В современном демократическом обществе свобода информации выступает необходимым условием общечеловеческого прогресса. Обеспечение свободного распространения и получения информации в духовно-культурной сфере способствует развитию искусства, науки, обмену идеями, налаживанию межкультурных связей. Без свободы информации немыслимы экономические, в том числе коммерческие, отношения. Отсутствие какой бы то ни было цензуры в той же степени немаловажно и для социальной, и для политической жизни общества. Свобода информации рассматривается как неотъемлемый атрибут правового государства.
В силу своего естественного характера право на свободу информации, подразумевающее под собой свободное, то есть беспрепятственное, лишённое оков цензуры, выражение в любой форме мыслей, убеждений, их сообщение окружающим, поиск, получение и распространение информации, относится к числу основных прав человека, признанных международным сообществом. На международном уровне свобода информации легитимирована во Всеобщей декларации прав человека. Вместе с тем на практике нередки коллизии между правом на свободу информации и другими правами человека либо публичными интересами (обеспечение национальной безопасности, сохранение государственной тайны). Минимизировать число подобных конфликтов призвано ограничение свободы информации, возможное, как следует из пункта 3 статьи 19 Международного пакта о гражданских и политических правах, только в форме закона и только в необходимых пределах. Развивают указанное положение с учётом специфики общественных и правовых систем нормы региональных правовых актов, принятых на уровне интеграционных объединений и межправительственных организаций.
- Общие условия ограничения свободы информации (свободы массовой информации)
Европейская конвенция о правах человека (далее — ЕКПЧ) в качестве общих условий допустимости ограничений называет
1) установление ограничений законом;
2) необходимость ограничений в демократическом обществе;
3) соразмерность ограничений;
4) установление ограничений в общественно значимых целях, имеющих легитимные основания.
1.1. Ограничение должно быть предусмотрено законом
Понятие «закон», как следует из пункта 2 статьи 10 ЕКПЧ, понимается в широком смысле (в оригинале — “prescribed by law”). С учётом современной российской теории права и толкования этого положения Европейским судом вполне справедливым был бы перевод: «предусмотрено правом». Европейский суд применительно к данному положению с учётом разнообразия правовых систем и определения того, что является «законом» в национальном праве, выработал универсальные критерии — условия удовлетворения требованию «предусмотрено законом»:
1) существование нормы в национальном законодательстве в той или иной форме, доступной для применения к конкретному случаю;
2) норма должна быть сформулирована с достаточной степенью точности, то есть так, чтобы заинтересованные лица могли предвидеть правовые последствия своих действий и, соответственно, сообразовывать своё поведение с возможными последствиями [9].
При этом Европейский суд учитывает легальное толкование внутреннего законодательства. В частности, при определении «предусмотренности законом» нередки ссылки на практику национальных конституционных судов [10].
Конституционный Суд РФ в своей практике исходит из более определённого критерия, понимая «закон» в узком смысле, как установления законодательного органа, принятые в надлежащей процедуре и форме[1].
1.2. Необходимость ограничений в демократическом обществе
Этот критерий можно считать наиболее абстрактным, его содержание в большей степени зависит от толкования, которое будет дано Европейским судом в конкретном случае. В деле Handyside v. the United Kingdom, 1976 Суд, обратившись к лексическому толкованию, пояснил критерий «необходимости»: «хотя слово “необходимо” в смысле статьи 10 п. 2 не является синонимом слова “незаменимо”, оно в то же время не обладает гибкостью выражения “допустимо”, “обычно”, “разумно”, “целесообразно” или “желательно” и что оно подразумевает существование “неотложной социальной потребности”».
Европейский суд, в отличие от Конституционного Суда РФ, при определении «необходимости» опирается на оценку относящихся к делу фактов. При установлении тех или иных ограничений государство должно собрать доказательства наличия реальной угрозы, оправдывающей их установление. В противном случае ограничения могут быть расценены как произвольные.
