Тюрко-иранские племенные формирования и их влияние на этническую историю Волжской Булгарии

Смена этнического состава населения какого-либо региона, особенно такого масштабного, как степи Восточной Европы — явление достаточно редкое и интересное само по себе, и потому заслуживающее пристального изучения. Помимо этого, оно интересно с точки зрения влияния на этническую историю сопредельных регионов с осёдлым населением — Киевскую Русь, государства Северного Кавказа, Волжскую Булгарию. Данная статья направлена на изучение этнических процессов, происходивших в среде племён, впоследствии ставших известными под общим именем «булгары», на заре их истории. Булгары, составившие основное культурное ядро государства на Волге, формировались именно в ту эпоху, когда происходила резкая смена этнических доминант в степи и лесостепи Восточной Европы.

На протяжении многих сотен лет в этом регионе безраздельно господствовали народы иранского мира. В последнее время в ряде трудов, в том числе, и претендующих на статус научности, участились попытки пересмотра этнической природы племён скифского круга, «выявления» в их среде тюркских черт в большей или меньшей степени. В большей мере это касается сако-массагетов и связано, в первую очередь, с поиском национальной идентичности недавно получивших независимость тюркских государств Средней Азии. Данное явление — к сожалению, не редкость в мировой практике, где политические амбиции оказывают негативное влияние на трактовку истории. В качестве примера можно привести концепцию ряда индийских исследователей о формировании древних индоариев на территории Индостана. Опровержение такого рода ангажированных концепций — задача отдельной работы, здесь же ограничимся замечанием, что подавляющее большинство современных исследователей безусловно считает племена скифо-сарматского круга иранцами [9, сс.237–238].

Смена этносов в степи происходит намного чаще, чем в местах проживания осёдлого населения, что обусловлено общей подвижностью кочевников и рядом других факторов. По упоминаниям в античных хрониках, а также согласно данным археологических раскопок, можно проследить несколько последовательных эпох доминирования различных этнических элементов. Не считая безымянных владык степи, известных сегодня лишь по современным названиям археологических культур, можно назвать киммерийцев, скифов и сарматов, эпохи которых, в свою очередь, подразделялись на периоды владычества отдельных племён. Однако, все перечисленные племена объединяло общее происхождение, несмотря на то, что схватки между ними порой бывали очень жаркими, а иногда и носили характер геноцида. И киммерийцы, и скифы, и сарматы были иранцами, как в языковом, так и в культурном отношении.

С приходом с востока гуннов, ситуация в степи коренным образом меняется. На историческую арену выходят кочевые угорские племена, которые практически сразу попадают под влияние более многочисленной и организованной тюркской переселенческой волны [3, р. 49–51].

В целом, смена этнических доминант в восточноевропейских степях с иранских на тюрко-угорские завершилась за полтора-два столетия: начавшись разгромом гуннами сарматского племени алан, и закончившись утверждением в прикавказских степях власти тюркских каганов.

Однако, иранский элемент ещё долго продолжал играть одну из ведущих ролей как в азиатской, так и в европейской части Великой степи [1, сс.38–39]. Выражалось это не только в культурном влиянии на пришлые тюркские и угорские племена, но и в формировании новых этнополитических объединений. Часто такие новые племена продолжали выступать под старым, иранским, этнонимом, но в языковом отношении являлись уже в значительной степени угро-тюркскими. В истории раннего средневековья известно достаточно таких племён, мы же сосредоточим своё внимание на наиболее известных.

Одной из главных загадок раннесредневековой истории Восточной Европы остаётся этническое происхождение авар. Выдвинутые на этот счёт гипотезы, как правило, взаимоисключающие, не подкреплены в достаточной мере доказательствами. В настоящее время в аварах различные учёные видят монголов, угров, тюрок, существуют и более экзотические версии. Не претендуя на окончательное решение вопроса, постараемся взглянуть на формирование этноса авар в контексте этнических процессов, происходивших в ту эпоху в Великой степи. Прежде всего, следует заметить, что единства в вопросе этнического происхождения авар не было уже у античных авторов. Так, Феофилакт Симокатта даёт специальные подробные разъяснения о природе авар, призванные, как явствует из текста, прояснить данный вопрос и обосновать близкую автору точку зрения. [13, с.144–147].

