Быт первых советских исследователей Камчатки и переселенцев в 1920–30-х годах (на материалах Быстринского и Алеутского районов)

На современном этапе исторических и историко-этнографических исследований значительной популярностью пользуется методология фронтира. Согласно определению Ф.Тернера, который ввел в научный оборот данный термин, фронтир — это граница между освоенными и неосвоенными землями, это процесс встречи колонизаторов, местного населения и окружающей среды [1]. Камчатка при данном методологическом подходе является типичной зоной фронтира и соответствует практически всем критериям, заложенным в данное определение. Полуостров был зоной освоения, как в XVIIв., так и в начале ХХв., на первом этапе социалистических преобразований. Однако, следует отметить, что как фронтир к началу ХХ в. Камчатка была неоднородна: существовали относительно освоенные территории с более развитой социальной инфраструктурой и высоким административным контролем, а также удаленные от центра и слабо контролируемые территории, где представители власти и церкви бывали несколько раз в год. По этим причинам изучение процесса советизации Камчатки на начальном этапе с позиций методологии фронтира является интересным. Для сравнения в данной статье рассматриваются два национальных района: Алеутский и Быстринский.

Первыми переселенцами в национальных районах были представители советской администрации, а также лица, задействованные во вновь организованных предприятиях и отраслях хозяйства. В Быстринский район в 1926 г. был откомандирован секретарь туземного революционного комитета (далее — ТузРИК) [2], в 1920–1930-х гг. также были откомандированы учитель [3], инструктор по труду [4], фельдшер [5], неоднократно ТузРИК просил прислать специалиста в области ветеринарии [6]. В Алеутском районе, с более развитой социальной инфраструктурой, в 1920-х гг. было 47 временно проживающих, большинство из них были откомандированы из Петропавловска и Владивостока [7]. Некоренное население было занято работой в зверосовхозе, китобойной флотилии, а также в социальной сфере (ветеринарные врачи, врачи, милиционеры, культработники и т. п.) и органах местной власти. Переселенцы стремились сохранить привычные им бытовые условия, они же были первыми, кто занимался в национальных районах огородничеством и скотоводством.

В описываемый на территории Алеутского района еще с досоветских времен существовала Командорская волость. На ее территории с середины XIX в. проживали переселенцы, занимавшиеся вместе с алеутами хозяйственным освоением территории. Были сформированы два оседлых населенных пункта — с.Никольское и Преображенское. В селах Командорской волости к 1920-м гг. были церковно-приходские школы, бани, жилые дома (в том числе частные) [8], через ручьи и реки были переброшены мосты, была образована пожарная команда [9]. В первые годы советской власти на территории волости был создан волостной революционный комитет (Волревком), который выполнял функции управления, а также разбирал судебные тяжбы по гражданским делам. Также к концу 1920-х гг. на Командорских островах были созданы ячейки советских общественных организаций: кресткомы (крестьянские комитеты взаимопомощи, добровольное общество друзей детей (ДОДД), ВЛКСМ, ОСОАВИАХИМ и др. [10]. Однако, большинство общественных организаций существовали лишь на бумаге, организационная работа не проводилась. Бывшие в наличии баня и фельдшерский пункт находились в антисанитарном состоянии, аптека снабжалась неудовлетворительно, жилые дома также не соответствовали санитарным нормам и жить в них зачастую было опасно для здоровья. Таким образом, фактически бытовые условия приезжего населения были тяжелыми.

В описываемый период происходило формирование Быстринского района как отдельной административно-территориальной единицы. До 1926 г. на данной территории проживало кочующее эвенское население, которое в досоветские годы платило налоги губернским властям. Формально население было крещенным, однако, постоянно действующей церкви на землях современного Быстринского района не существовало. Священники посещали эвенские кочевья несколько раз в год, а также сами эвены ездили в Тигильскую церковь (для крещения детей и осуществления записей в метрических книгах). Обучение было налажено в конце XIX-начале XX в. в тигильской школе, но из-за удаленности от кочевий эвенов не все могли закончить курс обучения. По данным К. С. Черканова в 1916 г. у орочей (самоназвание эвенов) был учитель русского языка [11], но официально учебного заведения не существовало. По этой причине в 1918 г. эвены приняли решение: «о необходимости «походной инородческой школы». Для этого «кочующие представляют помещение-юрту». Школа функционировала в явочном порядке, не постоянно. Оседлых населенных пунктов на данной территории в досоветский период и первые годы советской власти не существовало. Таким образом, в начале 1920-х гг. территория Алеутского района была относительно освоенной, с развитой социальной инфраструктурой и бытовыми условиями, сходными с теми, что были в центральных регионах СССР. Территория же Быстринского района значительно от нее отличалась, она в описываемый период подходила под классическое описание земель фронтира. Бытовые условия, в которых оказались первые советские исследователи и переселенцы, значительно отличались от тех, к которым они привыкли.