1.3. Соразмерность ограничений
Соответствуют критерию «соразмерности», как следует из практики Конституционного Суда РФ, такие ограничения свободы частных лиц, которые являются не чрезмерными, а адекватными конституционно защищаемым интересам и ценностям. И, кроме того, сами ценности должны друг другу соответствовать. Например, предполагается, что нельзя ограничивать право на жизнь в целях защиты общественной нравственности.
Принцип соразмерности можно считать ключевым для определения допустимости ограничений. Являясь вместе с тем наиболее сложным для обоснования, он требует глубокого судебного исследования фактов в каждом конкретном случае. Конституционный Суд РФ в силу непосредственного законодательного положения ограничен в исследовании фактических обстоятельств[2]. По этой причине поиск баланса интересов и ценностей ставится в зависимость от социально-экономических условий, которые, строго говоря, относятся к фактам и требуют именно фактического обоснования. В этой части Конституционный Суд РФ обращается к судебному усмотрению, что составляет одну из проблем защиты конституционных прав и свобод в процедуре конституционного контроля.
1.4. Установление ограничений в общественно значимых целях, имеющих легитимные основания.
Эти основания составляют специальные условия ограничения свободы информации (свободы массовой информации). Их предлагается классифицировать в зависимости от субъекта, в защиту которого они устанавливаются:
|
в защиту государства |
в защиту общества |
в защиту частных лиц |
|
ограничения с целью обеспечения:
|
ограничения с целью:
|
ограничения с целью охраны здоровья и нравственности, защиты репутации |
2.1. Ограничение свободы информации в защиту частных лиц
Весомый объём практики Европейского суда по статье 10 ЕКПЧ относится к поиску соотношения свободы выражения мнения с правомерными целями государства по защите прав частных лиц на добрую репутацию, достоинства и неприкосновенности частной и семейной жизни. Большое значение в подобных делах придаётся защите свободы СМИ, а также принципу разграничения статусов частных лиц и политических деятелей. Последние должны проявлять большую степень терпимости к диффамации в контексте дискуссии по политическим вопросам, чем другие граждане: «Пределы допустимой критики в отношении политического деятеля как такового шире, чем в отношении частного лица. В отличие от последнего первый неизбежно и сознательно выставляет каждое своё слово и дело под пристальный контроль со стороны журналистов и широкой общественности и, следовательно, должен проявлять большую степень терпимости, особенно когда он сам делает публичные заявления, которые способны вызвать критику» [11].
Далее Европейский суд разграничивает статусы политических деятелей и судей. Судьи, как подчеркивает в своих решениях Европейский суд, играют общественно значимые функции и нуждаются в общественном доверии. На судье лежит долг сдержанности, не позволяющий ему отвечать на критику, в отличие от политика, который по природе своей деятельности должен участвовать в дискуссиях и обсуждениях. Развивая вопрос отправления правосудия, стоит напомнить о проблеме соотношения статей 6 и 10 ЕКПЧ. С одной стороны, справедливое судебное разбирательство предполагает открытость и гласность, доступ общественности, информирование которой — предназначение СМИ. С другой стороны, необходимо обеспечивать и определённые процессуальные гарантии участников судопроизводства, избежать давления общественного мнения на судей (присяжных) по делам, которые вызывают широкий общественный резонанс. В связи с этим в освещении судебных процессов могут устанавливаться определённые ограничения. Европейский суд отмечает, что журналисты должны подходить к своим обязанностям с особой тщательностью. Например, в силу принципа презумпции невиновности они должны избегать высказываний о виновности лица до решения этого вопроса судом [12].
Соотношению свободы информации — с одной стороны — и деловой репутации организаций — с другой — посвящено дело Goodwin v. United Kingdom, 1996. Согласно фабуле дела журналист опубликовал сведения, относящиеся к коммерческой тайне компании «Тетра». В ходе разбирательства в национальном суде журналист был вынужден раскрыть источник информации. Европейский суд признал нарушение гарантии защиты журналистских источников информации, хотя информация не представляла общественного интереса и компания действительно потерпела убытки в связи с распространением сведений.
