Священнослужители и прихожане: контакты и противоречия

 

В предложенной статье, на основе анализа документов из различных архивных фондов и опубликованных источников, рассматривается проблема взаимоотношений православного приходского духовенства с паствой в Оренбургской губернии пореформенного периода. Показано, что в установлении прочного контакта с прихожанами большое значение имели личные качества иерея и его готовность принять местные обычаи. Автор доказывает, что главной причиной возникающих конфликтов была существующая в Российской империи система материального обеспечения причта.Исследование проводится в рамках изучения повседневной жизни провинциальных приходских священников православного вероисповедания.

Ключевые слова: Оренбургская губерния; пореформенный период; повседневность; приходское православное духовенство; прихожане; материальное обеспечение; конфликт.

 

В конце XX-начале XXI столетия на волне интереса к социальной истории исследователи обратились к изучению повседневной жизни различных слоёв российского общества. Одной из самых самобытных и малоизученных страниц русской истории осталась повседневность приходского православного духовенства. Хотя в последние годы исследователи стали обращаться к этим сюжетам, специального исследования повседневной жизни приходских клириков Оренбургской епархии не предпринималось.

Под повседневностью мы понимаем исторически сложившуюся жизненную среду, включающую в себя различные стороны человеческой жизни: публичную, частную, личную, профессиональную, материальную и духовную [28, с. 4.]

Иерей ежедневно должен был быть готов «учить, служить и руководить» [36, с. 3]. Как духовный учитель, он был обязан наблюдать за религиозно-нравственной жизнью своих прихожан, руководить ими в постижении христианских истин. Важной задачей было следить, чтобы паства не впала в суеверие, и вразумлять заблуждающихся. В число больших заслуг пастырю ставили организацию в приходе школы и обучение в ней детей [37, с. 52]. Таким образом, в своей трудовой повседневной жизни священнослужители не могли избежать постоянного тесного контакта с прихожанами. Именно они являлись основным объектом деловой активности пастыря. В частной жизни ни один член церковного причта также не мог обойтись без помощи паствы. Система жизнеобеспечения белого духовенства была построена таким образом, что материальное благополучие и бытовая обустроенность пастырской семьи в основном ложилась на плечи жителей прихода. Качество повседневной жизни приходского причта зависело от того, насколько успешными были его отношения с пасомыми.

В силу указанных обстоятельств подавляющая часть исследователей, изучающих приходское православное духовенство, так или иначе затрагивала проблемы взаимоотношений клириков с прихожанами. В императорской России особое внимание этому аспекту уделял историк-публицист A. A. Папков. Он писал об отчуждении между духовенством и паствой, усматривая основную причину этого печального явления в замкнутости духовного сословия [32, 33, 34]. Современные Папкову исследователи приходили к сходным выводам, но отмечали ещё один немаловажный фактор — материальную зависимость клира от прихожан [27,40].

В советский период взаимоотношения пастырей и прихожан рассматривались исключительно в негативном ключе. Церковь представлялась инструментом «для одурманивания масс», а её служители верными пособниками самодержавия в проведении реакционной политики царского режима. С этих позиций были написаны работы Е. Ф. Грекулова, А. Дмитриева, В. Писарева [22, 23,24, 25,35]. В начале 1980-х гг. историки сосредоточили своё внимание на доказательстве существования глубокого кризиса в отношениях народа и духовенства, проявившегося во время революции 1905–1907 гг. [26, 31]В итоге можно констатировать, что для советской историографии был характерен идеологизированный подход к изучению истории приходского духовенства, его восприятие как класса, эксплуатирующего приход.

Современные историки, затрагивая вопросы о взаимоотношениях священнослужителей с приходской общиной, стремятся избегать крайностей. Они признают тот факт, что приходское духовенство чаще всего являлось проводником государственной политики, но отмечают немалый вклад, который клирики внесли в улучшение жизни прихода (например, в сфере образования). В нарастании отчуждения между прихожанами и священнослужителями, учёные склонны видеть обоюдную вину конфликтующих сторон. Такой взвешенный подход характерен для работ Т. Г. Леонтьевой, Т. А. Берштам и М. Ю. Белоноговой [29, 3, 2]. В диссертационных исследованиях последних лет историки обобщают и дополняют сведения своих коллег на примере изучаемых ими епархий [1, 4, 28]. Данная статья призвана внести свой вклад в разработку проблемы.

