Двойственная роль неформальных институтов в общественном развитии и проблема их эволюции



В общем плане необходимость трансформации институциональной системы определяется её ролью в общественном развитии. Основываясь на определении институтов основоположников институциональной экономики — Веблена [1], Коммонса [2], а также, учитывая, что и современные институционалисты — Ходжсон [3], Фуруботн, Рихтер [4], Уильямсон [5], Норт [6], Нельсон, Уинтер [7] и др.) придерживаются этой же их трактовки, правомерно рассматривать его как каноническую.

В институциональной экономике институты определяется как совокупность поведенческих норм, которые обладают координирующими, табуирующими, стимулирующими функциями вданномсоциуме. Они образует систему правил, по которым «играют» существующие институции (организации). Эти правила включает разные по происхождению и содержанию институты и механизмы их защиты, которые в различных формах принуждают или стимулируют индивидов учитывать их при принятии решений. При существующих различиях в междисциплинарных подходах к определению роли институциональной системы в развитии общества, можно констатировать, что представители различных общественных дисциплин считают, что она выступает фундаментом общественного развития, и поэтому играет ключевую роль в этом процессе [8]. Эта её роль выражается в том, что институциональная система структурирует социальные отношения, как внутри самих институций (организаций), так во внешней по отношению к ним социальной среде. Их институциональная структуризация осуществляется различными способами.

Во-первых, через информационный и координирующий потенциал: существующая система поведенческих норм снижает уровень неопределённости и увеличивает возможности координации действий между акторами.

Во-вторых, посредством влияния институтов на характер их поведенческих мотиваций.

В-третьих, путём запуска механизмов принуждения, которые сдерживают или блокируют тенденцию к отклонению от институционализированных поведенческих норм.

Очевидно, что процесс цивилизационной динамики в принципе невозможен без тотального обновления всей институциональной системы. Учитывая, что в России осуществился переход к рыночному хозяйству, вывод о необходимости трансформации её институциональной системы, к которому пришли и российские практики и учёные, не является в настоящее время предметом научной дискуссии. Но за фасадом этого общего согласия до сих пор существуют острые разногласия по некоторым частным, но принципиально значимым конкретным аспектам поставленной проблемы. В данной статье внимание концентрируется на анализе важной составляющей институциональной системы — неформальных поведенческих нормах конкретного общества. Необходимость научного осмысления этого вопроса вызвана, с одной стороны, актуальностью его практического решения для современной России. С другой, недооценкой (вплоть до игнорирования) той роли, которую играют неформальные институты в формировании поведенческих мотиваций общества, а также острой и длительной дискуссией относительно природы этих норм, возможности их эволюции, и в случае её признания, механизма эволюционного изменения.

Наиболее последовательно отрицание роли неформальных норм и в формировании поведенческих мотиваций характерно для сторонников концепции экономического империализма. Возникнув в 60-е годы ХХ века в рамках новой институциональной экономической теории [9], эта концепция позднее получила признание у современных сторонников неклассической теории.

Доказывая правомерность своей позиции, неоклассики оперируют моделью «экономического человека», которая абсолютизирует роль экономического интереса, и экономическую рациональность как принципов, определяющих поведение каждого индивида, его выбор в любой сфере деятельности врыночном обществе.

Если учесть, и сохраняющееся господство неоклассической теории в экономической науке, и её притязания на междисциплинарное значение модели «экономического человека», то, очевидно, что эта позиция не может не оказывать влияния на политику, связанную с решением проблемы трансформации институциональной системы [9].

Поэтому важно подчеркнуть, что неклассическая поведенческая модель критически воспринимается представителями различных дисциплин: социологами [10], институционалистами [11] и современными сторонникам Т. Веблена [12], социальными психологами [13], историками экономической мысли [14],экономистами [15], философами [16], культурологами [17]. Научные достоинства этой критики несомненны.

