Автор статьи исследует одну из устойчивых привычек русского крестьянства — употребление и изготовление недорогого крепкого алкоголя. Рассматривает менталитет крестьянства, социальные и экономические особенности, связанные с производством и потреблением алкоголя. Влияние государства на регулирования данной проблемы, мнение руководителей страны, а также вопросы развития пьянства в отдельном хронологическом периоде новой экономической политики.
Ключевые слова: крестьянство, потребление алкоголя, самогоноварение, традиции, модернизация 1920-е годы.
The author of the article explores one of the stable habits of the Russian peasantry — the use and production of inexpensive strong alcohol. Examines the mentality of the peasantry, social and economic features associated with the production and consumption of alcohol. The influence of the state on the regulation of this problem, the opinion of the leaders of the country, as well as the development of drunkenness in a separate chronological period of the new economic policy.
Key words: peasantry, alcohol consumption, home brewing, traditions, modernization 1920s.
На сегодняшний день, в массовом сознании существует устойчивый тезис, о пьянстве как основной древнейшей традиции русского крестьянина. С культурной и экономической стороны для России он многогранен и проходит через всю историю страны. Рассмотрение вопроса традиционности потребления алкоголя в среде крестьянства немыслимо без накопления исторических сведений: видах алкогольных напитков, причинах употребления, формах потребления, борьбе с проявлениями алкоголизма и пьянства.
В рамках своего исследования мы постараемся проследить развитие и изменение традиции пьянства на территории России в период НЭПа на примере русской деревни.
К 1921 году политика военного коммунизма сменилась новой экономической политикой, сокращенно — НЭП. События первой мировой войны, а вслед за ней гражданской войны сотрясли мировое сообщество и сильно дестабилизировали экономику страны. Перед российским правительством стояла острая необходимость привести бюджет в норму и подготовить страну к индустриализации и модернизации.
Одним из способов пополнение государственной казны стала винная монополия. Можно отметить, что действия государства противоречат словам В. И. Ленина, он говорил следующее «пролетариат — восходящий класс… не нуждается в опьянении, которое оглушало бы его или возбуждало» [11, с.50.], тем самым выражая явное недовольство пьяной политикой императорской России до 1914 года. Или, например, его слова с Всероссийской конференции РКП(б) мая 1921 года: «… в отличие от капиталистических стран, которые пускают в ход такие вещи, как водку и прочие дурманы мы этого не допустим» [3, с.326.]. Таким образом, В. И. Ленин видел явную проблему в пьянстве и стремился кардинально решать.
В августе 1921 года появляется декрет о частичном разрешении производства и отпуска виноградного вина крепостью 14 %. Спустя шесть месяцев максимальный градус такого вина был повышен до 20 %, что говорит о нехватке слабоалкогольных напитков народу, которые привыкли пить дешёвые сильно алкогольные напитки и суррогат.
К 1922 году легализован коньяк, через год разрешат продавать наливки и настойки 20 % крепости. Правительство очень быстро стало сдавать свои позиции в борьбе с алкоголем. Кульминацией пьянства в период НЭПа стало появление «рыковки». Она представляла собой 30 % водку, которая изготавливалась по более простой технологии, но похожая на «Русскую горькую» [7, с.151.]
Данные меры были вынужденными для советской власти. Она не могла мириться с нехваткой денежных средств и сельскохозяйственной продукции на построение коммунизма. Продолжалось потребление суррогатов и варение самогона, борьба же с этими явлениями производилась, но эффективность была недостаточной. В одной лишь Пензе смогли уличить в производстве самогона 280 точек, которые могли производить огромное количество нелегального продукта, тратя на это сельскую продукцию, которую они могли бы отдать государству [5, с. 68.]. Осложнял ситуацию и облегченный доступ к кокаину, которым торговали проститутки, называя его «марафетом». Наркотическое вещество стало добавкой к спиртному, из-за чего человек получал особо сильное отравление и опьянение, часто на фоне употребления таких коктейлей люди совершали убийства и суициды. [6, с. 185]
Очередная попытка урегулирования изготовления алкоголя в деревне происходит в 1925 году. В августе центроспирт издает распоряжение, которое разрешило торговлю водкой, той самой, которая дошла до нас сейчас, со стандартом крепости в 40 %.
