьи и общины стала подготовка молодежи к выполнению своей главной сословной функции — несению воинской государственной службы. По свидетельству многих бытописателей казачества, празднуя появления у мальчика первого зуба, символизирующее его «отвердение» — очеловечение, родители устраивали пирушку, а родственники приносили ребенку подарки, символизирующие будущую судьбу казака-воина: патрон, саблю, стрелу, лук и др. Перед семейным пиром мальчика возили в церковь, где служили молебен Иоанну Воину, «чтобы из сына вырос храбрый казак». Весьма значимым в обряде оказывается первый постриг, приобщение к коню и оружию.
Взросление казачат было очень быстрым, и их рано включали в военную подготовку. Трехлетние мальчики уже сами ездили по двору, а пятилетние бесстрашно скакали по улицам, занимались стрельбой из лука и др. О военной подготовки маленьких казачат свидетельствует исследователь истории и культуры казачества В. Д. Сухоруков: «Многие компании молодых людей и, особенно, дети, выходили за город к палисаднику или в сады. Одни с ружьями, другие с луками и стрелами, соревновались в стрельбе. Которые помладше, разбивали лагерь из камыша, все в воинских доспехах, в бумажных шапках, с лубочными саблями, с маленькими деревянными пиками. Делился лагерь на две партии и по данному сигналу партии сходятся, сражаются; победители торжественно входят с трофеями в свой город, чтобы принять от стариков похвалу» [6, с.23].
По достижении шести лет, мальчики проходили через этап «посвящения в казаки». Исследователь Б. Н. Проценко записал со слов жительницы ст. Раздорской: «Мальчиков сажали на лошади и давали команду сделать круг. Если кто-то из них не удерживался в седле и падал, тех посвящали в казаки через год. А для мальчиков, которые проехали круг и смогли удержаться в седле, начиналось посвящение в казаки. Собиралась вся станица во главе с атаманом. Каждого мальчика сажали на коня старшие казаки, из их казачьего рода. После чего атаман надевал на наездника красную ленту с надписью: например, «казачок роду Астаховых» [6, с.25]. После этого атаман приветствовал казков-воинов, а мальчики активно включались в большинство работ, помогая взрослым. Это сельскохозяйственные работы и работа по дому. Конечно, важная работа для всех казаков — это ухаживание за собственным конем, который покупался, когда казачок переходил в подростковый возраст. Из обязанностей вне дома, мальчики-подростки считали наиболее почетной вывод коней в ночное, где зачастую проводились состязания в силе и ловкости.
В связи с тем, что казакам приходилось защищать свои землю и веру от иноземцев и воспитывать с самого детства будущих воинов, в языковом сознании казаков формируется отражение такого уклада жизни настолько крепко, что постепенно даже в бытовую среду проникают слова с военным оттенком или значением. Объектом лингвистического исследования будут диалектные слова боец, вой-казак, атаманец, боевой, амуниция и конь.
В толковом словаре Ожегова под словом боец подразумевается солдат или участник боя, но это же самое слово казаки используют для положительной характеристики человека: Ах ты, наш маленький боец. Здесь словом боец характеризуют ребенка, который отличается смелостью, подвижностью или желанием добиться своего. Этим же словом казаки характеризуют смелого, крепкого в телосложении или бойкого человека: Настоящий боец! Словом боец называли самого крупного казанка, служившего при игре в кости для выбивания других казанков с кона: В казанки играть — нужно хорошего бойца подобрать [3, c.47].
Словом вой-казак казаки хотели подчеркнуть храбрость и доблесть человека: Это был хороший вой-казак [3, c.85]. Первая часть слова вой обозначает слово побоище или война. Таким образом, видно, что настоящую храбрость и отвагу казаки отмечали именно в сражении, на войне, где человека видно насквозь.
Всем знакомое слово атаман в толковом словаре Даля определяется как выборный, старшина, голова казачьей общины, но производное от него слово атаманец имеет несколько другой оттенок. Атаманцем называли не только казака, служившего в атаманском полку, этим словом называли рослого и красивого человека: Я ходила, топотила, атаманца прихватила (плясовая песня) [3, c.26]
В словаре Ожегова читаем боевой — относящийся к ведению боя, войны или готовый к борьбе, воинственный. Но это же слово казаки могли использовать для характеристики оживленного, решительного, полного движения человека: Боевая девка! Этим же словом казаки могли охарактеризовать даже многолюдную улицу: Это боевая улица, там всегда много людей [3, с.47].
Трудно представить казака без формы с лампасами, без хорошей амуниции. В толковом словаре Даля слово амуниция это все, что составляет одежду и вооружение воина. Это слово тоже прочно вошло в бытовую жизнь не только казаков. Амуницией называли и простую домашнюю одежду: Дед, снимай свою амуницию, грязная совсем.
Отдельное место в военной мисси казаков занимает боевой конь. Конь был первым другом у казака, и на войне говорили: «Пропал бы казак, да конь вынес». Боевой конь всегда делил судьбу со своим всадником, и в этой поговорке подчеркивается важность этого животного в сражении. За конем казаки ухаживали бережно и с огромной любовью. Словом конь называли только ту лошадь, которая участвовала в боевых действиях, на ней не пахали, не задействовали в хозяйстве, потому что конь должен всегда быть наготове и в хорошей форме. В этом животном остро нуждались настолько, что слово конь вошло и в бытовую лексику. Конем казаки называли крепкого в телосложении, рослого и сильного человека: Здоровый, ну как конь. Этим же словом казаки характеризовали человека, у которого крепкое здоровье: Унего здоровье лошадиное. Есть у казаков выражение, где подчеркивается сила и подвижность человека: Старый, а конем бегает.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что военная миссия казачества — оборонять границы от врагов, защищать христианскую, православную, веру от иноземных захватчиков — наложила огромный отпечаток на языковое сознание донских казаков и прочно укоренилось в лексической составляющей разных сфер деятельности и характеристик человека.
Литература:
- Балинов Ш. О происхождении казачества. / Изд. ред. журнала «Вольное Казачество» — «Biльне Козацтво». Прага. 1931 г. — 49 с.
- Бояринов А. И. Казачество и Россия и их взаимоотношения. / Казачий информационный ресурс «Вольные черкасы». Казаки. Заметки о казаках. История. Cherkasi.zbord.ru
- Брысина Е. В., Кудряшова Р. И., Супрун В. И. Словарь донских говоров Волгоградской области / под ред. проф. Р. И. Кудряшовой. Волгоград: Издательство ВГИПК РО, 2007. Вып. 3. К-Н. 516 с.
- Гумилёв Л. Н. От Руси к России. ModernLib.Ru/История/Гумилев Лев Николаевич/От Руси до России. — 20 с.
- Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М.: Цитадель, 1998. — 11465 с.
- Лебедев А. Воинская обрядовость в семейных традициях донских казаков. Посвящение в казаки. / Образование родителей. Альманах родительского университета. Выпуск 1. Под ред. Е. С. Евдокимовой. М., Планета, 2012. — 104 с.
- Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1975.
- Ожегов С. И. Словарь русского языка. М.:1963
- Савельев Е. П., Казаки. История. Древняя история казачества т.1. Средняя история казачества т.2 Донская демократическая республика т.3
- Уде Фрайдей Эменка. Образ Африки в русском языковом сознании: Диссертация канд. филол. наук. Волгоград, 2008