Сельский пастырь, прибывая к месту служения, мог рассчитывать на решение своих бытовых проблем только с помощью жителей прихода. Консистория, отправляя новоиспечённого клирика в приход, даже прогонными деньгами снабжала его редко и неохотно. О средствах для обустройства на новом месте нечего было и говорить. Саратовский иерей Александр Розанов сообщал читателям своих «Записок сельского священника»: «…Епархиальная власть не обезпечила, да и не могла обезпечить своего новаго иерея ни прогонами до прихода, ни квартирою там, ни отоплением, ни хлебом, ни прислугой, — она не дала ему ровно ничего. Ему дали приход, посвятили и сказали: “ступай и живи, как знаешь, но только с непременною обязанностью возвышать религиозно-нравственное состояние своих прихожан, — послание было апостольское: Ни сапог, ни жезла, ни пиры в путь”» [38, с. 30]. Гавриил Попов в 1890 году, определённый в Новокумлянский приход Оренбургской епархии, оказался в точно такой же ситуации. Едва вступив в должность, он должен был собрать жителей, угощать и поить их вином. Только выполнив этот обязательный ритуал, он стал посещать их дома с требами, собирать продукты и деньги. Поскольку Попов несколько лет назад уже состоял в этом приходе на вакансии дьякона, то прихожане, выказывая своё к нему расположение, приглашали иерея за стол, и, в свою очередь, также предлагали ему вино [15, л.1]. Такое удачное возобновление знакомства позволяло священнику надеяться, что он неплохо устроится в приходе. Но налаживая таким образом контакты с крестьянами, Попов слишком увлёкся спиртным и, в результате, навлёк на себя обвинение со стороны благочинного в неблаговидном поведении. Едва приступив к службе, священник с худшей стороны зарекомендовал себя и перед епископом, которому тоже стало известно о случившемся [15, л. 1 об., 3].Однако епархиальное начальство, зная о традициях совместной выпивки приходских священников с прихожанами «для сближения», часто смотрело на данное явление сквозь пальцы.

В гораздо худшем положении иерей оказывался, если с самого начала попадал во враждебное окружение. Так, Павел Данилов после окончания семинарии получил назначение в Яманский поселок Уральской области, где жители приняли православие на началах единоверия. [Единоверие — объединение старообрядцев с православной церковью под условием подчинения православному духовенству и принятия церковнослужителей от православных архиереев; но само богослужение и таинства старообрядцы совершают по старопечатным книгам и по своим обрядам.- Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона 42, с. 553–554]. Первая же служба пришлась прихожанам не по душе. Молодой священник вспоминал: «После вечерни собралась толпа казаков около церковной сторожки (в которой я поселился) и начинает мне говорить: “Ты, батюшка, нам так не служи”, “а как же?” — спрашиваю я. “Ты щепотью не молись”. (Я молился троеперстно)» [20, л. 81]. Иерей предпринял попытку применить на практике знания, полученные в семинарии -принялся рассказывать о троеперстии и доказывать его пользу для спасения души. Казаков пылкая речь молодого человека не убедила: «”Каки что не говори, а щепотью не молись!”. “Потом, батюшка, ты начал не кладёшь”; я говорю: “какой начал?” Они засмеялись. “Батюшка, а начала не знаешь! А вот какой, вот как”. Я говорю: “этого я ещё нигде не встречал”. “Ну, вот, теперь знай и клади перед каждой службой и после службы”. Далее, “ты, вот читал ныне чего-то совсем не писанное”. Я начинаю защищать свою проповедь, что содержание проповеди взято из того же св. Писания. “Нет! Ты нам неписанное не читай!”» [20, л. 81]. Подобно любому священнослужителю Данилов попытался подстроиться под желание прихожан — начал молиться крестом, начал «вычитывать начал» и в конце Литургии не произносил устно проповедь, а читал из «Сборника проповедей Белоцветова». Эти уступки положения не спасли. Как показывал священник, «я услышал заявление, что “по тоненькой, новой книжечке не читай, а читай по большой”. В последнем случае я не знал, как поступить. Подходящих «больших и старых» книг у меня не было. Узнав из предшествующих разговоров с ними их грубость, настойчивость и придирчивость ко мне, я почти ничего не сказал им на это, а продолжал читать проповеди из указанного сборника». Павел Данилов так и не смог завоевать расположение прихожан, получив от них прозвище «парниша» [20, л. 81об.]. Результат такого противостояния был закономерен — молодой человек не выдержал и попросил перевести его в другой приход. Епископ удовлетворил его просьбу (что само по себе было огромной редкостью), понимая, что, если священник стал предметом насмешек, ему уже не удастся стать хорошим духовным отцом для этих прихожан [20, л. 85].

