Еще в Древнем Китае появляются два основных толкования права, существующие в трансформированном виде и в современном правовом пространстве. Речь идет о конфуцианском и легистском его толкованиях. В современной теории права основным идеям конфуцианства и легизма наиболее соответствуют принципы естественного и позитивного права.
В теории права имеют место два понимания природы естественного права: 1) как принципов и норм, вытекающих из естественных, врожденных потребностей человека. Для этого толкования более подходит термин «естественные права»; 2) как норм, генетически восходящих к неким матрицам, структурирующим всю Вселенную. Второе толкование в наиболее чистом виде выражено в космологическом варианте естественного права, согласно которому «правовые нормы являются отражением единого мирового порядка» [3, c. 43]. В китайской философии права оно основывается, прежде всего, на идеях конфуцианства, согласно которым, отношения в обществе должны выстраиваться аналогично отношениям в семье. Но если матрицей общественных (в том числе, правовых) отношений являются семейные отношения, то возникает вопрос о генетической природе последних. Почему в семье должны быть такие нормы? Ранее мы писали, что в китайской философии есть термин «лиз», который переводят как ритуал, норма. Иероглиф для обозначения этого термина этимологически восходит к действию с сосудом. А «иероглиф сосуда в китайской культуре несет метафизический смысл субстанции. Таким образом, «лиз» символизирует действия с субстанцией, первоосновой. Но ведь субстанция существовала до человека, она имеет объективную природу. Тогда «лиз» следует рассматривать как структурирующее начало Вселенной, организующую Хаос в Космос силу» [2, c. 51]. Это нормы, по которым устроен Космос. В китайской культуре эти нормы часто именуют «законами Неба». Человеческое общество («Поднебесная») должно быть устроено именно по этим «небесным» алгоритмам. Только в этом случае в обществе будет стабильность и мир. Если же люди самовольно изменяют эти законы, то это приводит к хаосу, несправедливости, войнам и революциям.
Таким образом, естественное право в его космологическом варианте основывается на признании существования до человека и независимо от него неких упорядочивающих алгоритмов бытия. Именно по ним устроена и функционирует вся Вселенная, по ним же должна быть организована и социальная жизнь. Поскольку эти нормы изначально содержатся в природе, то и независящее от интересов и желаний людей право, было названо естественным, природным.
Таким образом, в этом варианте права главным источником норм является не человек, а объективно существующие порождающие структуры бытия, по которым Хаос превращается в Космос. Именно в таком — натуралистическом — статусе естественное право выступает в качестве основной юридической доктрины Средневековья.
Появившееся в Новое время кантовское толкование естественного права, являясь деонтологическим (в контексте классической онтологии «от-объекта»), вынуждено было отказаться от решения вопроса о происхождении норм естественного права, придав им статус априорных начал, лежащих в сфере трансцендентального мира феноменов. Гегель, пытаясь преодолеть этот недостаток, выводит эти нормы за пределы человеческого сознания, придав им объективный характер в виде метафизических норм развертывания Абсолютной идеи, имеющей панлогическую природу. Поэтому право, как проявление Абсолютной идеи, должно соответствовать законам разума.
В позитивном праве, в отличие от естественного, как известно, акцент ставится на субъект права, его интересы и потребности. Это право, установленное законодателем, представляющее собой совокупность действующих правовых актов, защищающих его интересы. Такое толкование права восходит также к древнекитайской культуре, когда в царстве Чжен в VI в. до н. э. появляется формула «Путь человека близок, а путь Неба («Дао») далек и до него (человека — Р.Р.) не доходит», которая явно указывает на необходимость отказа от метафизического понимания природы права в пользу переноса источника права в социальный мир. Именно тогда в Китае впервые была нарушена традиция «суда по совести» и в 536 г. до н. э. кодифицированы уголовные законы («Уложение о наказаниях»), отлитые в металле. Позднее, формируется философско-методологическое обоснование такого толкования нормативного знания, известное в философии права, как легизм. Легизм сформировался в IV-III вв. до нашей эры как идеологическое обоснование тоталитарно-деспотического управления обществом, ставшее в империи Цинь (221–207 гг. до н. э.) официальной идеологией, противостоящей конфуцианству. К этому периоду Китая относится уничтожение большого количества конфуцианских рукописей, казни и ссылки сторонников конфуцианства. Знаменательным здесь является акт переноса норм организации жизни людей из «неба» на землю. В рамках этой парадигмы автор закона оказывается в обществе и в ходе истории с ним начинают происходить всяческие метаморфозы: то им оказывается суверен, то избранный большинством представительный орган, то — в идеализированном варианте — все общество.
Так же, как и конфуцианство, легизм в Китае приобретает практическое значение и превращается в теорию управления, напоминающую современный менеджмент. Право начинает рассматриваться как орудие власти, которое можно изменять. Гунсунь Ян, правитель области Шан, задолго до Н. Макиавелли формулирует прагматический принцип в политике и праве. Он советует не просвещать народ, чтобы легче было им управлять. Отрицает святость и абсолютность любой нормы, считая, что её можно и нужно менять, если это отвечает интересам власти. Именно к этому периоду истории Китая относится не только построение Великой китайской стены, но и уничтожение всех не имеющих практического значения книг, под которыми, прежде всего, подразумевались книги гуманитарного характера.
