Роман У. С. Моэма The Moon and Sixpence строится на сочетании повествовательной сдержанности, скрытой иронии и культурно-колониального фона, который влияет на смысл не меньше, чем сюжет. В статье анализируется, как эти параметры воспроизводятся в русском переводе: где «буквальная близость» помогает, а где меняет дистанцию рассказчика и читательский эффект. Эквивалентность рассматривается как совпадение смысловых опор (денотативных и оценочных) на разных уровнях текста, а адекватность — как способность перевода удержать художественную функцию: ироническую перспективу, жанровую нейтральность и ритм моэмовской фразы. На материале сопоставления фрагментов оригинала и русскоязычных соответствий описаны типовые зоны напряжения: социальная семантика оценочных слов, «простота без упрощения» в философских репликах, перевод реалий Таити и колониальной иерархии. Отдельно показаны продуктивные трансформации (компрессия, модуляция, перестройка синтаксиса, компенсация), позволяющие сохранить авторскую интенцию.

Ключевые слова: художественный перевод, эквивалентность, адекватность, доместикация, форенизация, У. С. Моэм, ирония, культурные реалии, переводческие трансформации.

Введение

Текст Моэма внешне прозрачен: он избегает высоких регистров, предпочитает точное наблюдение прямой оценке и часто «работает» не словами-маркерами, а воссозданием деталей. Для переводчика это означает, что проблема возникает не там, где «сложно понять смысл», а там, где смысл понятен, но легко смещается тон: нейтральное английское слово в русском может оказаться излишне моральным, разговорным или экспрессивным. В результате меняется не только фраза, но и образ рассказчика — его дистанция и степень участия.

Роман The Moon and Sixpence показателен ещё и тем, что культурный фон Таити и колониальная перспектива включены в философию книги: разговор о свободе и искусстве постоянно «проверяется» социальными ролями, деньгами и асимметрией взглядов «метрополии» и «периферии». Поэтому перевод здесь удобно рассматривать как баланс трёх задач: (1) смысловая точность, (2) стилистическая сдержанность, (3) сохранение культурной маркированности там, где она смыслообразующая.

Цель работы — показать, какие переводческие решения позволяют удержать ироническую дистанцию, философскую «простоту» и культурные реалии романа в русском тексте, и где возникают типовые искажения.

Задачи: уточнить рабочие критерии эквивалентности и адекватности применительно к прозе Моэма; описать, как выбирается доместикация/форенизация в зависимости от функции реалии; разобрать трансформации при передаче иронии, философских фрагментов и культурно-колониального контекста; сформулировать практические рекомендации как вывод из анализа (а не как универсальный список).

Корпус примеров и процедура анализа

Корпус примеров составили фрагменты романа У. С. Моэма The Moon and Sixpence и их русскоязычные соответствия. Анализ строится на сопоставлении контекстов и на оценке того, какой читательский эффект создают разные решения переводчика: точность денотативного смысла, тональность, ритм фразы, степень «видимости» рассказчика и культурная маркированность единиц. В качестве операциональных ориентиров используются уровни эквивалентности (лексический, синтаксический, прагматический, стилистический) и понятие переводческой адекватности как сохранения художественной функции текста (в традиции отечественного переводоведения и функциональных подходов) [3; 8; 12; 13]. При обращении к категориям доместикации и форенизации учитывается их трактовка как культурной стратегии перевода и как способа управления «чужим» в принимающем тексте [14].

Примечание о примерах. Если приводится русский вариант без указания издания и переводчика, он рассматривается как авторский рабочий перевод (для целей анализа). При подготовке итоговой версии статьи желательно заменить такие места на цитаты из конкретного опубликованного перевода с точными выходными данными (см. примечание к списку литературы).

1. Эквивалентность и адекватность: рабочие критерии для прозы Моэма

В этой работе эквивалентность понимается как совпадение значимых смысловых опор на разных уровнях текста: что именно утверждается, какая оценка имплицирована, как распределены акценты и что оставлено «между строк». Адекватность — это уже характеристика перевода как целого: способен ли русский текст воспроизвести художественную функцию оригинала — прежде всего дистанцию повествователя, иронический эффект и жанровую сдержанность Моэма. Поэтому буквальная близость конструкций рассматривается не как цель, а как частный случай, приемлемый лишь там, где она не меняет тон и перспективу.

Такое разведение удобно согласуется с традиционным различением «смысловой общности» и «функциональной результативности» перевода в отечественной теории [3; 12] и с идеей динамической/функциональной эквивалентности, где важен эффект и коммуникативная направленность [11]. В рамках данного анализа из подхода Ю. Найды берётся не терминология «в лоб», а методический принцип: сравнивать не отдельные «слова-пары», а то, как решение работает на читателя в данном контексте [11].