Необходимо это было для того, чтобы уменьшить употребление и изготовление в сельской местности домашнего суррогата: ««… основной задачей всей нашей деятельности в текущем операционном году является продвижение максимального количества хлебного вина в сельскую местность (не останавливаясь даже перед могущей оказаться нехваткой вина для города) …». [10, с.182]. Переход от изготовления самогонки на «очищенную» водку должен был повысить доходы государства на планируемую индустриализацию. Магазины в городах были украшены электрической гирляндой с надписями: «Крепость в 40 %, свидетельствует о крепости Советской власти» [10, с.182]. Можно сказать, что в крестьянской среде появилось «алкогольное расслоение»: более зажиточные крестьяне могли себе позволить дорогие для деревни напитки, а беднота могла довольствовать своим домашним продуктом.
Нельзя не отметить, что легальная алкогольная продукция проигрывала в цене. Из данных партийного собрания Липецкого уезда: «Почему ведро спирта имеет себестоимость 1 руб. 40 коп., в то время как одна бутылка очищенной (615 мл) стоит 1 руб. 25 коп». [10, c.183]. Неудивительно, что преимущество для народных масс в самогоне перед водкой — это ее дешевизна. Государство с трудом пытается переманить крестьян деревни на более дорогую водку, чтобы они не занимались переводом сельскохозяйственной продукции. Но политика эта в реализации вышла не такой эффективной, что мы можем проследить из поступлений в государственный бюджет денег, полученных с продажи водки.
Т. А. Мищенко и В. В. Мищенко в своей статье исследовали пьянство в восточной полесской деревне и сформулировали следующие особенности употребления самогона:
— праздничное употребление как разнообразие скудной пищи и тяжелого труда;
— протест молодежи против архаичных устоев деревни через пьянство, хулиганство и вандализм;
— сохранение «сухого закона» советской властью, не решившее проблем пьянства 1925 г. с отменой «сухого закона» [4, с.92,94,95,96].
Исследователь Т. А. Мищенко подчеркивает социально-экономическую значимость, которую получали люди в деревне с выгонкой самогона — «...более столетия назад выгонка «хлебного вина» показалась выгодной российским дворянам». [4, c.96]. Однако, в 1920-е годы самогоноварение, не то, что бы было выгодно уже русскому крестьянству, оно было необходимо, чтобы существовать. Изготовлением самогона активно занялись женщины. Холостых и разведенных самогонщиц суммарно 19 %, когда вдов самогонщиц 42 %. Это может нам говорить о том, что для женщин потерявших мужей в первой мировой, гражданской войнах или во время репрессий, или потерявших мужей ввиду других причин, самогоноварение стало способом выживания, так как одни они вести хозяйство могли, но с большим трудом [1, с.190–191].
Если рассматривать гендерную составляющую изготовителей алкогольной продукции первой половины ХХ века, то чаще самогонщиками были женщины чем мужчины. Около 50 % женщин, осужденных по статье за самогоноварение, снова совершали преступления такого же характера [1, с.190–191]. Это может нам говорить, о том, что традиция самогоноварения по большей части было женским делом, как хранительницы домашнего очага. Изготовление самогонки в лечебных целях (создания настоев), а также для домашнего застольного употребления.
Если рассматривать потери для государств из производства самогона, то на 1923 г. автор приводит цифру в 900 млн. рублей. «Три — четыре раза выгонишь — можно лошадь купить». Основным поставщиком самогона в деревне был кулак. Излишки хлеба реализовывались в алкогольную продукцию, и сбывалась она крестьянской бедноте, которая не могла себе позволить «пропивать» единственное свое пропитание. Откуда выводится формула потребления самогона в деревне, где кулак — это заказчик, а потребителем становится весь остальной народ деревни. [4, с.96]
Сталинская пропаганда утверждала, что винная монополия — это временное явление, и она будет упразднена: «найдутся в нашем народном хозяйстве новые источники для новых доходов на предмет дальнейшего развития нашей промышленности» [8, c.232–233]. Нельзя не отметить, что так называемое, «временное» явление значительно обогащало советскую казну. Лишь за 1927 год прибыль от продажи алкоголя составляет 500 млн. рублей, что составляет 10 % процентов дохода государства. Сталин в конце своего ответа на вопрос — «как увязывается водочная монополия и борьба с алкоголизмом», говорит заветные слова — «Это — судьба!», тем самым определяя политику СССР и тенденции к усилению пьянства. [8, c.232–233].