Одним из первых советских исследователей был Гапанович И. И., описывавший экономическую, социальную и культурную жизнь народов Камчатки в 1922–1927 гг. В своих статьях И. И. Гапанович описывает ситуацию в регионе в целом, не выделяя какой-либо этнос отдельно. Исследователь описывает туземцев или инородцев (как он называет представителей коренных и малочисленных народов Камчатки), как людей с низким уровнем психической и экономической жизни. По его сведениям, еще в первой четверти ХХ века наблюдались кризисные явления в жизни туземцев, вызванные административной опекой, частые самоубийства среди коренного населения. Помимо склонности к суицидам, еще одной чертой жизни камчатского туземного населения он называет «половую невоздержанность», что выражалось в большом количестве людей, болеющих венерическими заболеваниями, быт населения он характеризует как примитивный [12]. В результате И. И. Гапанович приходит к выводам, что носителем культуры в регионе является русское население, так же, как и основой экономики. При этом основное поле его исследований находилось на территориях близких к центру губернии, где существовала относительно развитая социальная инфраструктура.

Первый советский этнографический очерк, посвященный командорским алеутам, был написан Б. А. Редько в 1927 г. Особое внимание он уделяет экономической сфере жизни их общества. Он прожил на Командорских островах в течение 3-х лет, был помощником начальника промыслов. Б. А. Редько жил в тех же бытовых условиях, что и местные жители. Он отмечает, что в начале 1920-х гг. природные ресурсы эксплуатировались максимально, при этом завоз продуктов не был организован в должной мере, поэтому их приходилось выменивать у американских предпринимателей [13]. По данным Б. А. Редько население жило в антисанитарных условиях, были распространены простудные заболевания, болезни зубов и желудка. В целом, он отмечает неудовлетворительные бытовые условия на Командорских островах в начале 1920-х гг., слабую организацию снабжения продовольствием, а также хищническую эксплуатацию природных ресурсов.

В 1926–1927 гг. проводилась Всесоюзная перепись населения. Перепись эвенов, проживавших на территории современного Быстринского района, осуществляла Е. П. Орлова. Исследователь также пишет, что в то время ламуты жили замкнуто, практически не было межэтнических браков с соседними этносами. Так, по словам старожила И.Тылканова, до 1925 года было всего два таких брака в Быстринском районе с момента прихода эвенов на Камчатку. По данным Елизаветы Порфирьевны близкое родство всей немногочисленной группы ламутов (в 1925 году проживало на территории современного Быстринского района 472 человека) приводило к высокой детской смертности, бесплодию у женщин и вырождению (в 1925 году 4,3 % населения нетрудоспособно по медицинским показателям) [14, 15]. Е. П. Орлова при проведении переписи выезжала на эвенские кочевья, жила в юртах местного населения, питалась их традиционной пищей. Она проработала на территории современного Быстринского района значительное время. За этот период Елизавета Порфирьевна освоила многие традиционные занятия (управление оленьей и собачьей упряжкой, азы выделки шкур, приготовление традиционных блюд и др.).

В сентябре 1928 г. на работу в школу Быстринского района приехал М. С. Антропов по командировке ДалькрайОНО. Ученики жили в юрте тузрика, пока не было построено здание интерната. Сам же учитель проживал в квартире при здании школы. В своих воспоминаниях он пишет, что деревянные здания для местного населения были в новинку: «они приходят в школу, как в сказочный дворец, несмотря на более чем скромное здание школы: две небольших комнаты — одна классная, другая — квартира учителя» [16]. Несмотря на старания М. С. Антропова проводить политику партии и властей на местах, не отступая от указаний, реальность вносила свои коррективы. М. С. Антропов пишет, что ведение занятий на русском языке было очень трудным и неудобным, оно снижало эффективность обучения. По этой причине он начал изучать эвенский язык и вести занятия с младшими школьниками на их родном языке по всем предметам, кроме русского языка.

