Художественное воплощение буддийских идей в произведениях И.А. Бунина



Среди различных верований, которые в той или иной степени были созвучны религиозному сознанию Бунина и отражались в его творчестве, выделяется буддизм, выразивший внутреннюю потребность Бунина в преодолении беспокойства, присущего смертному человеку в необъятном мире. Многие понятия буддизма по-своему трансформируются в творческом мировосприятии Бунина и часто переходят на страницы его произведений.

Интерес к Востоку и восточным религиям — характерная черта духовной жизни эпохи рубежа ХIХ-ХХ веков. Буддизм входил в сознание творческой интеллигенции как возвышенное учение о карме и освобождении. Среди крупных буддологов, современников Бунина, были Ф.И. Щербацкий, С. Ольденберг и О. Розенберг. На рубеже веков появляются и переводы буддийских текстов, многие из которых были хорошо знакомы читательской аудитории. По мнению исследователя буддийской тематики в творчестве писателя Т.Марулло, «Бунину были известны по крайней мере две из этих работ: первая — «Записки о буддийских царствах: рассказ китайского монаха Фа-Сяня о его путешествиях по Индии и Цейлону (319-414 гг. н. э.) в поисках книг, излагающих буддийское учение». Фа-Сянь был первым китайским путешественником, объездившим всю Индию, включая священные буддийские места. Бунину также была известна и другая, более значительная работа — «Сутта Нипата», один из самых ранних текстов палийского канона буддизма. «Сутта Нипата» пользовалась наибольшей популярностью у русских читателей и часто цитировалась и обсуждалась интеллигенцией (включая Бунина) в предреволюционные годы» [1, с. 17].

Интерес Бунина к буддизму во многом обусловлен влиянием Льва Толстого, мировоззрение которого было склонно к приятию буддийских идей. Толстой, как известно, составил небольшую брошюру под названием «Будда», выдержавшую впоследствии несколько изданий. Осмыслению толстовского взгляда на буддизм посвящено, в частности, зрелое произведение Бунина «Освобождение Толстого» (1937).

Поездка Бунина в Индию и на Цейлон в 1907 году и следующая на Цейлон в 1911 году укрепили немалый интерес писателя к буддизму. Бунина восхищала «осязаемость» древних легендарных мест, их таинственный дух и экзотическая красота. «Дорогой Алексей Максимович, — писал он Горькому в 1911 году, — много чудесных писем собирался я послать Вам с Цейлона, — рассказать Вам хоть сотую часть того восхитительного и одурманивающего, что видели и чувствовали мы» [2, с. 59-60]. Особую увлеченность писателя буддийскими идеями наблюдали и его современники. Так, Б.Зайцев замечал, что Бунин чувствовал мир с «неким азиатско-буддийским оттенком. Будда был ему чем-то близок» [3, с. 230-231].

Веяния буддизма несут на себе многие произведения Бунина («Братья» (1914), «Город Царя Царей» (1924), «Ночь» (раннее название «Цикады», 1925), «Освобождение Толстого» (1937) и др.). Одним из наиболее характерных является рассказ «Братья». Здесь Бунин обращается к буддийскому учению об «освобождении», предусматривающему отвержение земной жизни, средоточия обмана, путем уничтожения желаний, полного отказа от личностных начал, растворения их в мировом Всеединстве.

Буддийский мир на Цейлоне, где происходит действие рассказа — это мир, представляющий личность и личностное существование великой бедой и источником страданий. И хотя герои рассказа, туземец рикша и колонизатор-англичанин, резко социально и духовно контрастны, их соединяет общая участь — неизбежность страдания как следствие потребности жить личным. Находясь в атмосфере Цейлона, даже англичанин, носитель сугубо индивидуалистического сознания, склоняется к этому выводу. «Будда, — говорит он, — как все великие религиозные учители, понял, что значит жизнь личности <…> — и ужаснулся священным ужасом. Мы же возносим нашу Личность превыше небес, мы хотим сосредоточить в ней весь мир» [4, т. 4, с. 129].

Но содержание рассказа не сводится к буддийским постулатам. Он по-своему многозначен. Наряду с представлением об иллюзорности как свойстве всякой жизни, в рассказе противопоставлены порочная и ущербная жизнь цивилизованного общества с жестокими законами отчуждения и «живая жизнь», как «достояние детски-невинных непробужденных сознаний» [5, с. 212], утверждающая связь человека с миром. В духе буддийской мудрости сближены основные герои рассказа — англичанин и рикша-сингалез. Но не менее важно их противопоставление. Бунин далек от предписанного Буддой осуждения рикши и его семейства как жертв любви (друг к другу и к женщине) — любви, которая всегда «неразумна», ибо приводит к страданию. Напротив, драмы их жизни запечатлены с глубоким сочувствием.

