В синтезе различных видов искусства, объединенных в интерьере храма, иконе принадлежит особое место. Искусство иконописания возникло на Руси с принятием христианства и вместе с ним пришло из Византии. О первых привезенных на Русь иконах сообщается в источниках X – XI веков. Эти иконы помещались в новопостроенные храмы и на многие века становились почитаемыми святынями. Русские мастера делали с них многочисленные списки, расходившиеся по всей стране и попадавшие порой в самые отдаленные земли [2, с.12].
Проблема сохранения древнерусских памятников иконописи является относительно новой, интерес к ней возник вновь лишь с конца 80-х годов XX века. Тем не менее, эта тема актуальна и перспективна. По истечении прошедшего столетия становится все более очевидным, что иконописная традиция, которая, казалось, в XX веке была прервана и исчезла, на самом деле не переставала существовать, но усилиями подвижников сохранилась. Эта тема, несомненно, имеет серьезное научное значение еще и потому, что история иконописной традиции тесным образом связана с историей Православной церкви, и шире — с историей России и русской культуры.
Актуальность и перспективность темы заключается еще и в том, что сегодня иконописная традиция проявляет устойчивую тенденцию к возрождению. Но этот процесс далеко неоднозначен, не случайно, вокруг него происходят ожесточенные споры. По мере того, как Церковь все больше интегрируется в современное российское общество, тема церковного искусства становится все более популярной, в то же время в ней выявляются новые проблемы: как писать иконы сегодня? Что такое иконопись — благочестивое ремесло или высокое искусство? Что такое канон и как его воспринимает современный художник? Обречен ли иконописец, основываясь на понятии канона, повторять древние формы или он может дерзнуть создать нечто новое? Эти и многие другие вопросы неизбежно возникают перед современным иконописцем и также перед исследователем этого искусства.
В настоящее время иконопись является одним из наиболее динамично развивающихся видов современного искусства. Художниками создаются совершенно новые храмовые ансамбли с росписями и высокими иконостасами, пишутся образы в существующие древние интерьеры и для домашнего пользования. Работы ведутся не только по древним образцам: создаются новые иконографии для вновь прославляемых святых и для праздников, ранее не отражавшихся в иконописи (например, «Крещение Руси») [3, c.45].
Икона на любом этапе своего существования воспринималась как искусство, глубоко связанное с традицией, но при этом и остросовременное, рожденное духовными запросами конкретного времени. Икона XXI века точно также как и икона любого другого периода, имеет свои характерные черты, определенную духовную наполненность и ярко выраженные стилистические признаки, по которым мы отличаем ее от произведений других эпох [12]. Проблемы, связанные с современной иконой и современными иконописцами мы рассмотрим ниже.
Одновременно с бумом иконописания и реставрационных работ идет спор вокруг значения религиозного искусства и его места в культурной жизни современного российского общества. Старинные иконы рассматриваются сегодня в двух аспектах: как произведения искусства и как предмет религиозного почитания. Отсюда возникает одна из наиболее серьезных на сегодня проблем: должны ли они храниться в церквах или в музеях [6]. По словам доктора исторических наук, кандидата богословия А.Е. Мусина: «вопросы культурного правопреемства оказываются более запутанными, чем кажется на первый взгляд. Основной спор о наследстве идет не между «официальным» и «альтернативным» Православием, не между конкретными религиозными организациями: приходами и монастырями, чья собственность на богослужебное имущество не подвергалась сомнению в Российской империи. Внешне спор идет в основном между отделенной от государства Русской Православной Церковью, чьи интересы зачастую поддерживаются государством, и государственными учреждениями культуры, судьба которых тому же государству подчас демонстративно безразлична».
Предыстория спора о памятниках церковной старины, а, по сути дела, о российской памяти, связанная с трагическим опытом российской истории в XX столетии, казалось бы, не оставляет сомнений в единственно возможном решении этой проблемы. Необходимо вернуть святыни и собственность тем, у кого все это было отнято властью, открыто провозгласившей своей целью уничтожение религии и религиозного. Но кто сегодня эти «те»? общинная и приходская жизнь, выросшая из многовековой русской традиции, ныне разрушена. Сегодня на место общин пришло руководство патриархии, епархиальная бюрократия, приходские и монастырские настоятели и их ближайшее окружение – «трудовые коллективы» религиозных организаций. На долю прихожан осталось лишь «удовлетворение религиозных потребностей». Ответственности за переданную им материальную и культурную ценность граждане России не несут. Они исключены из этой сферы теми, кому государство передает в пользование или в собственность культурные ценности – под видом имущества [7, с.5-6].