За позитивной подоплекой пополнения казны можно выделить и негативные последствия винной монополии во время новой экономической политики. К примеру, кандидат исторических наук С. В. Богданов в своей работе отмечает повышенный рост самоубийств в СССР, на фоне алкоголизма. В 1924 г. количество самоубийств составило 4681 случай, что было на 670 человек больше, чем в 1923 году, а в 1925 году число прошлого года увеличилось на 1169. Исследователь связывает это с постепенным появлением на рынке винно-водочной продукции более высокого градуса. [2, с.138]
Проблема алкоголизма отразилась и на взаимоотношениях в семьях: в газете «Петроградская правда» работницы из Московско-Нарвского района разместили следующую заметку: «Окончился пятилетний отдых работниц…Теперь опять начинается кошмар в семье. Опять началось пьянство» [2, с.139]. Под «пятилетним отдыхом работниц» понимается время с 1917 по 1922 год, когда появились первые 20 % спиртовые напитки, но в период новой экономической политики опять домашнее пьянство стало актуальным.
Возросли и расходы на алкогольную продукцию, которые сокращали семейный бюджет: «…если принять расход рабочей семьи на спиртные напитки в 1922 г. за 100 %, то в 1923 г. он составил 166,7 %, в 1924 г. — 466,7 %, в 1925 г. — 1222,3, в 1926 г. — 1344,5, а в 1927 г. — 1760 %». [2, с.138]. Так же нужно брать во внимание, что эти цифры относятся к городу, а самогоноварение в деревне в этих числах не учитывается.
Преступность так же была зависима от алкогольной продукции в советской России. Из сборника статей «Преступный мир Москвы 1924 года, связывает самогоноварение с повышением уровня преступности, с самогоном в 1923 году связано более 65 криминальных дел в день. По статистике обследования арестованных домов из чуть больше 2 000 человек 516 человек занимались изготовлением алкоголя в промышленных целях, и это второй по величине число дел после краж, которых насчитали 909. Из чего мы можем делать выводы о том, что ¼ преступлений — это самогоноварение, которое относилось в большей степени к крестьянству [1, с.35].
Статистические данные в этом источнике так же подтверждают то, что большая часть самогонщиков — это выходцы из крестьян (54,8 %- крестьяне, 33,3 % — рабочие). Они не считают производство в домашних условиях спирта уголовным преступлением или губительным для государства, для них это обыденное нарушение закона. Именно поэтому репрессия не помогала понизить уровень пьянства и самогоноварения, так как «...при конфискации имущества нарушала благосостояние семьи и так уже нарушенное и в результате родила пауперизм…». [1, с.190–191]
Вследствие осознания государством такой репрессивной и мало эффективной политики 18 июля 1923 г. было объявлено о досрочном освобождении самогонщиков по отбытии 2-х месяцев заключения. Вводная часть постановления ВЦИК указывает, что совершены эти деяния из-за «вековой темноты и невежества» [1, с.191], но причины такого снисходительного отношения можно считать сугубо экономическими и социальными, так как места заключения были переполнены, а люди на свободе все же могли дать больше хлеба государству чем под надзором в местах отбывания наказания.
Власти на многих съездах поднимали проблему пьянства и алкоголизма, но решение этой проблемы так и не нашли. По мнению Н. И. Бухарина борьба самогона с водкой не решится, если их решать по одиночке. Помочь может только полное запрещение, удар по обоим продуктам. На всесоюзном съезде бактериологов, эпидемиологов и санитарных врачей 21–26 мая 1928 г. прозвучало следующее: «…мы должны поставить вопрос, можем ли мы свернуть продажу спиртных напитков? Если это сделать, то, несомненно, разовьется самогонное море» [45, с.337].