По мысли Т.Марулло, «глубокий покой и оптимизм, обретенные Буниным в его раздумьях над историей рода и культурой, побуждали его продолжать следование по цепи и Пути возврата к предыстории, раю, нирване» [1, с. 27]. Но находим ли мы в произведениях Бунина «глубокий покой и оптимизм»? Жизнелюбие — несомненно, во многом определяет его философский взгляд на человеческое существование, но в сложном соединении с ощущением трагизма и невозможности обретения счастья и покоя.

В произведениях Бунина 1910-х годов появляются герои, которые весьма неоднозначно относятся к буддийскому учению. Так, в рассказе «Соотечественник» (1916) переживание героем буддизма трагично, а сам буддизм назван «ужасающим в своей непреложной мудрости учением» [4, т. 4, с. 248]. В рассказе того же года «Сны Чанга» звучит мотив внутреннего спора: «Разве глупее нас с тобой были все эти ваши Будды, — размышляет герой, — а послушай-ка, что они говорят об этой любви к миру вообще и ко всему телесному», о «Пути всего сущего, коему не должно противиться ничто сущее. А ведь мы поминутно противимся ему, поминутно хотим повернуть не только, скажем, душу любимой женщины, но и весь мир по-своему! <…> Уж очень я жаден до счастья и уж очень часто сбиваюсь: темен и зол этот путь или же совсем, совсем напротив?» [4, т. 4, с. 221-222].

Бунинское отношение к буддизму, в целом, сходно с его отношением к другим религиям. В буддийской мудрости писатель воспринимал те стороны, которые были близки его внутреннему миру, становясь при этом реальным, хотя и далеко не исчерпывающим, содержанием его мыслей и чувствований, но не образом жизни.

«Да, они были когда-то, эти святые города. <…> Но давно уже — / Паук запутал паутиной царские входы, / И ночная сова кричит на башне Афразиаба <…>» [4, т. 4, с. 18-19]. Эта цитата из «Тени птицы» (1907-1911), посвященная исламу, характерна для понимания общего отношения Бунина к «святым местам» с навсегда утраченным образом жизни, но оставшейся памятью о некогда воплощенной в земную оболочку мудрости и истине. Созерцая остатки древних святынь, писатель проникается их духом.

Нечто подобное встречаем и в одном из «буддийских» рассказов «Город Царя Царей» (1924), в котором Бунин ставит проблему жизни и смерти в истории. Писатель пытается соотнести жизнь бытовую и жизнь историческую, смерть как конец земной жизни человека и смерть историческую.

В рассказе предстает Цейлон с его древней столицей. Повествование насыщено особой символичностью. Анарадхапура выступает как символ святости буддийского мира, средоточие его святынь. Священное дерево Бо — символ просвещения, т. к. под ним Будда познал истину. Царь Тисса, некогда выделивший лучший участок в столице для посадки этого дерева, затем «посвятил весь остаток своей жизни на мысли и дела благочестия, на то, чтобы сделать Анарадхапуру как бы престольным городом самого Будды, и на всяческое украшение, достойное ее славы и святости» [4, т. 4, с. 410]. Прошли века, минули тысячелетия, и теперь Анарадхапура — «маленькое и глухое лесное селение, через которое пролегает единственная улица, вернее, дорога под вековыми деревьями, еще сохранившая древнее название: Священная Улица» [4, с. 411]. Священная страна предана забвению. Символом забвения предстает одинокая черная статуя Будды, улыбающегося «грустно-насмешливой улыбкой» [4, т. 4, с. 413]. И опять — гибнет покорная забвению материальная культура, но остается жить мудрость. Иногда может показаться, что писатель полностью принимает ее. Но она, как уже сказано, не поглощала его целиком. И. Одоевцева вспоминала слова Бунина: «Если бы я опять мог, как тогда, проникнуться всем этим, не так тяжело было бы, мне кажется» [6, с. 406].