Поскольку считается, что памятники культурного наследия - категория историческая, ценностная шкала ее подвижна. Поэтому лишь в сравнительно недавнее время стали акцентировать внимание и на научной ценности памятников, т.е. значении их для развития научных исследований и распространения научных знаний. Сохраненные памятники обеспечивают культурную преемственность, дают возможность, опираясь на непреходящие ценности прошлого, их творческое освоение, лучше понять современность. В переломные моменты обостряется не только интерес к культурно-историческому наследию, но и переживание за те ошибки, которые привели к невосполнимым потерям национальных ценностей.
Сегодня в условиях возрождения православной веры особенно остро встал вопрос об обеспечении иконами возрождаемых и вновь строящихся церквей и монастырей. На протяжении последних двух десятилетий эта проблема требует к себе повышенного внимания со стороны государственной власти в целях найти компромисс между церковными служителями и теми, кто сохранял памятники церковного искусства в течение почти века, пока Россия вновь не обратилась к православию [4].
Как писал в своей книге «Церковная старина в современной России» А.Е. Мусин, сегодня так называемые «церковники, преимущественно епископат и активисты московской патриархии, действующие именем Церкви и от имени «православных верующих» России…требуют полномасштабной реституции некогда утраченных имущественных прав Русской Православной Церкви по состоянию на 1917 год» [7, с.6].
Автору статьи кажется важным остановиться более подробно на понятии «реституции церковного имущества», так как именно этот процесс вызывает наибольшее волнение как в церковной, так и в научной среде ТВ течение последних двух десятилетий и отражает суть одной из проблем, поднятой в статье.
Реституция церковного имущества в России – происходящий в России процесс передачи в собственность Русской православной церкви некоторых категорий имущества, находившегося до 1918 г. во владении РПЦ и перешедшего, согласно Декрету СНК РСФСР от 20 января 1918 г. «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», в собственность государства, а после 1991 г. – к Российской Федерации. После обретения прав юридического лица религиозными организациями в СССР в соответствии с Законом СССР от 1 октября 1990 г. «О свободе совести и религиозных организациях», их права по отношению к имуществу, находившемуся уже к тому времени в их безвозмездном пользовании, остались прежними; права собственности возникали только в отношении вновь созданного на их средства имущества [5].
С распадом Советского Союза начинается процесс возвращения церкви принадлежавшего ей ранее имущества. В числе первых вышло Распоряжение Президента Российской Федерации от 31 декабря 1991 г. № 135-рп «О возвращении Русской Православной Церкви строений и религиозной литературы». В 1993 г. появилось Распоряжение Президента Российской Федерации от 23 апреля № 281-рп «О передаче религиозным организациям культовых зданий и иного имущества». В нем содержалось поручение Правительству РФ подготовить «поэтапную передачу в собственность или пользование религиозным организациям культовых зданий, строений и прилегающих к ним территорий и иного имущества религиозного назначения, находящихся в федеральной собственности, для использования в религиозных, учебных, благотворительных и других уставных целях, связанных с деятельностью конфессий».
В 1995 г. Правительство РФ приняло Постановление № 248 «О порядке передачи религиозным организациям находящегося в федеральной собственности имущества религиозного назначения». Оно определяло общие принципы передачи объектов религиозного назначения в собственность, пользование либо совместное пользование с учреждениями культуры. Постановление запрещало передачу в собственность религиозных организаций памятников истории и культуры, относящихся к особо ценным объектам культурного наследия народов Российской Федерации [11].
В 2000 г. юбилейный Архиерейский собор РПЦ направил письмо Президенту РФ В. В. Путину, в котором отметил, что процесс возвращения церковной собственности в России «не только не завершен, но по-настоящему и не начат», и призывает к передаче церкви храмов, икон, святынь, помещений для воскресных школ, богословских учебных заведений, приютов, региональных церковных учреждений, а также земли для монастырского приусадебного хозяйства. При этом в письме оговаривается, что «Церковь не желает претендовать на весь объем собственности, бывшей в ее распоряжении в течение того или иного исторического периода».