В конце 1920 — начале 1930-х гг. в Быстринском районе проводились первые исторические, этнографические, геологические и вулканологические исследования в советский период. Автор очерка «В кольце вулканов. Страницы очерков о Быстринском районе» [17] А.Смагин описывает свое путешествие по району. Исследователь пишет, что ламуты, избранные на начальствующие должности в сельсоветах на территории усадеб носили европейскую одежду, например, секретарь из туземного исполкома Григорий Тылканов был одет в «красную ситцевую клетчатую тужурку и поверх ее кожаную куртку» [18]. К эвенам он относился снисходительно как к дикарям, на которых посмотреть вживую куда большее диво, чем читать Лондона и Купера, или смотреть кино. При проведении исследований он также посещал кочевья, жил в юртах и пользовался собачьим и оленным транспортом. Однако, в основном он проживал в формирующемся рабочем поселке Эссо, выезжая за его пределы для проведения замеров и описания горячих термальных источников.

Таким образом, быт и адаптация исследователей к условиям жизни обществ фронтира зависела от степени вовлеченности их в традиционные занятия населения, длительности срока пребывания в данных районах, уровня развития социальной инфраструктуры на местах. Не менее важную роль в адаптационном процессе играла личность исследователя, его готовность к контакту с жителями и зависимость успеха его деятельности от общения с ними. Несмотря не некоторую замкнутость и изолированность ряда этнических групп, они шли на контакт с исследователями, помогали новым людям привыкнуть к сложившимся бытовым условиям и старались обеспечить ученым максимальный комфорт.

Следует отметить, что удаленные районы снабжались продовольствием и товарами первой необходимости недостаточно. Так, в 1926–1927 гг. Камчатский окрревком (окружной революционный комитет) отмечал слабую организацию Дальгосторгом (далее ДГТ) развозторга в регионе. При этом, для предотвращения контрабанды спирта и хищнической эксплуатации населения частный развозторг был запрещен [19]. В ряд районов, хозяйственным освоением которых занималось Акционерное камчатское общество (далее АКО), именно АКО поставляло товары первой необходимости. В 1920–1930-х гг. данные организации часто с возложенными на них обязанностями фактически не справлялись, поэтому и местные жители, и переселенцы, и исследователи жили в стесненных условиях: не хватало муки, чая, пороха, спичек и других товаров. Одной из объективных причин срыва завоза товаров являлась слабо развитая транспортная сеть региона. Так, Алеутский район продовольствие и промышленные товары завозились в период летней навигации непосредственно в населенные пункты, Быстринский район снабжался через фактории ДГТ в Тигиле и Усть-Камчатске, что значительно осложняло данный процесс. Срывы при поставке продуктов питания приводили к тому, что ТузРИКи были вынуждены снижать нормы отпуска продовольствия населению [20]. Доставка корреспонденции и связь с удаленными районами также была эпизодической, часто случались срывы. Камчатский окрревком отмечал, что не только распоряжения Дальневосточного краевого исполнительного комитета (далее ДКИК), но и окружного центра на места иногда приходят спустя полгода [21]. Частные письма и газеты могли идти еще дольше, что приводило к изоляции населения от внешнего мира.

Достаточно низкий уровень развития культурно-массового сектора на местах (так, в Алеутском районе, несмотря на формальное существование клуба, он работал эпизодически [22]) приводил к тому, что население искало развлечений различными способами. К сожалению, одним из популярных способов организации досуга были «спиртовые оргии». Несмотря на активную борьбу с контрабандой спирта в удаленные районы полуострова, с самогоноварением (в Алеутском районе существовал термин «зюйдоварение»), результаты были незначительны. Так, в течение одного года в черте действия Таможни (район Петропавловска) было проведено 23 задержания на сумму 1747 руб. 25 коп., а вне зоны действия Таможни — 31 задержание на сумму 3706 руб. 71 коп., главной статьей контрабандного ввоза был японский спирт и спиртные напитки [23]. Кроме того, приезжие часто использовали спирт для манипуляции местным населением: льготные условия при транспортировке грузов, покупка пушнины по низким ценам и др. Таким образом, при низком уровне организации развозторга и недостатке товаров первой необходимости, спирт и спиртосодержащие вещества даже в удаленных районах Камчатки были доступны и пользовались значительным спросом у коренного и приезжего населения.