Эти неудачи можно было бы списать на молодость священника. Однако, наличие опыта и многолетнее пребывание на одном месте также не являлось залогом взаимопонимания с приходской общиной. В Оренбургской губернии в одном приходе часто проживали убежденные православные и недавно принявшие христианство люди. Хватало раскольников и единоверцев. Каждый из них смотрел на религию по-своему и потому не всегда доверял словам священника. Александр Добролюбов13 лет был настоятелем в таком непростом приходе при Петропавловской церкви села Маслейского Челябинского уезда. Все годы он стремился приучить паству к жизни сообразно с церковными канонами: «Много ли, мало ли, я стараюсь учить. Обличаю пьянство, принимаю меры к искоренению его; уничтожаю суеверие, увеселительные собрания молодёжи, как противные строгому духу христианства сами по себе, так и потому, что они в некоторой степени проводники безнравственности. Обязываю молодых людей усвоять христианское веро- и нравоучение, хотя бы через изучение Символа веры и Десятисловия» [17, л. 93 об.] Эти инициативы находили поддержку не у всех прихожан Добролюбова. По его словам, «наиболее вредные люди истолковывают мои пастырские начинания в дурную сторону».

Положение осложнялось тем, что четыре года назад Добролюбову обещали скуфью [Скуфья — повседневный головной убор православного духовенства и монахов. Представляет собой небольшую круглую чёрную, мягко складывающуюся шапочку; складки надетой скуфьи образуют вокруг головы знамение креста. Значение награды получила в 1797 г. И в этом случае шилась из фиолетового бархата. В законе нет чёткого определения, за что священник мог получить эту награду. Обычно ею награждали «за беспорочное служение алтарю Господня». -4, с. 235], но она так и не была им получена. Это обстоятельство давало прихожанам повод предполагать, что начальство не одобряет действий священника [17, л. 93 об.]. Отправляя епископу Оренбургскому и Уральскому Макарию письмо, иерей понимал, что «напоминать о скуфье зазорно и незаконно», но усталость и разочарование, которые явно ощущаются в последних строках послания, взяли верх над здравым смыслом: «Уставу моего служения поставляется сильнейшая преграда. Авторитет мой унижен. Поддержки же и помощи я ниоткуда не получаю» [17, л. 94], — с горечью писал священник. В завершении он обращался к епископу за советом: «оставаться ли здесь, и с помощью Божьей продолжать борьбу с царствием тьмы, или же уйти на иное место, где, быть может, я буду более полезен для прихода?» [17, л. 94.]. Ответ архиепископа указывает на то, что тот был человеком с живым и гибким умом. Макарий прибегнул к простому, но эффектному сравнению: «Недостоин похвалы воин, который уходит с поля сражения, не добившись победы». В последних словах, обращенных к Добролюбову, — «совет мой — сразиться не с паствою, а прежде с собственной корыстью и слабостью» [17, л. 93], — явно слышен упрёк за напоминание о несостоявшемся награждении и недовольство поведением священника. Это наставление дало Добролюбову понять, что на прошение о переводе будет получен отказ. В итоге он остался на прежнем месте. Однако, судя по описанной клириком ситуации, дальнейших трений с пасомыми ему было не избежать.

Приведённый пример свидетельствует, что стремление приходского духовенства добросовестно выполнять возложенные на него властями обязанности также могло привести к конфликту с прихожанами.