30 июня 2001 г. вышло новое Постановление Правительства РФ № 490 «О порядке передачи религиозным организациям находящегося в федеральной собственности имущества религиозного назначения».
В 2004 г. Государственная дума РФ приняла Закон «о безвозмездной передаче религиозным объединениям в постоянное пользование земель под зданиями культового назначения». В 2007 г. началась разработка проекта Федерального Закона о передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в федеральной собственности.
30 ноября 2010 г. президентом РФ Д. А. Медведевым был подписан Федеральный Закон РФ № 327-ФЗ «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности», определяющий «порядок безвозмездной передачи в собственность или безвозмездное пользование религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в федеральной собственности, собственности субъектов Российской Федерации или муниципальной собственности» [9].
Параллельно в 2007–2009 гг. происходили выступления музейных работников, связанные с передачей объектов культурного наследия Русской православной церкви. 19 февраля 2010 г. было распространено письмо ряда сотрудников ведущих российских музеев Президенту РФ Дмитрию Медведеву, в котором они призывали не передавать РПЦ религиозные памятники из музейных фондов, мотивируя свою позицию тем, что «передача древних храмов с фресками и иконами, а также икон и драгоценной богослужебной утвари из фондов музеев в церковное пользование выведет их из контекста культурной жизни общества и может привести к их гибели» [5].
3 марта 2010 г. работники искусства и науки опубликовали Открытое письмо Патриарху Кириллу, в котором говорилось о возможных последствиях передачи памятников истории и культуры, признанных общенациональным и мировым достоянием: «Лишение древних памятников их музейного статуса будет означать отказ от признания церковного и шире – религиозного искусства неотъемлемой частью великой культуры России и в итоге приведет к разделению народа исключительно по конфессиональному принципу». Музейные работники призвали Патриарха способствовать приостановке подготовки закона и подключению к его разработки наряду с представителями религиозных организаций также и музейного сообщества.
После принятия Федеральным Собранием закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности» в ноябре 2010 г. музейные работники вновь выступили с его критикой [9].
Одной из основных проблем, возникающих в ходе передачи имущества религиозного назначения, является вопрос сохранности культурных памятников, передаваемых церкви из музейных фондов. Так, в 2002 г. на территории Ипатьевского монастыря в Костроме, управляемой обителью, сгорела уникальная деревянная церковь, привезённая в середине XX века из села Спас-Вёжи. За время нахождения в Успенском соборе Княгинина монастыря во Владимире ухудшилось состояние Боголюбской иконы Божией матери [5].
В этой ситуации памятники культуры играют «служебную роль». Они становятся наиболее востребованной частью церковной недвижимости или средством психологического давления на общество, поскольку пребывание икон и реликвий в музейных собраниях, а не в литургическом быту, именуется «оскорблением чувств верующих» [7, с.10].
Официально иконы музейного уровня не могут быть выведены из фондов музеев России, поскольку это противоречит закону Российской Федерации. Но официальные лица используют различные способы, позволяющие сохранить видимость юридического исполнения закона, в результате которых иконы фактически оказываются в использовании Православной церкви, а музей сохраняет только номинальное владение над ними. Одним из основных является передача иконы из музея в храм на «временное хранение», во время которого музей сохраняет юридическое право собственности на произведение искусства, однако икона используется в храме как реальный объект культа, а сроки временного хранения постоянно продляются.
Например, Боголюбская икона Божией Матери XII века с 1992 г. передана в Успенский Княгинин монастырь, где её состояние катастрофически ухудшилась. В результате, она была возвращена на реставрацию в Владимиро-Суздальский музей-заповедник. «Явленная Толгская икона Божией Матери», хранившаяся в Ярославском художественном музее, в 2003 г. была передана в Толгский женский монастырь города Ярославля. В монастыре за иконой тщательно следят, специалисты и хранители музея регулярно приезжают ее осматривать. В случае необходимости вызывается музейный реставратор [9].