Нам представляется, что подобная путаница в вопросе этнического происхождения этого народа связана с тем, что авары, пришедшие в Восточную Европу, уже тогда не были этнически однородными. Исходя из общей этнополитической обстановки эпохи, а также опираясь на ряд свидетельств исторических источников, можно выдвинуть следующую гипотезу: авары представляли собой иранский этнос, подвергнувшийся значительной тюркизации (или мадьяризации). В пользу нашей гипотезы говорит тот факт, что авары считались древнейшим и грозным народом, о котором помнили обитатели восточноевропейских степей — савиры и их союзники. В рассматриваемый исторический период таким древним и сильным народом мог быть только иранский этнос. Кроме того, в трудах Орозия [10, сс.100–103] содержится упоминание о некоем могущественном иранском народе апар в Прикаспии. Тем не менее, данные археологии и лингвистики свидетельствуют о том, что тех авар, которые в середине первого тысячелетия закрепились в Паннонии и создали там мощное государственное образование, однозначно иранцами считать нельзя. Таким образом, в русле общеисторического процесса тюркизации и мадьяризации иранского населения степей в рассматриваемую эпоху, логично предположить, что достоверно известные историкам авары есть продукт данного процесса, то есть сильно тюркизированные (или мадьяризированные) иранские племена.

Коль скоро мы развиваем нашу тему применительно к этногенезу булгар, необходимо рассмотреть пути и характер влияния авар на данный процесс. Из средневековых источников, главным образом, византийских, известно, что взаимодействие авар и булгар в Восточной Европе было достаточно тесным, однако, происходило оно, в основном, на территории Аварского каганата. На тех булгар, которым впоследствии суждено было переселиться на берега Волги, влияние авар было скорее политическим, чем этническим. В 632 году булгарский правитель Кубрат ликвидировал и эту зависимость, сопровождался ли данный акт какими-либо военными действиями или совершился мирно, как следствие ослабления Аварского каганата — неизвестно.

Между тем, культура волжских булгар на всём протяжении их истории сохраняла характерные признаки иранского воздействия, что проявлялось как в материальной (археологические типы керамики), так и в духовной (следы иранства в языческой религии чувашей) сферах [5, c.49–55]. Ссылаясь на следы иранского влияния в материальной культуре, А. П. Смирнов даже считал возможным признавать волжских булгар, в известной степени, за наследников сарматских племён [11, c. 53; 12 с.169]. Исходя из этого, логично предположить, что источник заимствования следует искать либо в ближайшем окружении булгар, либо внутри самих булгарских племён. Здесь необходимо учитывать, что булгарский этногенез никогда не замыкался в пределах границ Волжской Булгарии, а всегда протекал в тесном взаимодействии с окружающим миром. Но, если в период после падения Хазарского каганата и вплоть до монгольского завоевания, основным направлением этнического взаимодействия были тюркские кочевники огузских и кыпчакских групп на юго-восточных рубежах государства, то до этого времени ощутимое этнокультурное единство волжские булгары составляли с миром алано-булгарских племенных групп, находившихся в зависимости от хазар, как и сами булгары. Этот мир, достаточно ярко представленный богатой культурой, сочетающей в себе кочевые и осёдлые элементы, получил в археологии название салтово-маяцкой культурно-исторической общности, различные вариации которой расположены на обширной территории от Прикаспия до Подонья. Наибольшее влияние на булгар, в силу географической близости, оказывала донская разновидность салтово-маяцкой культуры. Это влияние начинает проявляться в археологических памятниках волжских булгар практически одновременно со сложением характерных черт самой салтово-маяцкой культуры, то есть примерно к середине VIII века. С проникновением культурных традиций надо связывать, по-видимому, и некоторый приток населения в Волжскую Булгарию с территории СМК. Но особенно этот процесс активизировался после крушения донского варианта СМК под ударами печенегов на рубеже IX –X веков. В этот период на территорию Волжской Булгарии наблюдается масштабная миграция родственных булгарам племён, которых мы считаем возможным связать с представителями народа эсегель [2, сс. 65–69]. При рассмотрении вопроса об этническом типе этих булгар, будем опираться на следующие факты, подкреплённые авторитетным мнением исследователей. Принято считать, что аланы представляли осёдлое население СМК, а болгары — кочевое. Это, безусловно, верно, но нельзя исключать и переходов более-менее многочисленных групп от одного образа жизни к другому, не взирая на этническое происхождение, и уж точно нельзя исключать культурный обмен между этими группами населения. Вместе с тем, данные антропологии и археологии не позволяют говорить применительно к СМК о сколько-нибудь значительном смешении этнических типов алан и булгар. Так, на общих кладбищах ямные захоронения, принадлежащие булгарскому населению, всегда составляют обособленную группу от катакомбных погребений, принадлежащих аланам. Причём, данная тенденция характерна для всех вариантов СМК [14, c.45]