По-нашему мнению, и системный, и междисциплинарный критический анализ неоклассической методологии неоклассиков дан в работе главы школы современных последователей Т. Веблена (первопроходца в области институционализма) английского институционалиста Д.Ходжсона [23]. Убедительно доказывая научную несостоятельность неоклассической рационально-инструментальной поведенческой модели, он «…опирается на многообразные традиции других наук, а именно социологии, политологии, антропологии, психологии, и философии» [24]. Подробная критика неклассической модели «экономического человека в работе Ходжсона выходит за рамки нашего исследования. В данном случае целесообразно рассмотреть его позицию относительно неформальных норм, которые он (как и Веблен) включает в институциональную систему, подчёркивая, что «…мышление, которое носит лишь частично осознанный характер, играет весьма важную роль во всех видах человеческой деятельности. В большинстве случаев имеет место как сознательные, так и бессознательные истоки человеческой деятельности» [25].Человеческая деятельность нередко опирается на привычки, которые «… по самой своей природе несовместимы с полностью сознательным, рациональным выбором» [26]. Против стремления неоклассиков рассматривать привычки в качестве одного из вариантов стандартной функции предпочтения, Ходжсон выдвигает целый комплекс аргументов. В частности, несоответствие такой их интерпретации привычному значению самому понятию привычек, отвечающему здравому смыслу, а главное — несовместимость самой природы привычек с сознательным рациональным выбором. Не отрицая, что возникновение привычек может быть результатом как несознательного, так и сознательного выбора, Ходжсон подчеркивает, что безотносительно к их изначальному происхождению, повторяющиеся действия «… со временем закрепляются в виде привычек и устраняются из сферы человеческого разума» [27].

Пристальное внимание Ходжсона к привычкам имеет непосредственное значение для понимания неформальных поведенческих норм. Укорененные привычки в конечном итоге превращаются в обычаи и традиции, которые, получая гражданство в конкретном социуме, т. е. становясь общепринятыми типами поведения, превращаются в институты или в неформальные поведенческие нормы.

Следующий шаг в исследовании неформальных норм связан с выяснением природы институализированных традиций и обычаев социума. В работах институционалистов (Веблена, Ходжсона, Нельсона и др.) подчёркивается их зависимость от культуры общества. Она, во-первых, обосновывается теорией познания, согласно которой «познание всегда является всегда культурно-специфическим. Благоприобретённая понятийная схема отражает нашу культуру и наследуемые социальные нормы и правила» [28].Во-вторых, зависимостью институциональных моделей от морали и нравственности. Правомерность вывода Т.Парсонса о том, что «…чтобы институциональные модели существовали, они должны быть подкреплены нравственным чувством большей части членов общества» [29]. Если учесть, что нравственность, мораль — это феномен культуры, то она, в конечном счёте, и определяет и характер институционализированных традиций и обычаев, свойственных социуму.

Такая культурологическая трактовка происхождения этих институтов получила и философское обоснование. Она основана на ценностном подходе к понятию культуры. Научная правомерность его убедительно доказана авторами новой философской теории исторического развития- синергетического историзма [30].

Они, во-первых, рассматривают культуру как систему ценностей инавыков по их производству ипотреблению, присущую данному социуму. Во-вторых, связывают её с идеалом(идеалами), который выступает «в качестве социального стандарта ценности, её канона, своего рода души культуры». Соответственно, социокультурные ценности — это ценности, присущие культуре социума, в которых реализуется идеал (идеалы) в материальной и идеальной (идеологической, духовной) формах. Духовное содержание социокультурных ценностей выражает смысл, цели, каноны, диктуемые этими идеалами, которые фиксируются и закрепляются первоначально в неформальных поведенческих нормах. Эта их содержательная характеристика поддерживается в настоящее время и российскими экономистами [31].

Между формальными и неформальными институтами существует жесткая взаимозависимость. С одной стороны, принятие обществом новой системы правовых норм, укорененность в обществе в большой степени зависит от уровня их сопряжённости с присущими ему традициями и обычаями. Ни самые жёсткие санкции, направленные против нарушителей закона, ни введение различных мер, стимулирующих их исполнение, не могут сделать общество законопослушным, если вводимая система правовых норм с ними не стыкуется. С другой стороны, и процесс обновления неформальных норм зависит от характера вводимых в обществе норм формального права и от характера их применения.

