В данной работе представлен анализ безработицы на российском рынке труда, сфокусированный на региональной асимметрии в период кризисов 2020–2024 гг. Для исследования мы планируем выявить структурные дисбалансы между развитыми и депрессивными регионами на примере Москвы, Татарстана, Краснодарского края и Тывы, а также оценить эффективность государственных мер, и разработать предположительные перспективные направления совершенствования политики занятости, включая цифровизацию и дифференцированный региональный подход. Актуальность темы заключается в том, что разрыв в доступности работы между регионами отражается на жизнях миллионов людей, живущих в депрессивных районах. Для них это означает невозможность найти достойную работу на родине, вынужденный переезд или жизнь в условиях бедности и неуверенности в будущем. Поэтому необходимо найти способы дать людям реальный выбор и возможность строить жизнь в своем регионе.

Динамика российского рынка труда в период последовательных кризисов (пандемия 2020 г., геополитические события 2022 г.) демонстрирует парадоксальную устойчивость в общенациональных показателях занятости на фоне падения реальных доходов. Однако ключевой характеристикой является резкая региональная асимметрия, которая не только сохранилась, но и усилилась. Сравнительный анализ уровня безработицы в 2020–2024 гг. в четырёх субъектах РФ с разной экономической структурой позволяет выявить структурные слабости и оценить эффективность применяемых государственных мер. Москва служит образцом экономически развитого субъекта с широким спектром возможностей для трудоустройства. Республика Татарстан представляет собой индустриальный центр. Краснодарский край характеризуется выраженной сезонной компонентой трудового рынка. Тыва демонстрирует специфические сложности отдаленных территорий с ограниченной экономической базой [3].

Уровень безработицы в Москве, достигнув пика в 2,5 % в 2020 г., к 2024 г. снизился до рекордных 0,26 % [4]. Столичный рынок, основанный на развитом секторе услуг, IT, активной деятельности малых и средних предприятий и высококвалифицированном труде, продемонстрировал высокую адаптивность. Спрос на кадры быстро восстановился, а развитие удалённых форматов работы смягчило шок. Данный показатель отражает не столько успех госполитики, сколько внутреннюю устойчивость экономической структуры мегаполиса.

В Республике Татарстан динамика носит более непостоянный характер: рост до 3,89 % (2020) → резкое падение до 0,51 % (2022) → новый рост до 2 % (2023) → стабилизация на 1,8 % (2024) [4]. Всплеск 2023 года свидетельствует об отсроченном структурном кризисе в промышленности, связанном с переориентацией цепочек поставок, технологической модернизацией и изменением рыночной конъюнктуры, что указывает на уязвимость даже диверсифицированной индустрии к глубоким структурным сдвигам.

В Краснодарском крае кризис максимально ударил по ключевым отраслям: туризму и агропромышленному комплексу. Уровень безработицы оставался высоким в 2020–2021 гг. (4,2–4,6 %) и снизился до 1,9 % лишь к 2024 году [4]. Регион демонстрирует классическую цикличность, где восстановление напрямую зависит от возобновления потребительской активности в сфере услуг. Политика здесь эффективна для сглаживания сезонных провалов, однако она не меняет фундаментальную зависимость.

Показатели Республики Тыва иллюстрируют хроническую структурную безработицу. Пик в 18 % (2020) сменился снижением до 4,9 % (2024) [4], что всё ещё вдвое выше среднего по России. Это свидетельствует не об острых временных факторах, а о долгосрочных структурных ограничениях — недостаточном количестве рабочих мест и низкой хозяйственной диверсификации.

В итоге, кризисы 2020–2024 гг. не породили принципиально новых дисбалансов, а усилили уже существовавшие деформации трудового рынка. Где также углубляется разрыв между:

1. Центром (Москва) и периферией (Тыва).
2. Диверсифицированными промышленными регионами (Татарстан) и моноспециализированными, особенно с сырьевой или сезонной ориентацией (Краснодарский край).

Государственный ответ на кризисы можно разделить на два ключевых блока, эффективность которых различна:

1. Активные меры (программа «Содействие занятости» [1]): Массовое переобучение (свыше 240 тыс. чел. за 2021–2024 гг.) [5], а также общественные и временные работы и субсидирование предпринимательства.

Как результат, в Москве/Татарстане меры сыграли вспомогательную роль, ускорив перераспределение кадров между секторами. В Краснодарском крае помогли сгладить сезонные пики безработицы. В Тыве стали основным источником доходов для населения, выполняя социальную, а не экономическую функцию, так как они не создали устойчивых рабочих мест.