Наблюдение по материалу романа

У Моэма социальная оценка часто встроена в нейтральную лексику: слово выглядит «простым», но несёт классовый или культурный оттенок. В русском переводе риск в том, что нейтральная социальная оценка превращается в моральную (или наоборот), и тогда конфликт «личность — общество» начинает читаться как конфликт «добро — зло», чего у Моэма обычно нет.

Пример

Оригинал: I don’t want to be respectable. I want to be myself. [15].

Вариант 1 (ближе к социальной семантике): «Я не хочу быть респектабельным. Я хочу быть самим собой».

Вариант 2 (морализаторский сдвиг): «Я не хочу быть порядочным. Я хочу быть самим собой».

Комментарий: respectable в контексте романа тянет не к «морали», а к социальному стандарту «приличия/устроенности». «Порядочный» добавляет этическую оценку и незаметно меняет рамку конфликта; «респектабельный» сохраняет классово-социальный оттенок и звучит чуть холоднее — что ближе к интонации Моэма.

2. Доместикация и форенизация как управляемая стратегия, а не «выбор из двух»

Пара «доместикация/форенизация» важна не как бинарная этикетка, а как способ описать, насколько перевод делает чужое привычным и что при этом теряется/сохраняется. В рамках данного анализа из концепции Л. Венути берётся мысль о «видимости» переводчика и о культурной цене «сглаживания» инаковости: чрезмерная доместикация может превращать текст в «как будто написанный по-русски», но вместе с тем вымывать культурные маркеры и асимметрии [14].

Для The Moon and Sixpence продуктивнее гибрид: идиоматику и нейтральные «сцепки» речи можно доместицировать (ради естественности), а культурно значимые реалии и колониальные маркеры — удерживать (форенизировать) в разумной степени, чтобы мир романа не становился абстрактным.

Пример

Оригинал (название): The Moon and Sixpence [15].

Вариант 1 (традиционно доместицирующий образ): «Луна и грош».

Вариант 2 (форенизация культурной детали): «Луна и шестипенсовик». Комментарий: «Грош» закрепляет метафору «высокое/низкое» и читательски работает сразу, но конкретная английская монета исчезает. «Шестипенсовик» сохраняет культурную деталь и точность, но рискует утяжелить заглавие и сделать его «объясняющим». В исследовательской перспективе важно не выбрать «единственно верное», а показать, какую семантику активирует каждый вариант: образность против культурной фактуры.

3. Ирония и нарративная дистанция: как не «перевести эмоцию вместо интонации»

Ирония Моэма редко выражена открыто: чаще это эффект несоответствия между нейтральной формой высказывания и ситуацией, в которую оно помещено. Поэтому при переводе ключевыми становятся ритм, степень экспрессии и точность регистра. Если русский вариант «подкрашивает» реплику — добавляет эмоциональные усилители или книжность — меняется наблюдательная интонация и, вслед за ней, образ повествователя.

В терминах переводческих трансформаций здесь особенно часто работают модуляция и компенсация: смысл сохраняется, но иронический эффект переносится на синтаксис или на точный выбор «холодного» слова [7; 12].

Наблюдение по материалу романа

Моэм делает иронию почти незаметной: она проявляется в том, как герой описан «как факт». Русский перевод легко превращает это в психологическую экспрессию — и тогда вместо иронии появляется пафос.

Пример

Оригинал: a man possessed of a passion for painting [15]

Вариант 1 (сдержанно): «человек, одержимый страстью к живописи».

Вариант 2 (эмоционально-разговорно): «человек, безумно увлечённый живописью».

Комментарий: «одержимый» сохраняет сухую интенсивность и не добавляет разговорной эмоциональности. «безумно увлечённый» звучит сочувственно-оценочно и делает повествователя «теплее», чем он у Моэма; это сдвигает дистанцию.

4. Философские фрагменты: «простота без упрощения»

Философия в романе не подаётся как трактат: она встроена в реплики и наблюдения и часто держится на афористичности. Поэтому переводчик сталкивается с парадоксальной задачей: не усложнять (книжной абстракцией) и одновременно не упрощать (убирая логическую остроту). Здесь полезна установка, близкая функциональному подходу: сохранять форму «мысли-в-фразе» и её ритм [11; 12].

Наблюдение по материалу романа

Когда фраза звучит афористично, соблазн велик «развернуть смысл» ради ясности. Но у Моэма ясность достигается не пояснениями, а точной метафорой.

