К вопросу расселения цыганского населения в начале XIX века на Среднем Урале и в Западной Сибири (на примере семейной группы сибирских цыган)



В статье на основе неизвестных в цыгановедении архивных документов (ревизских сказок, обывательских (городовых), метрических книг и др.) рассмотрены вопросы о расселении и миграции цыганского населения/рома на Среднем Урале и в Западной Сибири и его интеграции в сословную систему Российской империи в начале ХIХ века.

По устоявшемуся мнению считается, что наиболее полные сведения о цыганском населении Пермской губернии относятся только к 1839–1843 годам, то есть к периоду, когда в Российской империи стали предприниматься меры по пресечению бродяжничества цыган и попытки перевести их на оседлый образ жизни [1] .

Обнаруженные в архивах документы позволяют определить более ранний срок появления цыган в Томской и Пермской губерниях на основе выявленных сведений о перемещении конкретной семейной группы сибирских цыган по Среднему Уралу и Западной Сибири на протяжении 1816–1858 годов.

Хотя истории сибирских цыган посвящено немало обстоятельных и серьёзных работ, но за общими изложенными в них цифрами и фактами остается незамеченной история отдельно взятых цыганских семей, принадлежащих к одной группе (на пример: семьи Маштаковых, Пунтовых (в поздних источниках — Пунктовых), Типушкиных, Шалаевых, Снетковых и др.), продвигавшихся в начале ХIХ века по Среднему Уралу и Западной Сибири и особенности их расселения в конкретных населённых пунктах.

Представляется абсолютно обоснованным вывод М. В. Смирновой-Сеславинской, изложенный в исследовании «Формирование «старожильческого» цыганского населения и его интеграция в сословную систему России в XVII-XVIII в. в». о том, «что начальным этапом формирования цыганского населения в России является вторая половина XVII до конца XVIII столетия, к этому же периоду относится и его интеграция в сословную систему Российской империи. Сформировавшиеся в этот период и широко расселившиеся по территории России от Смоленска и Запорожья на западе до Тобольска на востоке, от Архангельска на севере, до Астрахани и Оренбурга на юге, группы цыганского населения получили название «старожильческие». Среди старожильческих цыган особо выделяют Русска рома — старожильческие и наиболее адаптированные к русской культуре цыганские группы России, … представляющие один из самых ранних слоёв его цыганского населения. Сообщество русска рома, очевидно, формировалось в результате целого ряда разновременных миграций и интрузий групп — носителей северо-восточного диалекта и расселённых на территориях, смежных с северо-западными областями России. На разнородность миграций этих групп (хотя и родственных) косвенно указывает название русска рома, как общность они консолидировались в России, постепенно расселившись по всей территории распространения русского языка, концентрируясь в центральных и северных областях европейской России и в Западной Сибири» [2] .

Надо признать, что в силу особенностей специфической организации хозяйственной деятельности цыган, их причисление к тому или иному населённому пункту было весьма условно. Тем не менее, сегодня указание на задокументированный факт «причисления», с учётом временных особенностей, даёт нам достаточно объективную картину пребывания цыганского населения на территории Среднего Урала и Западной Сибири в ХIХ веке.

17 июня 1839 года Пермский гражданский губернатор в рамках пресечения бродяжничества цыган Донесением в Министерство внутренних дел (далее — «Донесение»), сообщал о том, что «из 89-ти цыган, приписанных к городам Пермской губернии в 1822 и 1833 годах из Каинска Томской губернии, только один человек имеет постоянное место жительства в городе Осе в собственном доме» [3] .

Итак, есть весьма лаконичное Донесение, из которого следует, что из Каинска в период с 1822 по 1833 годы в некие города Пермской губернии убыло 89 человек цыганской народности, из которых только один человек осел к 1839 году в городе Осе. Донесение не содержит полной информации «кто эти люди» и где они скитались, покинув Каинск. Но выявленные ревизские сказки и обывательские (городовые) книги городов Каинска, Осы и Камышлова частично дают ответ на эти вопросы. При этом, для объективной оценки сведений, содержащихся в архивных документах, следует отметить, что в соответствии с введённой начале XVIII века системой взимания податей в Российской империи была принята новая форма учета населения — ревизия (подушевая перепись), и установлено подушевое обложение населения, где за единицу учёта бралась «мужская душа». Подобный учёт требовался для сбора установленного подушного налога.