Даже, если духовник пользовался искренним уважением населения, ему часто не удавалось уговорить жителей отречься от своих исконных обычаев и развлечений ради благочестия. Так, у благочинного пятого округа, настоятеля Михаило-Архангельского храма в селе Исаево Николая Ивановича Покровского сложились весьма тёплые, почти дружеские отношения с жителями вверенного ему прихода. Однако за долгие годы службы отец Николай так и не смог отучить прихожан от традиционных в зимнее время кулачных боёв. В1887 г. он сообщал в Консисторию: «…Никакие пастырские убеждения не могут изменить этого в народе, а при этом со стороны гражданской власти никогда не было предпринято никаких мер к уничтожению сказанного убийственного порока. Нужно к сему сказать, что означенные буйственные развлечения исключительно совершаются в вечерние поры до полуночи близ самых храмов Божьих, а потому решительно не дают возможности, но только препятствуют отправлять вечерние богослужения в праздники и воскресные дни и вести внебогослужебные чтения и беседы» [13, л. 50 об].

Если представители духовенства хотели жить в мире с местным населением, им приходилось принимать его обычаи и образ жизни даже в том случае, когда это противоречило понятиям об элементарной нравственности. Случалось, что священно-и церковнослужителям доводилось закрывать глаза на совсем уж неприглядные явления. Причт Покровской церкви города Оренбурга с горечью сообщал в Высочайшее Присутствие по делам православного духовенства: «…иной воротила [Воротилами в России второй половины XIX-начале ХХ вв. часто называли влиятельных членов приходского общества, мнение которым главным образом и влияло на решение остальных жителей — А. Ф]нарушает все мыслимые и немыслимые законы Божеские и человеческие, открыто живёт с блудницей при живой жене, напивается сверх всякой меры, обирает работников, а ты знай себе — молчишь. Ибо иной раз наставлять — остаться без пропитания» [39, л. 15]. Это горькое откровенное признание напоминало правительству о самой острой проблеме повседневности духовенства — его материальной зависимости от прихожан. Перевод священнослужителей на казенное жалование осуществлялся медленно, потому основным источником дохода для клира были «доброхотные даяния» от прихожан за требы или жалование, которое жители платили причту по договору. Также священнослужители имели право собирать деньги при обходе домов паствы. Подобный способ обеспечения привёл к тому, что прихожане, осознавая зависимое положение духовенства, стали воспринимать священнослужителя лишь как исполнителя треб.

За рамками церковных служб священник часто не пользовался уважением и не имел большого авторитета в обществе. Позицию прихожан по данному вопросу выражает один из героев рассказа П. Несмелова «Заручная», предупреждая родственника, кандидата в священники о том, чего жители ждут от иерея, и о возможных последствиях, в случае, если он не станет следовать рекомендациям: «…Прихожанами живёт, — стало быть, им всякое уважение и снисхождение должен оказывать. <…> От Господа поставлен, — ну и знай только господне — службы служи аккуратно, требы справляй. <…> Иной везде суётся: и это не так делаете и этого между вами не надлежит быть <…> поглядишь того видного прихожанина задел другова, — ну, и доход убавят, да ещё и у начальства сумнение на него наведут. А то, бывает, и из прихода выпрут. Всякое бывает!» [30, с.452]. Зачастую, сталкиваясь с тем, что паства подходит к вопросам веры формально и, испытывая постоянную нужду в деньгах, клирики постепенно начинали воспринимать своё служение как ремесло, доходную статью.

Любое требоисправление приносило хотя и нестабильный, но всё же определённый доход. Как правило, претензии паствы к этой стороне деятельности священников заключались в том, что те требовали высокую плату за свои услуги [см., например: 9, 10, 11]. Иногда священники вовсе отказывались выполнять требы прихожан. Такое случалось, как правило, в ночную ненастную пору, если с требой необходимо было отправляться на дальние расстояния, пешком или в плохонькой повозке. Перед начальством в таких случаях священник оправдывался тем, что ехать далеко, а в требе не было особой необходимости (часто просили причастить больного святых тайн, а священник по описанию пришедшего с просьбой находил, что болезнь не опасна). Отказ следовал и в том случае, если за священником приходили во время церковных служб [см., например: 5, 8]. Нередко отказ причта исполнить требу был вынужденной мерой, чтобы заставить жителей выплатить задолженность по руге [Руга — первоначально означала отсыпной хлеб, выдававшийся духовенству вместо жалованья. С XVI в. прихожане договаривались с причтом о количестве выплат хлебом или деньгами, о чем и заключали с причтами «порядные записи» (договор) -43, c. 208] или оговорённому жалованию. Так священник посёлка Дедуровского Урочинской станицы Гавриил Никольский отказался венчать сына урядника Якова Гуцкулова, Алексея [16, л.6об], поскольку его отец должен был причту «…за три года руги, каковую не платит не почему либо, как то за неимением хлеба, а просто по грубости. Он человек состоятельный…». Ситуация разрешилась, как только отец семейства рассчитался со священнослужителями [16, л.7об]. Однако, какими бы ни были причины, священник не имел права отказывать прихожанам в исполнении треб. И если кто-либо подавал жалобу по этому поводу, а вина священника находила подтверждение, его ждало суровое наказание вплоть до низведения в причетники [41, с. 73–75].