Пример

Оригинал: Money is like a sixth sense without which you cannot make a complete use of the other five. [15].

Вариант 1 (компрессия, афоризм сохраняется): «Деньги — как шестое чувство: без него остальные пять не работают в полную силу».

Вариант 2 (развёрнуто-пояснительный): «Деньги — это своего рода шестое чувство, потому что без него человек не способен полноценно пользоваться остальными пятью».

Комментарий: во 2-м варианте появляется объясняющая логика («потому что…»).

5. Культурные реалии и колониальный контекст: точность без экзотизации

Реалии Таити в романе — не декоративный фон. Они участвуют в построении колониальной перспективы и демонстрируют, как европейский взгляд классифицирует пространство и людей. Поэтому перевод «реалий» — это не только вопрос лексики, но и вопрос того, какую картину мира поддерживает русский текст.

В отечественной традиции это удобно описывать через сочетание приёмов: транскрипция/транслитерация имён собственных, описательный перевод для предметов быта при отсутствии эквивалента, а также ограниченное комментирование (обычно — в примечаниях), если без него сцена теряет смысл [8; 13].

Наблюдение по материалу романа

Слишком «общее» слово делает колониальный слой невидимым, а слишком «экзотизирующее» — превращает его в открытку.

Пример

Оригинал (топонимы): Tahiti; Papeete [15].

Вариант 1 (нейтральная передача): «Таити; Папеэте».

Вариант 2 (нежелательная «обобщающая» подмена): «остров; город». Комментарий: в 2-м варианте исчезает конкретика мира романа и культурная координата. В 1-м сохраняется точка на карте и историческая фактура; при необходимости редкое название можно поддержать контекстной подсказкой, но не заменять.

6. Идиоматика и устойчивые образы: функциональные аналоги и компенсация

Фразеология и устойчивые образы в романе выполняют две функции: (1) речевая характеристика персонажей и (2) экономия повествования — смысл упакован в привычный оборот. В переводе доступны четыре стратегии: калькирование, дословный перевод, функциональный аналог, компенсация. Для Моэма чаще всего продуктивны функциональный аналог и компенсация: они позволяют сохранить прагматику и не ломают естественность русской фразы [7; 8; 12].

Наблюдение по материалу романа

Дословное копирование английской конструкции, будучи понятной в оригинале, часто приводит к искусственному, неестественному звучанию в русском тексте. Но и слишком «своя» русская идиома иногда добавляет темперамент, которого у Моэма нет. Поэтому решение проверяется вопросом: остаётся ли повествователь таким же «невозмутимым наблюдателем»?

Пример

Оригинал (заглавный устойчивый образ): The Moon and Sixpence [15].

Вариант 1 (образно-русский аналог): «Луна и грош».

Вариант 2 (буквально-культурный): «Луна и шестипенс».

Комментарий: оба варианта возможны как стратегии, но несут разную прагматику. Если в исследовании важна именно культурная фактура английской монеты (социальная «цена» мечты), полезнее вариант 2 или компромисс «шестипенсовик». Если важнее читательская мгновенная оппозиция «мечта/мелочь», оправдан вариант 1. Здесь сама постановка альтернативы — часть анализа.

7. Синтаксис и ритм: сегментация без потери «хода мысли»

Синтаксис Моэма часто разворачивается поступательно: он добавляет уточнения и строит наблюдение как цепочку маленьких логических шагов. Русский перевод может членить длинные конструкции, но риск в том, что дробление превращает рассуждение в пересказ. Поэтому сегментация оправдана, если сохраняется «траектория» мысли и не меняется модальность — та самая спокойная, почти протокольная манера рассказчика.

Наблюдение по материалу романа

Афоризмы и формулы (особенно с относительными придаточными) лучше работают, когда русский вариант сохраняет «один удар» и не разводит структуру на несколько объясняющих предложений.

Пример

Оригинал: Money is like a sixth sense without which you cannot make a complete use of the other five. [15].

Вариант 1 (одна фраза, ритм сохранён): «Деньги — как шестое чувство, без которого нельзя в полной мере пользоваться остальными пятью».

Вариант 2 (сегментация с потерей темпа): «Деньги — это шестое чувство. Без него остальные пять чувств оказываются неполноценными».

Комментарий: во 2-м варианте появляется «публицистический» тон и лишняя категоричность («неполноценными»). 1-й вариант удерживает нейтральность и ход мысли.