Ревизские сказки как документ, отражающий результаты проведения подушных переписей, составлялись на семьи и содержат указания на то «кто», «когда», «откуда прибыл» и «куда выбыл». Благодаря этим данным можно увидеть структуру цыганского населения по полу, возрасту, сословной принадлежности, величине и составу семьи. В них же фиксировались все изменения в составе семей: рождение, уход из жизни и в рекруты, заключение браков и т. д.

С учетом того, что в момент составления Донесения, крайняя ревизия в Пермской губернии приходилась на 1834 год, в его основу включены сведения о «89-ти цыганах, приписанных к городам Пермской губернии» почерпнутые из данных восьмой ревизии «На купцов и мещан Пермской губернии г. Осы» от 28 апреля 1834 года [4] о количественном составе мещан из цыган мужского пола. В свою очередь, ревизская сказка 1834 года составлялась с учётом сведений предыдущей ревизии, проведённой 09 августа 1816 года «О состоящих купцах и мещанах, причисленных в мещане таковых же из цыган Томской губернии» (7-я ревизия) [5] . В обеих, вышеприведённых, ревизских сказках содержится указание на национальный состав переписанного населения, цыганское население в них выделено особо, что позволяет определить полный перечень мещан из цыган и членов их семей, сменивших приписку в межревизский период с Каинска на Осу.

Женщины из этих семей, а их было порядка семидесяти восьми, остались за пределами сведений, отражённых в Донесении, так как подушевая подать с них не взымалась, но при этом, в ревизских сказках они отражены с указанием принадлежности к семье, их имён и возраста.

Согласно разделу «Из цыган мещане» ревизской сказки г. Осы 1834 года, к городу было приписано 20 семей мещан из цыган. При сопоставлении имён, фамилий и возраста цыган видно, что это одни и те же семьи, отражённые в ревизских сказках Каинска 1816 года и Осы за 1834 год. Из содержания указа Пермской казённой палаты усматривается, что к 1831 году из Каинска в Осу прибыли семьи мещан из цыган: Маштаковых, Пунтовых (в поздних источниках Пунктовы), Горбуновых, Типушкиных, Шалаевых, Снетковых, Ершовых, Завьяловых, Дедовых, Богомоловых, Пастуховых, Николаевых, Естефьевых, Поповых, Семеновых. Эти семьи уже к 1816 году состояли в мещанском сословии с уплатой податей, соответствующих данному сословию.

В силу ряда обстоятельств оказавшиеся на территории Российской империи цыганские общины (семьи) пытались приспособить традиционно присущий им образ жизни к существующим социально-экономическим реалиям и меняющимся условиям российского законодательства.

Для правильного понимания социальной организации рома, мотивов их действий и взаимодействия с местным населением, необходимо согласиться с мнением М. В. Смирновой — Сеславинской [6] , объясняющей их бродяжничество концепцией «служебного кочевничества» или «кочевничества в сфере обслуживания», введённой Робертом М. Хайденом в 1979 году, и рассматривающей высокомобильный образ жизни цыган, как дающий им возможность расширить зону контакта с потенциальными клиентами, следствием которого являлось неизбежное уклонение от установленных механизмов социального контроля. Именно такой подход в оценке особенностей расселения и миграции цыган на территории Среднего Урала и Западной Сибири позволяет отойти от «рассмотрения истории цыган глазами обывателей и властей».

Ревизские сказки (7-я и 8-я ревизии) позволяют увидеть картину пребывания и особенности социально-экономической интеграции интересующей нас группы рома на территории Томской и Пермской губерний в период с 1816–1858 годы. В данных указанных ревизий отсутствуют сведения о дате причисления вышеназванных семей к каинскому, а затем и к осинскому сообществам. При этом ревизская сказка «Причисленных в местные мещане типа выходцы из цыган Томской губернии» 1816 года, отправленная из Каинска «вдогонку» за приписанными к Осе цыганами, содержала пометку «Прислана из Пермской казённой палаты 7 октября 1831 года». Из чего можно предположить, что каинские цыгане были окончательно приписаны в осинское мещанское сообщество к 1831 году, то есть пребывали приписанными к Каинску с даты не позднее 1815 года и до 1831 года, а это более 15 лет. С учетом этого можно сделать вывод, что Каинск не был для рома городом, как сказали бы сегодня, «транзитным». Вместе с тем, сведения 7-й ревизии мещан г. Каинска «о выбытии» по причине смерти в 1815 году (в межревизский период) сразу одиннадцати разновозрастных мужчин, при проверке не подтверждены соответствующими метрическими записями за соответствующий период непосредственно в Каинске [7] , что свидетельствует об их уходе из жизни вне пределов города приписки и весьма относительной оседлости рома, т. е. они продолжали сохранять традиционный кочевой или полукочевой образ жизни.