Ещё одной причиной раздора священника с паствой становилось нерадение священнослужителей в проведении церковных служб. Добросовестное богослужение в храме требовало от священника немалых знаний, а от причта — физической выносливости и слаженности действий. При этом за ведение служб духовенство почти ничего не получало и выполняло эту свою обязанность без особого рвения. Прихожане жаловались, что священники опускают целые куски из священного писания, сокращают службу, не могут или не хотят объяснить непонятные места в прочитанном и нередко опаздывают с началом богослужения. Здесь необходимо отметить, что клирики, как правило, задерживали службу не по своей воле. Большая протяжённость прихода и необходимость отлучаться с требами приводила к тому, что они просто не успевали вернуться в церковь к нужному часу [см., например: 7, 12].

Если прихожане были всерьёз недовольны своими приходским священником, они составляли приговор о его удалении из прихода и посылали прошение на имя епископа, настаивая на смене пастыря. Обычно в таких случаях епархиальное начальство шло навстречу желаниям прихода и присылало нового священника. Так, в феврале 1864 г. доверенные от прихожан села Алексеевки государственные крестьяне Макар Васильев и Антон Павлов, прислали на рассмотрение епископа Оренбургского и Уральского Варлаама жалобу на своего священника Николая Семёновича Добролюбова. «С самого определения 1 ½ месяца он у нас служил только четыре обедни, несмотря на то, что в дни месяца были ещё праздники, кроме воскресных, живёт постоянно в Ивановке, если когда и был, то при некоторых требах по таинствам он всегда требовал с нас денег и прочего, а славил в Рождество -кроме денег требовал с каждого двора поросёнка или курицу, кроме данной ему пудовки хлеба, с угрозами в противном случае не проводить. До таво обидевшись на это, что подобных ему священников никогда не имел приход и иметь не согласны потому более, что мы видели раньше сего отеческое расположение бывшего у нас священника Ивана Муратова, точно как к детям и без всяких обид и стеснений исполнял Богослужение в своё время и требы безвозмездно, чем заставлял нас любить и уважать его как доброго пастыря и наставника положили настоящий наш приговор вручить доверенным от нас лицам крестьянам Макару Васильеву и Антону Павлову и просим их исходатайствовать у Его Преосвященства переместив нашего теперешнего священника Добролюбова куда либо по усмотрению, а бывшего Муратова с чистой признательностью убедительно прибегнуть с просьбой также просим допустить на прежнее место» [6, л. 2об]. В итоге крестьяне добились своего [6, л. 12об].