2.2. Ограничение свободы информации в защиту общества
Представляется, что к целям, связанным с защитой интересов общества, следует отнести
1) цели предотвращения беспорядков или преступлений;
2) запрет распространения материалов, разжигающих расовую, национальную или религиозную рознь;
3) защиту нравственности и религиозных убеждений.
Не могут быть оправданы правом на свободное распространение информации высказывания, представляющие опасность разжигания вражды в обществе, поскольку они несовместным с фундаментальными принципами демократического общества — такими, как плюрализм, толерантность, уважение человеческого достоинства. В Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации (участницей которой является Россия) содержится требование признавать уголовно наказуемым «всякое распространение идей, основанных на расовом превосходстве или ненависти, всякое подстрекательство к расовой дискриминации, а также все акты насилия или подстрекательства к таким актам, направленным против любой расы или группы или другого цвета кожи или этнического происхождения».
В деле Engeland Others v. The Netherlands, 1976 государство-ответчик ссылалось на цели обеспечения порядка в обществе и отдельных социальных группах: «понятие “порядок”… также распространяется и на порядок, который должен поддерживаться в рамках конкретной социальной группы. Это относится и к вооруженным силам, так как беспорядки в такой социальной группе могут иметь последствия для порядка в обществе в целом».
В Постановлении по делу о проверке конституционности ФЗ «О погребении и похоронном деле» Конституционный Суд РФ сформулировал следующее положение: «Минимизация информационного и психологического воздействия, оказанного на население террористическим актом, в том числе ослабление его агитационно-пропагандистского эффекта, является одним из необходимых способов защиты общественной безопасности, нравственности, здоровья, прав и законных интересов граждан».
В части защиты религиозных убеждений Европейский суд высказывает позицию о том, что лицам, открыто выражающим свою религиозную веру, не стоит надеяться остаться вне критики. Такие лица должны проявлять терпимость и мириться с тем, что другие отрицают их религиозные убеждения и даже распространяют учения, враждебных их вере. Вместе с тем оценке подлежат способы критики или отрицания религиозных учений и убеждений. Государство может быть привлечено к ответственности, если оно не обеспечивает спокойного пользования предусмотренным статьей 9 ЕКПЧ правом всем, кто придерживается этих учений и убеждений [13].
С позиции религиозного плюрализма следует оценивать и возможные ограничения свободы слова в связи с защитой религиозных чувств отдельных групп верующих, что не исключает, однако, однозначный запрет любых высказываний, публикаций и материалов, направленных на разжигание религиозной розни или имеющих явную цель оскорбления верующих. О необходимости соблюдения осторожности, деликатности в данной сфере свидетельствуют «карикатурные скандалы», связанные с публикацией в СМИ Франции оскорбительных для религиозных чувств мусульман изображений.
2.3. Ограничение свободы информации в защиту государства
Защита государства сопряжена с обеспечением национальной безопасности и его территориальной целостности. В практике ЕСПЧ известно дело по жалобе, поданной против Турции, в связи с уголовным преследованием журналистов за политические высказывания в условиях угрозы безопасности на юге-востоке страны. Суд признал допустимым вмешательство тогда, когда в публикациях содержались прямые призывы к насилию. По факту имела место публикация редактором писем читателей, содержащих критику действий государственной власти в такой форме, которая фактически в условиях сепаратистского движения и нестабильной ситуации в регионе являлась призывами к насилию и подстрекательством к враждебности.
В одном из постановлений Конституционный Суд РФ проверил на конституционность Указ Президента РФ от 30 ноября 1994 года № 2137. Этот акт устанавливал полномочие Роскомпечати лишать аккредитации журналистов, работающих в зоне вооружённого конфликта, за передачу недостоверной информации, пропаганду расовой или религиозной неприязни. Из Указа следовало, что оценка деятельности журналистов осуществляется в административном, то есть внесудебном, порядке. Конституционный Суд РФ пришёл к выводу: подобное ограничение есть не что иное, как форма введения цензуры, что явно противоречит как Конституции РФ, так и действующему законодательству.