О фактическом пребывании неких рома в Каинске уже в 1763 году свидетельствует запись М. М. Сперанского в дневнике о том, что: «Каинскъ, маленькой городокъ, нынѣ только въ планъ приведённый. Множество жидовъ и цыгань» [8] . Нужно отметить, что к Каинску и к 1825 году одновременно с интересующими нас рома, были приписаны и иные представители, цыганской народности, но в рассматриваемом Донесении они по территориальному признаку в расчёт не брались.

В архивных сведениях за 1816 год содержится подтверждение тому, что рассматриваемые мобильные цыганские семьи были интегрированы в местную этнокультурную среду: исповедовали православную веру, детям давали русские имена, имели русские фамилии, состояли в мещанском сословии и т. д. Это даёт основание полагать, что представители данной группы цыган могли быть как минимум уже третьим поколением, адаптированным к местным (русским) обычаям и культурным традициям, а их предки обосновались на территории Российской империи значительно раньше.

Как видно из сведений межревизского периода (1816–1834 г.г.), составившего порядка 18 лет, трое цыган, из вышеуказанных семейств, ушли в рекруты, часть скончалась, появились новые семьи, дети, и за весь период только один человек был «сослан на поселение в Сибирь за преступление». Это обстоятельство служит в поддержку доводов Смирновой-Сеславинской М. В. [6] , о некритичности некоторых авторов, повторяющих этнические стереотипы в отношении цыган, которыми изобилуют исторические источники, в том числе с заявлениями о присущей им преступности [9] .

Исходя из количества цыган, указанного в Донесении, не следует делать вывод об их незначительной численности и лишь эпизодическом появлении таборов в начале ХIХ века в Пермской губернии. Так, в ревизской сказке 1834 года на купцов и мещан города Осы перечислены 89 лиц мужского пола цыганской народности, среди них — дети. При этом, по состоянию на апрель 1834 года к городу Осе фактически было приписано 167 (89+78) человек обоего пола (Ревизская сказка на купцов и мещан Пермской губернии города Осы от 28 апреля 1834 года. Это при общей численности купцов и мещан города Осы обоего пола в количестве 573 человек [4], [10] . Приписанные к местному обществу рома, составляли если не значительную, то с учётом этих данных, ощутимую часть населения уездного города.

Архивные документы содержат сведения не только об интеграции осинских цыган в сословную систему Российской империи, но и об их полной адаптации к русской культуре. Среди рома были люди, владеющие русской грамотой. Под подпиской (обязательством) от 28 июля 1834 года, данной исполняющему обязанности осинского городского судьи о приобретении в городе Осе собственных домов «в течение дачи сей подписки», от «осинских мещан из цыган Дмитрия Маштакова с товарищами» «по неумению их грамоте и личной просьбе равно и за себя таково же Алексей Пунтов руку приложил» [11]. Уверенные строчки, написанные в документе его рукой, выдают натренированность писавшего. Это, на фоне чрезвычайно низкой грамотности представителей коренного мещанского сословия в тридцатые годы ХIХ столетия, свидетельствует о навыках письма и чтения, отдельных представителей сообщества рома, являясь бесспорным показателем высокого уровня адаптированности и взаимодействия осинских рома с местным обществом (социумом).

В 1816–1834 годах в Пермском крае преобладал преимущественно аграрный уклад хозяйственной жизни. Потому и сохранение кочевого образа жизни для цыган как людей, не имеющих традиций возделывания земли и ведения соответствующего аграрного образа жизни, представляется единственно возможным для их обеспечения себя всем необходимым. При этом, исполняющий обязанности осинского городского судьи, имея намерение привязать цыган к земле, для обретения ими оседлого образа жизни, 28 июля 1834 года написал: «…отобранного мною от осинских мещан из цыган Дмитрия Маштакова с товарищами» в том, что они обязуются «по разным городам и уездам с семейством не разъезжать и под разным предлогом пропитание не отыскивать как кроме домашними работами, хлебопашеством, скотоводством или каким либо рукоделием как нам мещанам, так и детям нашим. Так же на поле и выгонах шатрами с семействами не ставить, и стараться будем приобретать в городе Осе собственные дома в течение сдачи сей подписки. В том и подписываемся…» Далее следует перечисление двадцати фамилий глав семейств [11] .