В фондах Оренбургской духовной консистории и Канцелярии епископа Оренбургского и Уральского находится огромное количество дел, в которых священнослужители и прихожане предъявляют друг другу разнообразные претензии. Однако история сохранила доказательства того, что они не всегда находились по разные стороны баррикад. В ряде случаев прихожане отстаивали интересы полюбившегося им духовника перед епархиальным начальством. Так, например, протоирей Пётр Райский в 1902 году по распоряжению епископа был определён к Градо-Оренбургской Варваринской тюремной церкви. Получить деньги или хлебную ругу за отправление треб с заключённых не представлялось возможным. Кроме мизерного (600 р. в год на весь причт, состоящий из настоятеля и псаломщика) государственного жалования, доходов у Райского не предвиделось. При этом квартиру ему приходилось снимать за свой счёт. Добровольцев, желающих занять эту должность, не находилось. Промучившись два года, Пётр Данилович с трудом нашёл себе преемника и обратился к Оренбургскому епископу Иоакиму с просьбой разрешить ему вернуться на прежнее место службы — в ранг настоятеля Введенского храма города Оренбурга. Архипастырь, питая искреннее уважение к протоирею, который много лет честно и без нареканий служил Оренбургской епархии, переход позволил [19, л.92–92об.]. Однако прихожане Введенской церкви за эти годы успели по достоинству оценить своего нынешнего настоятеля, Владимира Георгиевича Серебрякова, и направили епископу приговор: «…Отец Владимир Серебряков за время настоятельства своего заслужил искрению нашу любовь и глубочайшее уважение, как высоконравственный человек, истинный христианин, доброжелательный и отзывчивый пастырь, истово, не жалея своих сил и здоровья, отправляющий церковные службы и требы священник, даровитый проповедник. И мы высказываем наше искреннее желание, чтобы о. Владимир Серебряков нее оставлял нас, и замены его не желаем» [19, л 89]. Епископ и протоирей Райский долго не хотели отступать от утвержденного решения. Между просителями, архипастырем и обоими претендентами на место настоятеля Введенской церкви велась длительная переписка [19, л. 83–87об.]. Данные клировой ведомости Введенского храма за следующий после описанных событий 1905 г. позволяют утверждать, что епископ Иоаким поддался требованиям прихожан. Священник Серебряков остался на своём месте [14, л. 141об-142].

Хотя подобные случаи и имели место в приходской жизни, следует иметь ввиду, что епископ мог не прислушаться к мнению даже уважаемых и состоятельных граждан, если на образовавшуюся вакансию, по его мнению, находился более достойный человек. В 1890 году Михаило-Архангельская церковь города Троицка Оренбургской губернии остро нуждалась в четвёртом штатном священнике. Глава города Фёдор Дмитриев написал об этом епископу Макарию (Троицкому), рассчитывая определить на это место уважаемого всеми жителями священника Михаила Менстрова [16, л. 63–63 об]. Дмитриев имел все основания рассчитывать на успех ходатайства. С самого первого дня рукоположения в сан священника в 1878 году Михаил Менстров был определён к Михаило-Архангельскому храму сверх штата. По словам городничего, «Отец Михаил Менстров со дня рукоположения в сан священника — вполне оправдал доверие Вашего Преосвященства, доказав на деле — ту полную и нравственную отзывчивость к своим прихожанам, какая только требуется от достойного и внимательного пастыря». Все эти годы он безвозмездно преподавал закон Божий в городском Александровском женском училище, и «своим образованием оказал значительную пользу в занятиях по сказанному училищу» [16, л. 63 об.]. Тем не менее архипастырь ответил Дмитриеву, что в город хочет прибыть священник, окончивший полный курс богословских наук, а священник Монстров получит другое назначение [16, л. 65]. Сложно сказать, было ли дело действительно в более высоком образовательном уровне нового претендента на место или в связях, которыми обладал его отец-благочинный. Так или иначе, Михаилу Менстрову пришлось покинуть полюбившийся ему Троицк [16, л. 65].

Сохранились доказательства по-настоящему глубокой привязанности прихожан к своим иереям. Жители Яманхалинцкого прихода Оренбургского края настолько сроднились со своим священником Елисеем Казанцевым, что восприняли его семейную драму как свою собственную. Получив перевод в этот приход, молодой человек ненадолго оставил жену Анну у её родителей. Они договорились, что снова станут жить одной семьей, как только священник устроится на новом месте. Через несколько месяцев иерей вернулся за Анной, но та наотрез отказалась уехать с ним. Судя по отзывам прихожан, Елисей Казанцев был тихим, скромным человеком, исправно исполняющим свои обязанности и не обижающим жену. Однако, за два года, прошедших с момента расставания, священник так и не смог убедить жену вернутся к нему. В то время Елисею едва сравнялось 25 лет. Разводы в пастырских семьях не допускались и клирик, страдая от одиночества и потеряв надежду вернуть супругу домой, стал раздумывать над тем, чтобы снять с себя сан [21, л. 36–36 об.]Опасаясь, что пастырь так и поступит, и сопереживая его горю, жители прихода направили на имя епископа Иоакима «покорнейшую просьбу» повлиять на строптивую матушку: «Ради Бога простите нас Владыка Святой, что мы дерзнули обременять Вас такой неподходящей нам просьбой, но мы упоминали, что горе и радости нашего батюшки есть и наши собственные и мы ревностно желали бы, что пастырь сей, безропотный труженик прослужил по божьей и своей воле до склона своих дней в нашем приходе» [21, л. 37–38 об.]. Неизвестно, вернулась ли к отцу Елисею жена, но молодой человек, ощутив одобрение и поддержку жителей вверенного ему прихода, решил не прекращать пастырскую деятельность [21, л. 35].