Стоит обратить внимание на противоречивое влияние неформальных институтов на историческую динамику. Восприятие обществом исторических инноваций в большой мере определяется уровнем устойчивости неформальных норм, господствующих на предыдущей стадии развития. Эта устойчивость определяется самой природой институализированных традиций и обычаев, их культурно-идеологическим основанием конкретногосоциума. Разумеется, неправомерно абсолютизировать ригидность неформальных норм. Но, очевидно, что процесс перехода общества к иным социокультурным ценностям не может быть, таким же одномоментным, как внедрение в общество норм формального права. Смена неформальных норм невозможна без полного обесценения старых и появления новых идеалов иих восприятием обществом. Поэтому умирание господствующих в обществе идеалов, исчерпание их прагматического значения не синхронизируется по времени с изменением социокультурных ценностей, закреплённых в традициях, обычаев, привычках, стереотипов поведения, даже, если они и иррациональны с точки зрения требований исторической динамики. Этот феномен зависимости траектории исторического развития от прошлого (впервые открыт американским институционалистом Вебленом и обоснован его современными последователями [32]. Он объясняет, почему в определённых условиях, неформальные нормы могут не только создавать благоприятные условия для исторической динамики, но и тормозить или даже блокировать ее.

Обратимся к проблеме неформальных институтов в современной России. Приведённые данные (таблица 1) дают основание сделать вывод о том, что в России, как и в других постсоциалистических странах, во-первых, уже обозначилась тенденция к размыванию традиционных для неё социокультурных ценностей о чём свидетельствует весомая доля респондентов, которые по своим ценностным установкам относятся к промежуточному второму классу. Во-вторых, размывание традиционных ценностей очень слабо отражается на динамике третьего класса, который преобладает в высоко и среднеразвитой рыночной экономике. Его доля в постсоциалистических странах составила только 5 %, а в России ещё ниже — 3 % от общего числа, включённых в социологический опрос. В- третьих, характеристики ценностных ориентаций каждого из класса свидетельствуют о существовании качественного ценностного разрыва между постсоциалистическими и более развитыми странами и, соответственно, о неадекватности неформальных институтов.

Конкретизируя тормозящие влияние ценностной структуры российского общества на процесс цивилизационного перехода, необходимо обратить внимание на следующее обстоятельство.

Таблица 1

Распределение населения четырёх групп европейских стран по ценностным классам (в%% кчислу респондентов вкаждой группе стран)

Группы стран	Доля 1-го класса (властная иерархия)	Доля 2-го класса (ни иерархии, ни инициативной автономии)	Доля 3-го класса (инициативная автономия)
Скадинавские	10	22	68
Западные	18	40	42
Среднеземноморские	40	37	23
Постсоциалистические	53	42	5
Россия	50	46	3

(Таблица составлена по данным: В. Магун, М. Руднев. Ценностная геторогенность европейских стран: типология по показателям Р. Инглхарта [33]. В источнике использованы эмпирические данные по 43 европейским странам, собранные в по 43 европейским странам, собранные в 2008–2010 гг. в ходе 4-го раунда Европейского исследования ценностей.)

Подчёркивая значимость неформальных норм в историческом развитии, необходимо остановится на концепции культурно-исторического фатализма. Её сторонники в России абсолютизируют устойчивость социокультурных установок её населения в исторической перспективе. Такая позиция имеет давнюю традицию и отражает взгляды представителей и различных научных дисциплин, а внутри их — и различных школ и направлений. Одни её сторонники стремятся доказать необходимость ориентироваться на традиционные для России социокультурные ценности особым путём её развития, и. соответственно, принципиальной чуждостью для россиян их варианта, в реализовавшегося в развитой рыночной экономике. Другие, ссылаясь на сегодняшнюю ситуацию и на прошлый исторический опыт неудачного реформирования российского общества, делают вывод об абсолютной социокультурной ригидности, присущих ему традиционных социокультурных ценностей. По нашему мнению, неправомерность представителей первой позиции определяется, прежде всего, со стремлением абсолютизировать особенности ментальности россиян, с одной стороны. С другой — отрицанием общности ценностных установок, присущих рыночной цивилизации на конкретных стадиях её развития. Нельзя согласитьсяис теми, кто культурный фатализм связывает с особой устойчивостью в Россиифеномена зависимости от прошлого.