Буддийская мысль о преобладании страдания в жизни близка Бунину, как и ощущение бренности человеческого бытия, как и конечная идея «освобождения». Вместе с тем Бунина устрашала не столько идея преобладающего страдания, сколько потеря самой способности упиваться радостью бытия, как и страдать (англичанин в рассказе «Братья»). При всей захваченности буддийским учением, он остался предан и другой высшей мудрости, запечатленной в земной красоте, что, например, так пронзительно выражено в финале рассказа «Цикады»: «Но вот опять, этот вздох, вздох жизни, шорох накатившейся на берег и разлившейся волны, и за ним — легкое движение воздуха, морской свежести и запаха цветов. <…> Я иду по песку и сажусь у самого края воды и с упоением, сладострастно погружаю в нее руки, мгновенно загорающиеся мириадами светящихся капель, несметных жизней… Нет, еще не настал мой срок! Еще есть нечто, что сильнее всех моих умствований. Еще как женщина вожделенно мне это ночное лоно… Боже, оставь меня!» [4, т. 5, с. 410]. Отвлечься от ужаса смерти писателю позволяет буддийская идея «освобождения», но пока продолжается жизнь и способность чувствовать ее — пусть она радует всеми своими возможностями.

Тем не менее, буддийская тематика сохраняется и нарастает к концу жизни писателя: он острее ощущает проблему смерти и отчетливее возникает идея «освобождения» в буддийском духе.

Так, в произведении «Освобождение Толстого» (1937) Бунин рассматривает Толстого, в первую очередь, под знаком его отношения к смерти. С одной стороны, смерть как «освобождение» представлена в качестве мерила, выявляющего подлинную сущность жизни человека, с другой стороны — как «освобождение», в конечном счете, от смерти буквальной, смерти как таковой. Характерно, что «Освобождение Толстого» начинается с цитаты, взятой из буддийской мудрости («Отверзите уши ваши: освобождение от смерти найдено» [4, т. 6, с. 22] — этим как бы задается тон всему произведению. Близкое буддийскому восприятие жизни отвечает названию и является, по Бунину, доминирующим у Толстого. Подобное восприятие захватило и Бунина, оставаясь вместе с тем достаточно сложным.

Заметим, что в «Освобождении Толстого» (как и в других сочинениях) писатель соединяет буддийские и христианские взгляды. Буддийские мысли и цитаты он ставит раньше евангельских. Но при этом его глубоко привлекают многие стороны христианского учения, как и других религий, в которых, как и Толстой, он выделяет прежде всего философскую и нравственную стороны, полагая, что именно здесь возможны широкие обобщения на основе сближения духовных источников. Для Бунина важна религиозная древняя мудрость в ее совокупности, она служит опорой для постановки бытийных вопросов. Так, он обосновывает предсмертный поступок Толстого — уход из дома — словами буддийской мудрости: «Если вы будете поступать сообразно поучениям, то через малое время получите то, ради чего благородные юноши уходят с родины на чужбину, получите высшее исполнение священного стремления» [4, т. 6, с. 22], а вслед за тем сразу же замечает, что «Христос тоже звал «с родины на чужбину»: «Враги человеку домашние его… Кто не оставит ради Меня отца и матери, тот не идет за Мной» [4, т. 6, с. 22].

Антиномичность толстовского взгляда на жизнь и конечная неразрешенность проблемы бытия при глубоком в нее погружении вполне отвечают бунинским исканиям. «<…> Бунина непрестанно тянет заглянуть за горизонт жизни <…>. Он стремится решать для себя вечные, «первородные» проблемы, которые неотступно тревожат его» [7, с. 92-93]. И он, и Толстой — это люди, «одаренные великим богатством восприятий, полученных ими от своих бесчисленных предшественников, чувствующие бесконечно далекие звенья Цепи». Они счастливы, но раздвоены: «<…> мука и ужас ухода из Цепи, разлука с нею, сознание тщеты ее — и сугубого очарования ею» [4, т. 6, с. 50]. В этих словах — одна из основных сторон мировоззрения Бунина.

Литература:

1. Томас Гайтон Марулло. «Если ты встретишь Будду…» Заметки о прозе И.Бунина. Екатеринбург, 2000.
2. Письмо Бунина Горькому от 11 апреля 1911 года // Горьковские чтения, 1958-1959. М., 1961.
3. Михайлов О.Н. И.А. Бунин. Жизнь и творчество. Тула, 1987.
4. Бунин И.А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1993-2000.
5. МальцевЮ. ИванБунин. Frankfurt / Main — Moskau, 1994.
6. Одоевцева И. На берегах Сены // Русский альманах. Париж, 1981.
7. Михайлов О.Н. Жизнь Бунина. «Лишь слову жизнь дана…». М., 2002.