К основным памятникам, подтверждающим указанное наблюдение, относятся: могильники Лиманское озеро и Серебрянское на Северском Донце, могильник Кешенэ-Алы на территории Кабардино-Балкарии и знаменитый Верхнечириюртовский могильник в Дагестане.

Исследованиями Г. Ф. Дебеца установлено, что булгарские и аланские группы населения всех вариаций СМК сохраняли свой антропологический тип, взаимное влияние их друг на друга в этом плане было минимальным [4, c.58–59]. Исходя из этого, можно заключить, что булгары, пришедшие на Среднюю Волгу с территории СМК, этнически не представляли собой тюрко-иранского симбиоза, тем не менее, какие-то иранские культурные элементы они могли привнести.

Помимо народа эсегель, наличие иранских традиций в среде которого, на наш взгляд, весьма вероятно, но связывать который именно с тюрко-угро-иранскими племенными группами, заявленными в начале статьи, всё же нет достаточных оснований, в среде булгар существовал ещё один народ — именно он и представлял, по-видимому, тюрко-иранский симбиоз. Речь идёт о племени барсил, достаточно известном по источникам в Предкавказье и в Нижнем Поволжье, а позднее упоминаемом в составе волжских булгар. Причём, что характерно, этноним племени с иранского «барсил/парсил» изменился на тюркизированный «берсула».

Относительно области расселения этого народа данные источников разнятся. Возможно, это связано с миграциями барсил, что легко объяснимо общей нестабильной обстановкой в степи в рассматриваемую эпоху, то есть к моменту написания того или иного источника место обитания народа могло измениться. Нельзя также исключать и вариант дисперсного расселения барсил в областях Нижнего Поволжья и Северного Кавказа. Так, можно встретить описание «чёрного острова» барсил на Нижней Волге, в то же время, другие авторы уверенно локализуют их в северной части современного Дагестана [14, c.33–35].

Этническое происхождение данного народа также является предметом дискуссий. Средневековые авторы единогласно связывают барсил с сарматами или аланами, что говорит в пользу их изначального ираноязычия, также как и этноним. Главным аргументом сторонников тюркского происхождения барсил является упоминание некоего Беди Берсила на Терхинской стеле в качестве «прославленного огуза» [7, с.60]. Однако, однозначно утверждать тождественность прикавказских барсил и барсил, действовавших в монгольских степях нельзя. Аргументом в пользу такого отождествления могло бы выступить упоминание на том же памятнике имени другого огузского предводителя, которое фонетически сходно с этнонимом «хазар», а также неких изгилей, в которых можно видеть булгарских эсегель. Все эти народы, наряду с барсилами, хорошо известны в Поволжье. Но есть и контраргументы, и они, по нашему мнению, более веские. Во-первых, барсилы, согласно источникам, появляются на Северном Кавказе на пять столетий раньше, чем были созданы данные памятники. Даже если допустить, что описываемые в них события относятся к более раннему времени (по авторитетному мнению С. Г. Кляшторного — вторая половина VI века), то всё же остаётся хронологическая лакуна в 300 лет. Есть, правда, ещё одно замечание, казалось бы, снимающее данное противоречие — в надписи речь идёт о событиях в Тюркском каганате, а его границы в период расцвета доходили до Прикубанья, то есть упомянутый Берсил мог действовать именно в этой части каганата. Однако, имеется второй контраргумент: Касар и Барсил в тексте названы огузами. Между тем, известно, что первыми достоверными тюрками-огузами, закрепившимися в восточноевропейских степях, были печенеги. Все тюркские народы, действовавшие здесь до этого времени: булгары (в том числе, и барсилы), хазары, возможно, гунны — принадлежали к другой ветви тюркских племён — огурской. Следовательно, либо барсилы в надписи причислены к огузам ошибочно, и в таком случае ценность источника для нашего вопроса стремится к нулю, либо речь идёт действительно о каких-то барсилах-огузах, и тогда данные события географически следует перенести в степи Монголии и Казахстана. Нельзя исключать и ассимиляции тюрками-огузами части барсил, оставшихся на прежних местах поселения, на востоке — тогда речь на стеле именно о них.