Во-первых, потому, что эта точка зрения противоречит историческим реалиям. Сошлёмся в связи с этим на известного российского этнолога Э.Паина, который считает, что «…и доперестроечная история России, и современный этап её развития, свидетельствуют о том, что концепция культурно-исторического фатализма противоречит реальности. Нет, очевидно, необходимости доказывать, что индустриализация повсеместно, в том числе, и в России, наглядно показала универсальный характер демографического перехода, который не только сам по себе свидетельствует об изменении культурных традиций. Он вызвал и другие процессы (переход от патриархальной семьи к малой, от сельского населения преимущественно к городскому), которые означали радикальное изменение всей системы этических норм; при этом следует учесть, что речь идёт лишь об одном из фрагментов модернизации» [34]. Этот вывод Э.Паина подтверждается и данными о происходящих в России процессов размывания традиционных ценностей (см. данные таблицы 1) Во-вторых, научная уязвимость представителей второй позиции определяется отсутствием её теоретического обоснования.

Целостное теоретическое осмысление проблемы эволюции неформальных институтов пока отсутствует. Но в рамках отдельных научных дисциплин и конкретных теорий исследуется различные аспекты этой проблемы. Поэтому междисциплинарный её анализ представляется наиболее перспективным. Он позволяет наиболее полно исследовать причины, механизмы изменения социкультурных ценностей, факторы, которые оказывают на динамику. Заслуживает прежде всего, внимание философская трактовка их эволюции в рамках теории синергетического историзма [35].

С точки зрения сторонников синергетического историзма общезначимый (социальный) идеал выражает интересы конкретного социума, общность которых основана на присущих ему реальных противоречий. Но, учитывая, что сам идеал — это субъективное представление о должном, он всегда имеет две стороны: прагматическую и утопическую. Умирание общезначимого идеала, по мнению сторонников этой теории, связано, с исчерпанием его прагматического потенциала.

Именно поэтому каждый идеал последовательно проходит стадии зарождения, распространения и реализации и, по мере исчерпания прагматического потенциала, приходит к своему упадку. Старея идеал теряет свою прагматическую значимость в данном обществе, одновременно возникают альтернативные ему идеалы и соответствующие им социокультурные ценности, т. е. идёт процесс диверсификации идеалов социума и, соответственно, социокультурных ценностей, а их совместное сосуществование размывает присущие старому идеалу поведенческие нормы. Общество, таким образом, погружается в идеологический хаос (культурный кризис).

Его временные рамки совпадают с периодом движения общезначимого идеала к упадку, поэтому он достигает высшей точки в условиях, когда старый идеал полностью себя изживает. В процессе диверсификации идеалов, c развитием которого общество погружается в идеологический хаос, создаются условия для формирования нового интеграционного социального идеала.

Во- первых, потому, что этот хаос расчищает «площадку» для его экспансии; во- вторых, в связи с тем, что он способствует появлению харизматического лидера, который, опираясь на обновленную институциональную систему, содействует распространению и реализации нового интеграционного идеала.

Таким образом, идеологический хаос — обладает креативной силой. В ходе его развития и происходит процесс самоорганизации идеалов: формируется новый идеал, альтернативный старому. Очевидно, что самоорганизация идеалов не означает, этот процесс носит исключительно стихийный характер.

Распространение социального идеала невозможно без харизматического лидера. Во-вторых, сам выбор интеграционного социального идеала определяется, в конечном счёте, соотношением сил различных социальных слоёв в данном обществе, в данное историческое время.