8. Лексические повторы и концепты: мотив money / деньги как смысловая связка

Сквозные повторы у Моэма — не стилистическая бедность, а способ держать концепт в поле внимания. В русском тексте переводчики часто стремятся «разнообразить» лексику (деньги/монеты/наличные/грош), но чрезмерная вариативность разрывает связку и ослабляет мотив. Оптимальным оказывается частичное решение: сохранять «ядро» повторов в ключевых местах, а вариативность включать как точечную конкретизацию, а не как самоцель [8; 12].

Наблюдение по материалу романа

Если концепт поддерживается повтором, то в русском варианте важнее сохранить не абсолютное число повторов, а их позиции: где слово «возвращается» как смысловой крючок и связывает философский тезис с бытовой сценой.

Пример

Оригинал: Money is like a sixth sense… [15].

Вариант 1 (ядро сохраняется): «Деньги — как шестое чувство…».

Вариант 2 (неудачная вариативность): «Наличные — как шестое чувство…». Комментарий: «наличные» сужает концепт до формы денег и переводит мысль в бытовую плоскость; «деньги» держит философскую обобщённость и лучше связывается с дальнейшими повторениями мотива.

Заключение

Сравнивая оригинал The Moon and Sixpence с русскими версиями, видим, что самая большая проблема перевода Моэма — не «сложность языка», а необходимость воссоздать уникальную авторскую задумку: ирония должна звучать сдержанно, философские идеи вплетаться в обычные предложения, а культурно‑колониальный контекст служить смысловым механизмом. В этих условиях адекватность перевода достигается не суммой «правильных эквивалентов», а согласованием решений на разных уровнях: лексика не должна повышать экспрессию, синтаксис — ломать ход наблюдения, а стратегия доместикации/форенизации — стирать культурные и социальные различия, которые для романа принципиальны. Наиболее продуктивными оказываются трансформации компрессии, модуляции, синтаксической перестройки и компенсации, применяемые точечно и проверяемые через сохранение дистанции рассказчика и читательского эффекта [7; 8; 12; 14].

Литература:

1. Автономова, Н. С. Познание и перевод: опыты философии языка / Н. С. Автономова. — М.: РОССПЭН, 2008. — 702 с.
2. Альбукова, О. В. Обзор существующих подходов к проблеме оценки качества перевода / О. В. Альбукова // Филологические науки. Вопросы теории и практики. — 2016. — № 4. — С. 65–69.
3. Бархударов, Л. С. Язык и перевод: вопросы общей и частной теории перевода / Л. С. Бархударов. — М.: Междунар. отношения, 1975. — 240 с.
4. Виноградов, В. С. Введение в переводоведение / В. С. Виноградов. — М.: Высш. шк., 2001. — 256 с.
5. Гальперин, И. Р. Стилистика английского языка / И. Р. Гальперин. — М.: Высш. шк., 1977. — 301 с.
6. Голубкова, О. Н. Оценка качества перевода художественного произведения в исторической перспективе / О. Н. Голубкова // Современная наука: актуальные проблемы теории и практики. Серия: Гуманитарные науки. — 2019. — № 5. — С. 129–133.
7. Денина, О. О. Использование переводческих трансформаций для достижения адекватности перевода / О. О. Денина // Вестник Оренбургского государственного университета. — 2015. — № 11. — С. 186–190.
8. Комиссаров, В. Н. Современное переводоведение / В. Н. Комиссаров. — М.: ЭТС, 2002. — 424 с.
9. Ковалёва, О. Н. Лингвокультурологические особенности перевода художественного текста / О. Н. Ковалёва, Е. А. Варзакова // Филологические науки. Вопросы теории и практики. — 2019. — № 11. — С. 400–404.
10. Кокшарова, Н. Ф. Лекции по стилистике (английский язык) / Н. Ф. Кокшарова. — Томск: Изд-во Том. политехн. ун-та, 2011. — 104 с.
11. Найда, Ю. К принципам соответствия / Ю. Найда // Теория и практика перевода: сборник статей. — М.: Прогресс, 1983. — С. 113–128.
12. Рецкер, Я. И. Теория перевода и переводческая практика / Я. И. Рецкер. — М.: Междунар. отношения, 1974. — 216 с.
13. Швейцер, А. Д. Теория перевода: статус, проблемы, аспекты / А. Д. Швейцер. — М.: Наука, 1988. — 215 с.
14. Venuti, L. The Translator’s Invisibility: a history of translation / L. Venuti. — London; New York: Routledge, 1995. — 353 p.
15. Maugham, W. S. The Moon and Sixpence / W. S. Maugham. — London: William Heinemann, 1919. — 312 p.
16. Моэм, У. С. Луна и грош = The Moon and Sixpence; Театр; Рассказы / У. С. Моэм; пер. с англ. Н. Ман, Г. Островской. — М.: Правда, 1983.