Жители села Поляновки Челябинского уезда Оренбургской губернии не потеряли связи со своим прежним батюшкой Львом Русановым и после того, как он был перемещён в село Сухоборское того же уезда. Крестьяне продолжали живо интересоваться делами иерея. Когда до них дошёл слух, что он впал в немилость у епархиального начальства, прихожане обратились к епископу. Из их послания видно, что клирик оставил в душах крестьян глубокий след и оказал на них заметное нравственное влияние, по-настоящему приобщив к вере: «…При о. Льве жители Поляновки только и привыкли посещать храм Божий, его беседы громадное нравственное влияние имели на народ. Причт никогда им не был обижен, ни материально, ни нравственно. Всеми о. Лев был Любим и уважаем. Примером Уважения к о. Льву может служить один редкостный случай. Одна престарелая раскольница, чувствуя себя близкой к кончине, приехала к отцу Льву исповедаться. На вопрос его: “почему она не исповедалась в своём приходе?” Говорит: “там батюшка Табак курит и водку пьёт”, много можно было бы привести выдающихся примеров уважения к нему даже раскольников» [18, л. 138–139]. Растроганный епископ велел ответить написавшим, «…о священнике О. Льве Русанове я истинно доброго мнения и благодарю Вас за благорасположение к своему бывшему духовнику» [18, л. 138].

К сожалению, примеры столь тёплых и уважительных взаимоотношений представителей духовного сословия с приходской общиной в масштабах епархии встречаются нечасто. И всё же они позволяют утверждать, что клирики, несмотря на сложные условия жизни в приходе, имели возможность установить хороший контакт с пасомыми к пользе обеих сторон.

Необходимо отметить, что взаимоотношения священнослужителей и прихожан включали в себя две главные составляющие: духовную и материальную. Духовная сфера в большинстве случае сводилась к своевременному выполнению священнослужителями церковных обрядов, которые занимали значительное место в жизни любого прихода. Подоплёка материальных взаимоотношений заключалась в финансовой зависимости клириков и членов их семей от благорасположения приходской общины. Последнее обстоятельство очень часто отрицательно влияло на пасторскую деятельность духовенства, что, в свою очередь, способствовало появлению конфликтных ситуаций. Случалось, что конфликт заканчивался удалением или добровольным уходом духовного лица из прихода. Стремясь завоевать расположение прихожан, клирики были вынуждены подстраиваться под их образ жизни и обычаи. При таком положении дел они далеко не всегда могли указывать пастве на её недостатки. Приходская община, осознавая подчиненное положение, которое занимало по отношению к ней духовенство, зачастую не уважала священнослужителей и не считалась с их мнением за пределами храма. В тоже время необходимо отметить, если иерею удавалось завоевать расположение жителей вверенного ему прихода, они могли отстаивать его интересы перед епархиальным начальством и поддержать его в трудных жизненных обстоятельствах, а сам пастырь получал возможность оказывать на паству значительное нравственное влияние. В конечном счете, во взаимоотношениях прихожан и духовенства многое зависело от личности клирика, его умения найти подход к каждому члену приходской общины.

 

Литература:

 