Принимая в целом эту концепцию, необходимо внести в неё некоторые коррективы и дополнения. Они касаются, во-первых, вопроса о рационалистическом отношении к идеалу. Очевидно, судьба идеала зависит от сложного комплекса факторов. Несомненно, на неё влияет его реальный прагматический потенциал, включая и социальный радиуса его восприятия. Но вряд ли правомерно абсолютизировать сугубо рационалистическое отношение к нему социума — позиция характерная не только для сторонников теории синергетического историзма. Её разделяют и представители новой институциональной экономической теории и в определённой мере — социологи. Показательно, что такой авторитетный представитель НИЭТ как Д. Норт, утверждает, что приятие той или иной идеологии зависит исключительно от цены, которую человек должен платить за свою к ней приверженность [36]. Но, очевидно, что отношение общества к конкретному идеалу определяется не только его прагматической значимостью, а целым комплексом факторов. Утопическая сторона идеала во многом определяет не только рациональное, но и эмоциональное его восприятие. Поэтому, очевидно, поворот общества к новому социальному идеалу в немалой степени определяется эффективностью способов его метафоризации и использования иных форм его влияния на человека на подсознательном уровне. Большую роль в его судьбе играет и качество человеческого капитала: степень доверия к властным структурам, готовность общества к обучению, его инновационно-трансформаторский потенциал. Поэтому приверженность общества к отживающему идеалу и соответствующих ему социокультурных ценностей сохраняется у определённых слоёв общества даже, когда это не только не приносит очевидной выгоды, но и обходится для них достаточно дорого.

На более конкретном уровне проблема изменения институционализированных традиций и привычек исследуют институционалисты — «вебленовцы». В своё время Веблен, уподобляя их генам, способность передаваться по наследству, в то же время не отрицал возможность их эволюции. В выдвинутой им теории кумулятивного процесса (которая в наши дни осовременена его последователем Ходжсоном) доказывается, что в процессе реализации поставленных целей меняется и сам человек и подчёркивается неизбежная непрерывность этого процесса.

На ещё более конкретном уровне проблема эволюции неформальных институтов рассматривается социологами, этнологами, культурологами [37]. Это выражается и в использовании социологических опросов, характеризующих социокультурные установки социума и их динамику за определённый период времени, и в конкретизации как факторов, которые влияют на их эволюцию, так и её основных инструментов. Таким образом, социокультурные ценности постоянно воспроизводятся и расширяют ареал своего распространения [39].

Но, очевидно, что механизм эволюции социокультурных ценностей не влияет на её содержание. Оно непосредственно определяется типом формирующихся в обществе в процессе его трансформации социальных практик, содержательнымхарактером образования, искусства, их востребованностью обществом идоступностью для его членов. Закономерно поставить вопрос о причинах, торможения эволюции процесса социокультурных ценностей в современной России. Очевидно, оно вызвано комплексом разнопорядковых факторов. В порядке первого приближения их можно разделить на две группы. К первой группе относятся общие факторы для всех стран, осуществляющих цивилизационный переход. Замедленность эволюции, во-первых, предопределена закреплением социокультурных ценностей, на подсознательном уровне.

Поэтому в новых условиях, несмотря на их иррациональность, устойчивая приверженность к ним может сохраняться у определённых групп социума длительное время. Действие этого фактора в России особенно ощутима из-за значительных качественных различий ценностных ориентациях, присущих российскому обществу на исходном уровне его цивилизационного его развития и их принципиально новому варианту на последующей стадией исторической динамики.

Вторая группа факторов, определяющих специфику эволюции неформальных поведенческих норм в России, связана с интенсивным разложением официальных идеалов советского периода, задолго до начала перестройки и растущей уже тогда преимущественной ориентацией на материальные ценности. Поэтому переход к рынку совпал с формированием в России особого общества потребления, для которого на первый план для большинства населения выдвинулось удовлетворение элементарных материальных потребностей. Ставка на стихийное изменение новой ментальности общества исключительно под воздействием рынка, неэффективность правовой системы, низкий уровень знаний общества о законах развития рынка и дефицит гуманитарного образования, растущие разрывы в имущественном положении россиян — всё это способствовало и усилению потребительских тенденций среди россиян, и растущей дифференциации идеалов, и отторжению определённой их части от ценностей рыночного общества.

Разумеется, данная классификация несовершенна и неполна. Её назначение — показать возможное многоразличие факторов, которые могут влиять на динамику ментальности общества, и обосновать таким образом необходимость поисков возможных способов влияния на её эволюцию, в частности, в России.