Защите интересов государства служат ограничения, признаваемые допустимыми для защиты и поддержания авторитета судебной власти. В рамках защиты судебной системы можно выделить
1) «процессуальные» гарантии — связанные с обеспечением нормального хода судебного разбирательства, в том числе и в информационном аспекте освещения в СМИ;
2) «материальные» гарантии — связанные со статусом судей и авторитетом судебной системы в целом.
В связи с защитой процессуальных прав обвиняемого (права на квалифицированную юридическую помощь и права пользоваться услугами адвоката на всех стадиях уголовного судопроизводства) Конституционный Суд РФ проверил нормы Закона РФ «О государственной тайне», на основании которых обвиняемому было отказано в привлечении выбранного им адвоката из-за отсутствия у него допуска к сведениям, составляющим государственную тайну. В Постановлении от 27 марта 1996 г. № 8-П Суд констатировал противоречие такой практики гарантиям процессуального статуса обвиняемого и права на защитника принципам состязательности в уголовном процессе, несоразмерность такого ограничения целям защиты государственной тайны (признав вместе с тем правомерными такие меры, как проведение закрытого судебного заседания, ответственности участников за разглашение сведений).
Критика судей была предметом рассмотрения Европейского Суда в деле De Haesand Gijsels v. Belgium, 1997. Согласно фабуле дела журналисты-заявители были привлечены к гражданско-правовой ответственности за несколько опубликованных статей с резкой критикой и обвинениями судей Апелляционного суда Антверпена в пристрастности при рассмотрении конкретного дела. В своём решении ЕСПЧ признал нарушенными предусмотренные статьёй 10 ЕКПЧ права заявителей, подтвердив особую роль СМИ в демократическом обществе — в том числе и при освещении судебных процессов, особенно если эти процессы имеют общественное значение.
Литература:
1. Всеобщая декларация прав человека
2. Международный пакт о гражданских и политических правах
3. Конвенция Совета Европы о защите прав человека и основных свобод
4. Конституция Российской Федерации
5. Зорькин, В. Д. Комментарий к Конституции Российской Федерации / под ред. В. Д. Зорькина. — 3-е изд., пересмотр. — М.: Норма: ИНФРА-М, 2013. — 1040 с.
6. Сальвиа, М. Прецеденты Европейского суда по правам человека: судебная практика с 1960 по 2002 г. /М. Сальвиа; науч. ред. Ю. Ю. Берестнева; пер. с фр. А. А. Жуковой, Г. А. Пашковской; Ассоциация Юридический центр. — СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. — 1072 с.
7. Тузмухамедов, Б. Р. Международное право: учебник / отв. ред. Б. Р. Тузмухамедов. — 4-е изд., перераб. — М.: ИНФРА-М, 2014. — 576 с.
8. Туманов, В.А., Энтин, Л. М. Комментарий к Конвенции о защите прав человека и основных свобод и практика ее применения / под общ. ред. В. А. Туманова и Л. М. Энтина. — М.: Издательство НОРМА, 2002. — 336 с.
9. Margareta and Roger Andersson v. Sweden, ECtHR, 1992
10. Tolstoy Miloslavsky v. the United Kingdom, ECtHR, 1995
11. Casado Coca v. Spain, ECtHR, 1994
12. Vogt v. Germany, ECtHR, 1995
13. Oberschlick v. Austria, ECtHR, 1991
14. Worm v. Austria, ECtHR, 1997
15. Kokkinakis v. Greece, ECtHR, 1993
[1] В частности, в Постановлении от 18 февраля 1997 г. № 3-П Конституционный Суд – применительно к налоговой сфере – признал «законно установленными» те налоги и сборы, которые установлены федеральным законом, в предусмотренном законом порядке и введены в действие в соответствии с действующим законодательством.
[2] Например, статья 86 ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации»