1. Белова Н. В. Провинциальное духовенство в конце XVIII- начале ХХ в.: быт и нравы сословия. (На материалах ярославской епархии):дисс. … канд. ист. наук, Ярославль, 2008. 266 с.
2. Белоногова Ю. И. Приходское духовенство и крестьянский мир в начале ХХ века. (По материалам Московской епархии). М.: Издательство ПСТГУ, 2010. 176 с.
3. Бернштам Т. А. Приходская жизнь русской деревни: Очерки по церковной этнографии. СПб.: Востоковедение: СПбГУ, 2007. 311 с.
4. Васина С. М. Приходское духовенство Марийского края в XIX — начале XX вв.: дисс. … канд. ист. наук, Йошкар-Ола, 2003. 361 с.
5. ГАОО (Государственный архив Оренбургской области). Ф. 173. Оп. 3. Д. 4051.
6. ГАОО. Ф. 173. Оп.3. Д. 4084.
7. ГАОО. Ф. 173. Оп.3. Д. 4100
8. ГАОО. Ф. 173. Оп.3. Д. 4149.
9. ГАОО. Ф. 173. Оп.3. Д. 4243.
10. ГАОО. Ф. 173. Оп.3. Д. 4342.
11. ГАОО. Ф. 173. Оп.3. Д. 4376.
12. ГАОО. Ф. 173. Оп.3. Д. 4425.
13. ГАОО. Ф. 173. Оп.3. Д.4656.
14. ГАОО. Ф. 173. Оп.9. Д. 1576
15. ГАОО. Ф. 174. Оп.1. Д. 88.
16. ГАОО. Ф. 174. Оп.1. Д. 182.
17. ГАОО. Ф. 174. Оп.1. Д. 211.
18. ГАОО. Ф. 174. Оп.1. Д. 286.
19. ГАОО. Ф. 174. Оп.1. Д. 235.
20. ГАОО. Ф. 174. Оп.1. Д. 338.
21. ГАОО. Ф. 174. Оп.1. Д. 339.
22. Грекулов Е. Ф. Русская церковь в роли помещика и капиталиста. М.: Атеист, 1930. 153 с.
23. Грекулов Е. Ф. Церковь, самодержавие, народ (вторая половина XIX — начало XX вв.). М.: Наука, 1969. 184 с.
24. Дмитриев А. Церковь и идея самодержавия в России. М.: Атеист, 1930. 320 с.
25. Дмитриев А. Церковь и крестьянство на Руси. М.: Атеист, 1931. 182 с.
26. Емелях Л. И. Крестьяне и церковь накануне Октября. М-Л: Наука, 1978. 182 с.
27. Заозёрный Н. А. Что есть православный приход м чем он должен быть? Сергиев посад: Склад издания в книжном магазине магазина М. С. Еслова, 1912. 114 с.
28. Калашников Д. Н. Повседневная жизнь приходских священнослужителей в провинциальной России второй половины XIX — начала ХХ века. (На материалах Курской епархии):дисс. … канд. ист. наук, Курск, 2011. 189 с.
29. Леонтьева Т. Г. Вера и прогресс: православное сельское духовенство России во второй половине XIX начале XX вв.. М.: Новый хронограф, 2002. 272 с.
30. Несмелов П. Заручная. Рассказ. // Странник. 1883. Т. 3. № 12. С.644–662
31. Носова Г. Я. Язычество в православии. М.: Наука, 1975. 152 с.
32. Папков А. А. О благоустройстве православного прихода с приложением проекта приходского устава. СПб.: С-Петерб. синод. тип, 1907. 64 с.
33. Папков А. А. Церковно-общественные вопросы в эпоху царя-освободителя (1855–1870 гг.). СПб.: Тип. А. П. Лопухина, 1902. 184 с.
34. Папков А. А. Упадок православного прихода XVIII-XIX веков. М.: Тип. В. Чичерина, 1899. 163 с.
35. Писарев В. Церковь и крепостное право в России. М.: Изд-во Социально-экономической литературы, 1930. 365 с.
36. Полный годичный круг кратких поучений. В 4-х томах / сост. Протоирей Г. Дъяченко. / М.: Благовест, 2012. Т. 1. 548 с.
37. Протоиерей В. Г. Певцов. Лекции по церковному праву. Саратов: Издательство Саратовской епархии, 2004. 148 с.
38. Розанов А. И. Записки сельского священника. Быт и нравы православного духовенства. Записки пересмотр, и испр. авт. СПб.: тип. В. С. Балащева, 1882. 324 с.
39. РГИА (Российский государственный исторический архив). Ф. 804. Оп. 1. Раздел III. Д. 249
40. Тихомиров Л. Современное положение приходского вопроса. М.: Издательство А. Лапухина, 1907. 92 с.
41. Устав Духовных Консисторий. СПб.: Синодальная типография, 1843.134 с.
42. Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. СПб: Семёновская типография, 1894. Т 22. 511 с.
43. Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. СПб: Семёновская типография, 1899. Т.53. 527 с.