Прагматическая направленность права в европейской философии обосновывается учеником И. Бентама Дж. Остиным, британским юристом XIX века, крупнейшим представителем позитивного толкования природы права. Он пишет, что закон является правилом, установленным для управления «мыслящим существом», осуществляемого другим «мыслящим существом», обладающим властью над первым. Остин не отрицает существования «небесных», божьих законов, но считает их бесполезными, в отличие от человеческих законов, отражающих волю суверена — лица, над которым нет правителя.
В ХХ веке среди сторонников позитивного права приобретает популярность появившаяся в 1934 году книга австро-американского юриста Ганса Кельзена «Чистая теория права», в которой автор последовательно проводит позитивистскую методологию, запрещающую в рамках научного исследования ставить и решать мировоззренческие вопросы. Он отстаивает идею, что делом юриспруденции является сфера должного, а не сущего.
Таким образом, в позитивном праве упор, в отличие от космологического варианта естественного права, делается на человека, его интересы и потребности. Это право, установленное законодателем (в идеальном варианте — избранным демократическим путем) и выступающее в качестве совокупности действующих правовых актов, защищающих интересы большинства.
Начиная с Нового времени, в европейском правовом пространстве естественное и позитивное право образуют некий симбиоз, единство противоположностей. Если в средневековье естественное право считалось источником юридических норм, матрицей, с которой они должны согласовываться, то в Новое время позитивное право, подкрепленное философией позитивизма, стало брать реванш. Открытость позитивного права для обсуждения, его либеральный характер, стремление максимально соответствовать ожиданиям граждан достигли предела в социологической школе права (Р. Паунд, Е. Эрлих и др.), которая, по сути призвала к перманентной революции в праве, осуществляемой судами, которым дается право самим создавать законы, отвечающие местным условиям. Оно объявило позитивное право следующим «юридической букве», поэтому не способным эффективно регулировать жизнь людей в изменяющихся условиях. Как видим, последовательное проведение в жизнь принципа либерализации привело позитивное право к самоотрицанию. На самом деле, способен ли законодатель, ориентированный на мнение большинства граждан, установить некий предел всё расширяющимся потребностям этих граждан, толкуемым ими как их естественные права и свободы? Можно ли, к примеру, разрешая гомосексуализм, лесбиянство, однополые браки, разрешить и педофилию, и скотоложство, и некрофилию, если большинство этого требует? Получается, что герой романа Ф. М. Достоевского прав, изрекая «если нет Бога, то все дозволено»? Заменяя Бога человеком, не создаем ли мы условия для замены права самоуправством? Как же сочетать консерватизм естественного права с либерализмом позитивного права?
Интересную попытку синтеза рассматриваемых концепций права предложила Э. Р. Семенова. Отталкиваясь от идей глубинной психологии К. Г. Юнга и нашей докторской диссертации [1, c. 83–114], она полагает, что существуют некие надсоциальные, надматериальные и надпсихические алгоритмы функционирования Вселенной, которые проецируясь в разные области, трансформируются в нормы существования этих областей: «Мы допускаем существование всеобщих структурирующих начал («порождающих структур», подобных платоновским идеям), которые являются всеобщими алгоритмами бытия. Правовой статус они приобретают при их проецировании на сферу государственной власти. Если же они проецируются в биологическую сферу, то мы наблюдаем законы размножения и функционирования живых систем. С этой точки зрения, и архитектурный проект, и музыкальное произведение, и научная теория представляют собой формы реализации архетипа, иногда — одного и того же» [4, c. 163].
Если с этой позиции проанализировать правовые системы современных светских государств, то мы заметим, что принимаемые законы ограничены естественно-правовой концепцией прав человека, оформленной во Всеобщей декларации прав человека, утвержденной Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных наций 10 декабря 1948 года. Эти неотчуждаемые права человека в дальнейшем трансформируются в нормы позитивного права, учитывающие особенности экономической, политической, духовной ситуации в государстве. «В этом случае развитие права видится в приведение в соответствие действующего законодательства (позитивного права) с естественным правом» [4, c. 163].
Таким образом, естественное и позитивное право, имеющие разные генетические источники, в реальном правовом пространстве реализуются в виде синтеза, представляющего собой единство противоположностей.
Литература:
1. Рахматуллин Р. Ю. Онтологизированные образы а научном познании: генезис и функции: дис.... д-ра филос. наук. Уфа, 2000. 276 с.
2. Рахматуллин Р. Ю., Семенова Э. Р. Онтологические основания идеи федерализма в свете философии права // Вестник ВЭГУ. 2010. № 4. С. 50–55.
3. Рахматуллин Р. Ю. Генетические источники мусульманского права // Научный вестник Омской Академии МВД России. 2011. № 4. С. 43–47.
4. Семенова Э. Р. Идеи традиционализма и либерализма в философии права // Альманах современной науки и образования. 2013. № 3 (70). С. 161–163.