Литература:

1. Веблен Т., Теория праздного класса, М., 1984
2. Commons J. R. Institutional Economics, New York, 1934
3. Ходжсон Дж., Экономическая теория и институты, изд. М,: Дело,2003.
4. Фуруботн Э., Рихтер Р., Экономическая теория и институты, СПб.2003.
5. Уильямсон О., Экономические институты капитализма, СПб, 1996
6. Норт Д, Институты, институциональные изменения и функционирование экономики, Москва,1997
7. Нельсон Р., Уинтер Дж., Эволюционная теория экономических изменений, М,: Изд. «Дело»,2002.
8. См. Кузьминов Я. И., Бендукидзе К. А., Юдкевич М. М., Курс институциональной экономики. Институты, сети, трансакционные издержки, контракты, М,: Изд. дом ГУ- ВШЭ,2006;. Волчек Н. З., История экономических учений. Раздел Генезис институционализма, СПб, 2008;RadicD.,SuramanianA.< Trebbi F., Institution Rule: Primacy of Istitutions Over Integration in Economic Development//NBER Paper,No9305,2002.
9. Классический образец защиты универсальности неоклассической поведенческой модели дан Г.Беккером в работе Экономический анализ и экономическое поведение в сб. THESIS, Теория и практика экономических и социальных институтов, М: Изд. Начало-Пресс, 1993, т.1. выпуск 1.
10. Радаев В. В., Экономическая социология, Роздел1, гл.1–2, Издательский Дом Г. У. ВШЭ, 2005.
11. Фуруботн Э., Рихтер Р., ук..соч...
12. Ходжсон Дж., ук.соч.
13. См. подробно: Капелюшников Р., Поведенческая Экономика и новый патернализм, Полити.ру, 12.10, 2013
14. Блауг М., Методология позитивной экономической науки или как экономисты объясняют, НП «Журнал Вопросы экономики» М.,2004.с.371.
15. Институциональная экономика: НИЭТ: Учебник/Коллектив авторов/ Под. Ред.А. А. Аузана. — 2-е изд. — М.:ИНФРА- М,2011).
16. Левандина И. А., «Экономический человек»: концептуальные версии: социально-философский анализ, автореферат к. ф.н., Ростов на-Дону, 2008.
17. Яковенко И. Г., Цивилизационные основания социально — экономической динамики., в сб. «Мы и они. Россия в сравнительной динамике (под.ред. Мау В. А., Мордашева А. А., Туринцева. Е.В.) М,: Изд. ИПП,2005,с.40
18. SimonH.,CommentjnTheRationalistConception. JournalEconomicissues, 1987 vol.21.
19. Фуруботн Э., Рихтер Р., УК. соч.
20. Капелюшников Р. ук.соч.
21. Радаев В. В., гл.2.
22. D.Kahneman, New Challenges to The Rationality Assumption, Journal of Institution and Economics 1994, vol.150, no1
23. Ходжсон, Дж., ук..соч
24. Ходжсон Дж.,ук.соч., с. 167
25. Ходжсон Дж., ук..соч.,с. 191
26. Ходжсон.Дж., ук.соч., с.195
27. Ходжсон Дж., ук.соч., с 197
28. Ходжсон Дж., ук.соч. с.185
29. Т..Парсонс, Мотивация экономической деятельности // О структуре социального действия. М. 2000. с.192
30. См. об этом: Бранский В. П., Пожарский С. Д., Глобализация и синергетический историзм, СПб,2004.
31. См. например: Институциональная экономика: НИЭТ: Учебник/Коллектив авторов/ Под. Ред.А. А. Аузана. — 2-е изд. — М.:ИНФРА- М,2011)
32. См.Ходжсон, ук. Соч., часть 2-я, Нельсон Р., Уинтер С., ук. Соч.
33. Вестник общественного мнения. Данные. Анализ, Дискуссии. Левада — Центр, № 3–4. июль — декабрь 2012.
34. Материалы дискуссии» Общественные практики, культурные институции, этические нормы: можно ли воздействовать на традиции», проводимой в рамках научного семинара Е.Ясина, http:/ /www. liberal.ru.
35. Бранский В. П., Пожарский С. Д., ук.соч.
36. См. об этом Норт Д, Институты, институциональные изменения и функционирование экономики, Москва,1997
37. Материалы дискуссии «Общественные практики, культурные институции, этические нормы: можно ли воздействовать на традиции:», проводимой в рамках научного семинара Е.Ясина. Критику этой концепции см также: Ахиезер А., Клямкин И, Яковенко И, История России: конец или новое начало, М: Новое издательство, 2005.