Удаленность Камчатки, слабо развитая транспортная сеть, тяжелые бытовые условия даже в районах с относительно развитой социальной инфраструктурой, перебои в снабжении продовольствием и промышленными товарами вынуждали приезжее население обращаться к местным жителям, перенимать их опыт выживания в данных условиях, осваивать традиционные занятия. Так, практически все переселенцы в Быстринском районе умели управлять собачьими и оленьими упряжками, в Алеутском районе занимались сбором дикоросов и яиц диких птиц. Для налаживания взаимопонимания с местным населением партийная номенклатура и приезжая интеллигенция в 1920–1930-е гг. изучала языки народов Камчатки. Исследователи, приезжавшие на полуостров на небольшой промежуток времени, также в силу сложных бытовых условий были вынуждены приспосабливаться к жизни коренного населения изучаемых территорий, запоминать некоторые обычаи и осваивать ряд традиционных занятий. Кроме того, зачастую исследовательской работой занимались именно переселенцы, которые проживали в регионе ограниченное время. Таким образом, необходимость выживания приводила к тому, что адаптация переселенцев и исследователей в обществах фронтира проходила со значительной скоростью. Бытовой фактор являлся в 1920–1930-е гг. одним из ведущих в данном процессе. Сложные условия жизни приводили к тому, что многие элементы опыта традиционных обществ воспринимались некоренным населением положительно и закреплялись в его быту.

Литература:

1.                    Соболева Т. Н., Бобров Д. С. Современная российская историография концепции фронтира // Вестник АГУ. — № 4. — 2011. С.189–193.

2.                    РГИА ДВ ф.Р-2413 оп.4 д.415 л.190.

3.                    РГИА ДВ ф.Р2–413 оп.4 д.968 л.87 об.

4.                    РГИА ДВ ф.Р-2413 оп.4 д.1080 л.143

5.                    РГИА ДВ ф.Р-2413 оп.4 д.1080 л.228

6.                    РГИА ДВ ф.Р-2413 оп.4 д.1080 лл.156–160, 165–167

7.                    ГАКК ф.Р-255 оп.1 д.3 лл.64–65

8.                    ГАКК ф.Р-225 оп.1 д.1 лл.90–91

9.                    ГАКК ф.Р-225 оп.1 д.1 л.88

10.                ГАКК ф.Р-225 оп.1 д.1 лл.84–85

11.                Из архивов Черканова К. C.//Материалы этнографической экспедиции в с.Анавгай 13–21 марта 2005г.

12.                Гапанович И. И. Местное население Камчатки, Северная Азия // Общественные науки. — 1925. — № 5. — С.40–52

13.                Редько Б. А. Алеуты Командорских островов // Производительные силы Дальнего Востока. Вып.5., Хабаровск-Владивосток, 1927. — С.69–112

14.                Орлова Е. П. Ламуты полуострова Камчатки // Советский Север. — 1930. — № 5. — С.39–48.

15.                Орлова Е. П. Хозяйственный быт ламутов Камчатки // Советская Азия. — 1928. — № 5–6. — С.84–99

16.                Антропов М. Среди ламутов, Москва-Ленинград:Учпедгиз, 1931, 35с.

17.                Смагин А. В кольце вулканов. Страницы очерков о Быстринском районе. М.:Молодая Гвардия, 1931, 71 с.

18.                Там же, с.5

19.                РГИА ДВ ф.Р-2413 оп.4 д.850 л.6 об.

20.                ГАКК ф.Р-225 оп.1 д.1 лл.47–48

21.                РГИА ДВ ф.Р-2413 оп.4 д.850 л.7 об.

22.                ГАКК ф.Р-187 оп.1 д.3 л.12

23.                РГИА ДВ ф.Р-2422 оп.1 д.570 л.79