Одним из серьезных аргументов в пользу передачи культурных ценностей патриархии становится утверждение, что государство в лице учреждений культуры не может (в силу финансовых и организационных причин) достойно содержать памятники церковной старины. К тому же музейная практика, пропитанная антирелигиозными предрассудками, доставшимися ей в наследство от советского прошлого, не способна правильно показать и объяснить церковную культуру. Общественности также предлагается принять во внимание волю создателей и дарителей произведений христианского искусства, полагавших некогда, что их творения и собственность будут находиться в пользовании Церкви до скончания веков. На стороне требовательной иерархии – значительная часть прихожан, государственные чиновники различных уровней и ветвей власти, общественные деятели и бизнес-элита, спекулирующая на религиозной теме, и одновременно – почти полное равнодушие к проблеме со стороны российского общества [7, с.7]. Все сказанное не предполагает обязательного возвращения религиозным организациям предметов культа, «переросших» свое литургическое значение и превратившихся в произведения искусства.
Деятели культуры указывают на отсутствие у патриархии должного опыта и средств для консервации и реставрации памятников, а также на низкий культурный и нравственный уровень духовенства, в руки которого попадают святыни. Передача памятников религиозным организациям не только несет в себе угрозу их сохранности и свертывает возможность ознакомления с ними широких слоев населении, но также препятствует их исследованию и изучению специалистами. Такое «хозяйствование» приводит к существенному искажению и даже разрушению объектов культурного наследия, переданных монастырям и приходам. Передача памятников Церкви зачастую происходит за счет расформирования и реорганизации музейных структур и коллекций, что ведет к утрате культурного потенциала России и разрушению системы охраны памятников. На стороне «музейщиков» - постоянно нарушаемое законодательство страны, действительные финансовые и организационные проблемы, связанные с содержанием памятников религиозными организациями, «группа поддержки» из числа чиновников Министерства культуры, определенные круги гуманитарной и технической интеллигенции, зачастую настроенные антирелигиозно и антиклерикально, и редкие выступления местных жителей, малочисленных общественных организаций и политических движений.
При этом и «музейщики», и «церковники» упрекают друг друга в корыстных интересах, проистекающих из бесконтрольного обладания памятниками и музейными коллекциями. Здесь и использование «денежных потоков» от туризма и экскурсий, и возможность получения бюджетного финансирования, и злоупотребление экспонатами из «желтого» и «белого» металлов, и самые банальные морально-материальные дивиденды, получаемые от эксплуатации «имиджевых» памятников, ассоциируемых с национальной историей России [7, с.8].
Стоит отметить, что крупных собраний древнерусской живописи в нашей стране совсем немного – ими располагают лишь музеи столиц и нескольких областных городов; если разорить хоть все музеи, это не решит проблему обеспечения иконами возрождаемых и вновь строящихся церквей и монастырей. Не решит хотя бы потому, что каждый храм нуждается не просто в иконах, но в определенном их подборе, как по сюжетам, так и по размерам. Кстати, музеям при всем их иконном «богатстве» не хватает часто для цельности экспозиций произведений определенных сюжетов. Так Владимиро-Суздальский музей-заповедник восполняет коллекции, обращаясь к мстерским художникам-иконописцам.
В 90-х годах XX в. Владимиро-Суздальский музей-заповедник передал в церкви и монастыри 726 предметов церковного обихода XVI-XX вв., в том числе 183 иконы. Спустя несколько лет выяснить судьбу большинства икон и утвари оказалось невозможным. В Патриархии нет установленного порядка учета икон [1].
Дележ бывшей церковной собственности удивительно похож по формам и последствиям на «дикую приватизацию» начала 1990-х гг., тогда как в конфликтах конца 1990-х – начала 2000-х гг. патриархия и ее структуры действовали в соответствии с практикой «черных рейдерских поглощений» и «гринмейлерского» шантажа. С середины 2000 – х гг. получение патриархией церковной собственности и памятников культуры можно рассматривать как запоздалый вариант «олигархической приватизации», когда государство передает солидную и приносящую доход собственность в руки надежных партнеров, рассчитывая в ответ на всестороннюю политическую лояльность [7, с.108].