И ведь действительно, основания у государства были. В работе исследователей В. В. Мищенко и Т. А. Мищенко формулой модернизации 1920-х годов стал принцип производства алкоголя — «старое в новом, новое в старом». [9, с.88]. Он проявился в теневых рынках самогона в городе, которые заполонила деревенская самогонка. Так из старой и «темной» по мнению государства деревни в новый социалистический город поступает нелегальный спирт. Но если он туда поступает, значит, на него есть спрос.
И обратный процесс в деревне начинают снова продажу водки, которая должна была поспособствовать отказу от самогоноварения. То есть новое проникает в старое. Этот принцип можно проследить и в других сферах жизни 20-х годов.
Таким образом, можно судить о том, что государство не могло больше удержать «сухой закон», власть понимала, что потребление сильно алкогольных напитков в деревне есть традиция, такая же как получение государством больших доходов с продажи этой продукции. Винная монополия в вопросе потребления водки и самогона преследовала экономические причины — это нехватка зерна и хлеба из-за высокой доли самогоноварения в деревне, а также государство хотело решить проблему с пополнением государственного бюджета для новых преобразований в молодом государстве. Меры, которые государство приняло по отношению к свертыванию «сухого закона», противоречили основным идеям социализма, но возвратить пьяную политику пришлось. Все эти факторы отягощали пьянство, из-за чего политика НЭПа оказала сильное влияние на повышение тенденции пьянства и самогоноварения. Вся тяжесть реформ падала на крестьянина, начиналась новая волна пьянства и изменение традиций пьянства. Население деревни стало давать государству больше прибыли за счет продажи вина, но государство понимало, что проблема самогоноварения все равно крадет у него деньги.
Литература:
- Аронович, А. М. Преступный мир Москвы: Сборник статей / А. М. Аронович, Н. Н. Гедеонов, М. Н. Гернета. — Москва: Право и жизнь, 1924. — 246 с.
- Богданов, С. В. Самоубийства в СССР и США в 1920-е гг.: особенности национальных трагедий // Вестник московского университета. — 2010. — № 18. — С. 126–142.
- Ленин, В. И. Полное собрание сочинений: Текст / В. И. Ленин. — 5-е изд. — Москва.: издательство политической литературы, 1970. — 586 с.
- Мищенко, В.В. «Горелка-красная девка»...: крестьянская бытовая привычка или явление модернизации 1920-х гг.? / В. В. Мищенко, Т. А. Мищенко // Материалы Всероссийской научной конференции — Орёл: 2021. –. — С. 89–99
- Панин, С.Е. «Блеск и нищета провинциальных куртизанок»: повседневная жизнь российских проституток в 20 — е гг. XX в. / С. Е. Панин // Женская повседневность в России в XVIII-XX вв: Материалы международной научной конференции. — 2003. — 7 с.
- Панин, С. Е. Повседневная жизнь Советских городов: пьянство, проституция, преступность и борьба с ними в 1920-е годы: диссертация — Пенза: 2002. — 319 с.
- Родионов, Б. История русской водки от полугара до наших дней — М.: ЭКСМО, 2011. — 337 с.
- Сталин, И В. Сочинения: в 13 т., Т. 10 — М.: Государственное издательство политической литературы, 1951. — 470 с.
- Труды XI Всесоюзного съезда бактериологов, эпидемиологов и санитарных врачей, 21–26 мая 1928 года в Ленинграде; Ред. Г. И. Дембо, А. Н. Сысина, А. Н. Червенцова. — М..: Медицинское издательство, 1929. — 360 с.
- Усков, В. А. Первоначальное накопление на социалистическую индустриализацию в СССР 1925–1928 гг.: региональный аспект // Социально-экономические явления и процессы — 2011. — № 9.
- Цеткин, К. Воспоминание о Ленине — М.: Госполитиздат, 1955. — 72 с.