Следовательно, у нас нет веских оснований сомневаться в достоверности сведений средневековых источников, выводящих барсил из сармато-аланской, то есть иранской среды. Барсилы появились на исторической арене в эпоху, когда могущество иранского мира близилось к закату, а в восточноевропейских и прикавказских степях всё больше сказывалось влияние тюрок. В степях Северного Кавказа, по-видимому, барсилы и были отюречены тюрками-огурами первой волны, которые сами, по мнению ряда исследователей, представляли собой тюрко-угорский симбиоз с преобладанием первого элемента. Несмотря на это, барсилам удалось сохранить в своей культуре немалое количество иранских культурных черт, чему, надо полагать, способствовало их длительное пребывание на Кавказе, в аланской культурной среде [8, сс.37–41]. Эти черты они привнесли и в складывающуюся на Средней Волге культуру ранней Волжской Булгарии, что неоднократно отмечалось исследователями.

Следует отметить, что иранские культурные заимствования отмечены исследователями не только у волжских булгар, но и у дунайских [6, cc.29–33], что также подтверждает гипотезу о том, что большинство этих заимствований было сделано булгарами на Кавказе, а не в Подонье.

Исходя из вышеизложенного, можно утверждать, что культурное влияние иранского мира на волжских булгар было более значительным, чем этническое. Если культурное воздействие со стороны иранских племён, главным образом, алан, испытали почти все народы, входящие в состав племенного союза булгар на Волге: сувары и баранджары на Кавказе, эсегель в Подонье, то этнически родство с иранцами имело только племя берсула.

Литература:

1.         Бартольд В. В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии/Академик В. В. Бартольд. Сочинения — Т.5.- М., 1968

2.         Беленов Н. В. Происхождение племени эсегель и его историческая роль в образовании государства волжских булгар//Наука и современность. — Новосибирск, 2011.

3.         Беленов Н. В. Угро-мадьярская эпоха в истории степей Восточной Европы//European Applied Sciences: modern approaches in scientific researches. — Stuttgart, 2012.

4.         Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР. — М., 1948

5.         Денисов П. В. Религиозные верования чуваш. — Чебоксары, 1959

6.         Добрев П. Надписи и алфавит протобулгар. — София, 1995

7.         Кляшторный С. Г., Савинов Д. Г. Степные империи древней Евразии. — СПб., 2005.

8.         Кузнецов В. А. Аланские племена Северного Кавказа. — М., 1962

9.         Кузьмина Е. Е. Труды III (XIX) Всероссийского археологического съезда. — СПб.-М.-Великий Новогород, 2011. — Т.I

10.     Павел Орозий. История против язычников. — СПб., 2009

11.     Смирнов А. П. Волжские булгары. — М., 1951

12.     Смирнов А. П. Некоторые спорные вопросы истории волжских болгар//Историко-археологический сборник. — М., 1962.

13.     Феофилакт Симокатта. История. — М., 1996.

14.     Фёдоров Я. А., Фёдоров Г. С. Ранние тюрки на Северном Кавказе. — М., 1978