Вне музейного опыта и особых условий будет сложно сохранить памятник, а при ежедневной богослужебной эксплуатации станет невозможно достойно его представить. Передача храмов и святынь в непосредственное пользование верующим возможно лишь на гарантиях нормальных условий хранения. В качестве первоочередной меры авторы письма предполагали передачу тех храмов, которые не используются в культурных целях. Иконостасы этих храмов могли формироваться за счет некоторых категорий икон из музейных запасников, а также за счет создания копий [7, с.109-110].
В церкви икону воспринимают как святыню, но не смотрят на нее как на реликвию, требующую особых условий хранения. Церковная служба вообще несовместима с сохранением древних художественных произведений: копоть свеч, открытие дверей в любую погоду, приносимые с улицы пыль и грязь – все это самым непосредственным образом отражается на состоянии памятников. Отсюда – быстрое старение икон и необходимость их поновления.
Судьба художественных реликвий не может и не должна решаться методами широкомасштабных акций и кампаний. К ним необходим сугубо индивидуальный подход. В духе разумного компромисса решен вопрос с иконой XII века Боголюбской Богоматери, которую Владимиро-Суздальский музей-заповедник передал на хранение в Успенский собор Княгинина монастыря, оборудовав специальную витрину с заданным температурно-влажностным режимом [1].
Конфликты за право владения исторической памятью заслонили гораздо более существенные проблемы, связанные с обликом и состоянием самих памятников. В итоге даже государство было вынуждено признать, что ситуация с охраной и реставрацией памятников старины, переданных государством религиозным организациям, оказывается неудовлетворительной. 21 февраля 2006 г., т.е. через 15 лет после начала массового возвращения памятников старины Русской церкви, на заседании Комиссии по вопросам религиозных объединений при Правительстве Российской Федерации первым пунктом повестки дня был поднят вопрос «О проблемах сохранения объектов культурного наследия религиозного назначения». Именно сохранение исторического облика памятников культуры, возвращаемых архиереям и церковным общинам, или же, говоря языком закона, сбережение «исторических черт, подлежащих охране», оказалось в определенный момент главной головной болью Церкви. К числу проблем здесь относятся не случайные изменения, вызванные небрежением, отсутствием знаний и средств или реставрационной ошибкой, а сознательные искажения и разрушения, вызванные преднамеренным вторжением в памятник и целенаправленным изменением его облика [9].
Но речь идет не только о сохранности, но и о доступности памятников старины для осмотра и изучения, которые теперь стали зависеть от недоброжелательного «фейс-контроля», или, попросту говоря, от «отношения к религии» в правовом и бытовом смысле этого термина [7, с.10].
Однако у передачи икон во владение храмов есть и положительные стороны – в экспозиции музея находится от 3 до 5% музейных коллекций, в то время как остальные предметы находятся в запасниках, доступ к которым затруднён. Перемещение имущества в церкви, по мнению некоторых, может значительно повысить доступность памятников [9].
Как уже говорилось выше, наряду с интересом к древней иконописи пробуждается интерес и к новой иконе, к современной иконописной практике, продолжающей древние традиции. Возрождение церкви дало импульс для возрождения церковного искусства. Стали появляться иконописцы и иконописные школы, мастерские, артели. Иконописное искусство не просто стало вновь востребованным, оно оказалось в центре внимания Церкви и общества [12]. В Верхневолжском регионе сегодня работают около пятисот иконописных и реставрационных мастерских, иконописных артелей и индивидуальных художников – иконописцев.
Однако у ценителей церковного искусства бурный процесс развития иконописи, не вызывает оптимизма. Слишком мало профессионально написанных икон, живопись которых была бы сопоставима с общим художественным уровнем Византии и Древней Руси. Среди тысяч иконописцев лишь единицы создают исполненные подлинного мастерства молитвенные образы. И речь здесь идет не о «гениальности» или «ремесленничестве», а лишь об уважительном для Церкви уровне творческого профессионализма. С незапамятных времен существовала какая-то условная черта качества, все производимое за пределами которой в храмы не попадало. И, судя по соборным постановлениям многих веков, Церковь за этим следила [3].
Художнику, сформировавшемуся на принципах расцерковленного искусства нового времени, очень сложно отрешиться от своей творческой индивидуальности, от личного видения «темы». Умение художника отсечь авторскую гордыню, стремление показать миру собственные глубокие чувства и мысли, – одна из важнейших оценочных категорий иконописи, ставшая необыкновенно актуальной именно в наше время. Видимо поэтому, несмотря на большую потребность Церкви в творческих силах, серьезные художники нечасто работают для Нее, не желая сковывать свою творческую индивидуальность необходимостью творить в традиционных канонических формах православного искусства.