2. Пассивные и инфраструктурные меры:

— Пособия в 2020 г. выполнили ключевую роль «социального амортизатора», предотвратив обвал потребления. Последующая реформа (учёт прежнего заработка [2]) повысила адресность, однако не изменила сути, ведь это компенсация, а не решение.

— Платформа «Работа в России» ̶ успешный инфраструктурный проект, повысивший эффективность поиска работы, особенно в условиях ограничений. Однако для депрессивных регионов она лишь выявляет дефицит локальных вакансий, не решая его.

Государственная политика эффективно решила задачу краткосрочной антикризисной стабилизации, не допустив социального взрыва. Однако она не справилась с задачей структурной трансформации рынка труда. В депрессивных регионах она превратилась в систему постоянной социальной поддержки, приостанавливая, а не исправляя дисбалансы. Международный опыт показывает, что активные меры дают отдачу только в условиях общего экономического роста и спроса на труд, что отсутствует в ряде российских регионов.

Анализ перспектив совершенствования подходов к государственному регулированию безработицы опирается на выявленные различия в социально-экономическом положении регионов. На основе этого предлагается смещение акцента с компенсации безработицы на управление трудовым потенциалом.

1. Политика, учитывающая специфику разных территорий:

Для Москвы, Санкт-Петербурга и развитых — фокус на развитие инновационных секторов, привлечение международных специалистов и правовое оформление гиг-экономики. Для индустриальных регионов (Татарстан, Самарская обл. и др.) — стимулирование корпоративных программ переподготовки под задачи импортозамещения и технологического обновления, а также создание отраслевых центров компетенций. Для депрессивных и монозависимых регионов (Тыва, моногорода) — связывание мер занятости не с общественными работами, а с конкретными инвестиционными проектами по диверсификации экономики (агропромышленность, туризм, переработка). Трудовая мобильность (программы переезда с поддержкой) должна стать одним из ключевых инструментов.

2. Цифровизация, как преодоление пространственного разрыва:

Развитие удалённой занятости — ключевое направление для выравнивания возможностей, где требуется не только инфраструктура (интернет), но и изменение трудового законодательства, стандартов охраны труда и развитие коворкингов.

— Превращение порталов занятости в сервисы управления карьерой (онлайн-курсы с гарантией трудоустройства).

— Создание системы постоянного мониторинга потребностей в кадрах на 5–7 лет вперёд (на основе стратегий развития регионов и отраслей) и привязка к ней государственного заказа на подготовку кадров в колледжах и вузах.

— Внедрение модели, при которой государство софинансирует программы переобучения сотрудников, а бизнес гарантирует их последующее трудоустройство на новых местах.

Проведённый анализ показывает, что основная проблема российского рынка труда не краткосрочная безработица, а системные структурные и территориальные дисбалансы, усугублённые последними кризисами. Необходим переход к стратегическому управлению человеческим капиталом, где меры занятости интегрированы в региональные и отраслевые стратегии экономического роста. Приоритетами должны стать не выплаты пособий, а создание условий для продуктивной занятости через диверсификацию экономики депрессивных территорий, цифровую интеграцию и опережающую подготовку кадров. Без этого разрыв между успешными и отстающими регионами будет продолжать расти, создавая долгосрочные риски для социально-экономической стабильности страны.

Литература:

1. О занятости населения в Российской Федерации: федер. закон от 19.04.1991 № 1032–1 // КонсультантПлюс. — URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_60/ (дата обращения: 25.11.2025).
2. Бирюков А. Новый порядок содействия занятости: что изменилось в 2023 году [Электронный ресурс] // Klerk.ru. — 2023. — 15 февр. — URL: https://www.klerk.ru/buh/articles/501206/ (дата обращения: 23.11.2025).
3. Иванов С. П. Современные тенденции на рынке труда Российской Федерации [Электронный ресурс] // Вопросы прикладной экономики. — 2022. — Т. 15, № 4. — URL: https://vaael.ru/ru/article/view?id=1234 (дата обращения: 23.11.2025).
4. Министерство труда и социальной защиты Российской Федерации [Электронный ресурс]. –URL: https://mintrud.gov.ru/ (дата обращения: 25.11.2025).
5. Центр трудовых исследований [Электронный ресурс] / РАНХиГС. — URL: https://trud.ranepa.ru/?erid=LdtCKD2rw (дата обращения: 20.11.2025).