Канон — это начало и основа любой иконы. Именно он тысячу лет не давал превратиться ей в картину или портрет, и вместе с тем позволял быть всегда национальной и современной. Ошибаются те, кто считает, что канон это некая жесткая схема, под которую иконописец обязан «подгонять» изображение. Канон – это своего рода творческий метод, то направляющее русло, по которому развивается искусство иконописи. Благодаря ему, ум святых отцов соединяется с сердцем художника, и икона становится источником умной молитвы для каждого верующего, предстоящего перед ней [3, с.46].
Непонимание значения канонов, не желание их изучать и обдумывать, приводит к тому, что художники зачастую не в силах осмысленно использовать исторические образцы, древние иконографии и технические приемы. Поэтому чаще всего встречаются различные негативные крайности. Одна из них — это бездумное копирование древних образцов. Художественная безграмотность и нежелание вдумчиво и молитвенно изучать исторические образцы доводит до живописных несуразиц. Иконопись носит эклектично-копийный, самодеятельно-ремесленный характер.
Очень многое при создании иконы зависит от технического мастерства. Сложная живописная система иконописи отличается от обычной и тесно связана с богословским замыслом произведения.
Особенно ярко все эти недостатки современной иконописи раскрываются при написании новопрославленных святых, где невозможно уже опереться на какие-нибудь достойные древние образцы.
Надо с сожалением заметить, что проблема отсутствия знаний, вкуса и художественного мастерства — это проблема не отдельных удаленных приходов. Все художественные работы в храмах оставлены на усмотрение заказчиков и исполнителей.
«Налицо отсутствие вкуса и чувства православной культуры,— говорит об этих проблемах Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II,— если настоятель или председатель Приходского совета некомпетентны в этих вопросах, им надлежит пригласить консультанта-искусствоведа, а не полагаться на свое восприятие и не создавать иконостасов или настенных росписей, чуждых русской традиции, основанной на богословском и молитвенном опыте святых отцов. Во вновь создаваемых иконах и настенной живописи нередко используются изображения богословски неоправданные».
Несмотря на очевидность проблемы, обозначенной Святейшим Патриархом, некомпетентность и дурновкусие, поставленные на массовое производство, становятся, к сожалению, неотъемлемой частью современной церковной культуры.
Традиционная система иконописания, которая ориентируется на древние образцы, сейчас получает новое развитие, связанное с западноевропейским живописным наследием, которое появилось в России в XVIII веке. С одной стороны, его питает археологическое отношение к произведениям храмового искусства, которые рассматриваются исключительно как исторические памятники. Чаще всего оно дает о себе знать при создании росписей и иконостасов в восстанавливаемых церквях. Приверженцы этого направления совершенно безучастны к канону и мистической стороне иконописи. Их интересы — сугубо историко-культурные, и храм для них является не более чем произведением архитектуры определенной эпохи. Поэтому, каждому памятнику, считают они, приличен стилистически соответствующий живописный декор [3, с.47-50].
Стоит задаться вопросом, если происходит стилистическая замена иконных изображений в иконостасе, не противоречат ли иконописные изображения, по стилю принадлежащие к более раннему временному отрезку, внутреннему пространству храма, построенного не ранее второй половины XIX века. Иными словами, если мы начнем расписывать храм заново уже в «греческой» манере письма, то насколько это будет корректно по отношению к его архитектуре, принадлежащей другой эпохе [10].
Вредной для памятников церковной иконописи оказывается и неквалифицированная реставрация. Реставрация XIX века порой губила памятники, когда не слишком квалифицированные мастера попросту записывали старинные фрески, и в двадцатом веке приходилось их раскрывать. Так же, как и в старые добрые времена, сегодня в некоторых храмах не особо церемонятся и просто дорисовывают утраченные части изображений. Искусствоведы констатируют, что в российской глубинке это обычное явление. Искусствовед, академик РАН Дмитрий Сарабьянов пояснил: «Очень часто батюшка, епископ, игумен, какое-то духовное лицо жаждет увидеть икону такой, как он понимает. Это целостность картинки, чтобы у святых были в наличии все части тела — глаза, носы, рты, руки, ноги. Но древняя живопись иногда доходит до нас лишь фрагментами, и такая «реставрация» недопустима. Сейчас это стало проблемой, как это было в конце XIX века, когда все древние храмы переписывались».
Столкнувшись с таким отношением к памятникам, музейные реставраторы единодушно выступают против передачи ценностей Церкви, несмотря на то, что бывают исключения из правил [8].
Подводя итоги, можно сказать, что реставраторами и иконописцами проделана огромная работа за прошедшие десятилетия. Многие возрожденные и заново написанные произведения, были созданы ведущими отечественными мастерами и признаны шедеврами нашей культуры. Реставрация позволила ввести в научный оборот новые памятники, копирование и создание списков с икон дало возможность построить новые экспозиции, открыть для посетителей интерьеры церквей с иконостасами XVI – XVIII веков. Все это, в результате, способствовало повышению интереса к русскому церковному искусству и древним монастырям у любителей старины, и дала возможность для дальнейших исследований специалистам.
Стоит особо отметить, что значимость исследования обусловлена возрождением православия в современной России и возникшей в связи с этим необходимостью восстановления традиции иконописания и подготовки иконописцев, практически полностью утраченной в нашей стране в XX веке.
Очевидно, что возрождение иконописания находиться в прямой зависимости не только от социокультурных факторов, но и от качества подготовки иконописцев. На общем фоне востребованности работ по росписи реставрируемых и строящихся заново храмов, реставрации и написанию икон наблюдается недостаток иконописцев, имеющих должный уровень подготовки. Вследствие этого современная иконопись нередко имеет, как уже было сказано эклектично-копийный, самодеятельно-ремесленный характер.
Анализ источников показывает, что проблема подготовки православных иконописцев в России до настоящего времени остается в числе первостепенных. Отсюда же следует и решение еще двух проблем: неквалифицированной реставрации и несоблюдение канонов при иконописании. Вопрос о передаче из музейных фондов памятников древней иконописи решается на уровне государства и все еще вызывает волнения, как в среде музейных работников, так и в обществе в целом. Решение данного вопроса носит локальный характер – лишь некоторым удается решить проблему безболезненно для обеих сторон – создать современную копию с иконы, либо работать в постоянном тандеме друг с другом.
Литература:
Аксенова А.И. Музеи – не хранилища краденого // http://www.museum.ru/Prof/news.asp?
Болотцева И.П. Статьи и исследования. – Ярославль: Фонд гражданских инициатив «Содействие», 1996. – С.12.
Губарева О. В. Проблемы современной иконописи. Журнал Владимирской епархии «Свет Невечерний». 2002. № 4.
Долидзе. Е. Культурное наследие России: правовой аспект // Изучение и сохранение культурного наследия. Сборник научных статей и докладов. – Нижний Новгород, 2010.
Колымагин Б., Аронов Н. Царский подарок. Режим доступа: сайт: Новое время // http://newtimes.ru/articles/detail/14411/
Майданс Сет. Новые реставраторы икон. Московский корреспондент газеты «Нью Йорк таймс», 2005 // Пленэр. Художественная галерея. http://plener-gallery.ru/person/hetagurov/aticel.html
Мусин А.Е. Церковная старина в современной России. – Спб.: «Петербургское Востоковедение», 2010.
Пищухин Д. Исчезающее сословие: реставраторы // http://www.vesti.ru/doc.html?id=348572
Церковная реституция в России узаконена. Режим доступа: сайт: memoid // http://www.memoid.ru/node/Cerkovnaya_restituciya_v_Rossii_uzakonena
Шерин М.Д. Православна система росписи храма и современная архитектура // http://www.art-hoenix.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=21&Itemid=42
Является ли РПЦ правопреемницей дореволюционной церкви. Режим доступа: сайт: Успокоитель // http://ycnokoutellb.ru/issledovanija/yavlyaetsya-li-rpts-pravopreemnitsey-dorevolyutsionnoy-tserkvi.html
Языкова И. К. Икона в духовной культуре России XX века: диссертация кандидата культурологии: Москва, 2005. – 186 с. // http://www.disserr.com/contents/221782.html.