Вопреки данной подписке, ромы к августу 1835 года домами так и не обзавелись. Их кочевой образ жизни не допускал возможности связывать себя домом на какой-то определённой территории. Не исключено, что целью избежания последствий неисполнения условий подписки, рома к 1836 году ходатайствовали перед Пермской казённой палатой о перемене города. К этому времени в цыганской общине произошло экономическое расслоение. Со второй половины 1837 года — «88 душ … приписаны к городу Камышлову, 40 человек в купцы 3 гильдии и 48 человек в мещанское сословие». 14 семей не смогли подтвердить капиталом статус купцов [14] .

Вместе с тем, учитывая, что их исход из Осы был определён разновременными указами Пермской казённой палаты от 1836 и 1837 годов, которыми часть семей была приписана в купеческое сословие 3 гильдии, а часть — в мещане города Камышлова. Только один человек оставался жительствовать в Осе и последовал за соплеменниками только к осени 1847 года. Выбор рома Камышлова был добровольным и связан с более удобным расположением города на Сибирском тракте, а так же, вероятно, близостью к Тюмени и Ялуторовску, где были приписаны многочисленные семьи цыган Бушуевых. Возможно, причиной перемены города являлось истечение срока, указанного в расписке (обязательстве) об обзаведении домами в г. Осе.

Немалый интерес представляет и внешность осинских рома, она никак не соответствует антропологическим стереотипам А. П. Богданова, изложенным в Материалах для изучения цыган в антропологическом отношении [12].

Приведу описание внешности Дмитрия Васильевича Маштакова, «ведшего переговоры за все семейства» рома, приведённой в Доношении от 23 июня 1834 года в Осинскую Городовую ратушу Осинским городским старостой Тарутиным: «Сорока семи лет, ростом 2 аршина 5 и 1\2 вершка (168 см.). Волосы и брови черные, с проседью. Глаза карие. Нос и рот посредственные, подбородок круглый, лицо чистое. Особые приметы: левая рука не поднимается, со лба редковолос, подбородок бреет». Так было записано в его паспорте. А вот описание внешности его родного брата — Фёдора Васильевича Маштакова: «Сорока двух лет. Ростом 2 аршина 5 и 1\2 вершка (168 см.), волосы и брови тёмно-русые, глаза серые; нос, рот посредственные, подбородок круглый, лицо чистое» [13]. И таких сероглазых и светло- и темно-русых среди осинских рома было немало и редко кого, из наделяемых паспортами, староста описывает как «смуглых» или «присмугловатых» лицом.

Каинские рома окончательно покинули Осу еще в 1836–1837 г.г. и к моменту составления Донесения в 1839 году они уже были приписаны Пермской Казённой палатой к городу Камышлову, и как писал гражданский губернатор: « Основная часть прибывших сибирских цыган была приписана к городу Камышлову: «прочие же за тем 88 душ, хотя и приписаны к городу Камышлову, 40 человек в купцы 3 гильдии и 48 человек в мещанское сословие, обязавшись данною Пермской Казённой палате подпиской обзавестись домами и заниматься промышленностью, званию их присвоенному, но все они, как донёс мне Камышловский городничий, ни постоянного пребывания, ни занятий в Камышлове не имеют, и с выданными им с тамошнего уездного Казначейства годовыми плакатными паспортами, уволены для снискания пропитания в разные места… » [14] . И в дальнейшем, независимо от наличия приписки к Камышлову, продолжение кочевого образа жизни для рома являлось способом выживания («снискания пропитания») и балансирования между жёсткими требованиями закона, обычаями и особенностями традиционного уклада жизни цыганского народа.

Его миграционные пути, места концентрации, временные и постоянные жилища традиционно тяготели к торговым центрам и ведущим к ним дорогам, что до настоящего времени определяет принципы расселения семейно-родовых групп [16] . Поэтому выбор цыганским сообществом в качестве места приписки после Каинска города Осы, возможно, связан с нахождением последнего на Сибирском тракте, через который проходил весь транспортный и пассажирский поток, что давало серьёзные преимущества в поиске торговых связей и осуществлении «служебной деятельности» цыган. Примечательны и мотивы выбора цыганами для приписки города Камышлова — наличие в Камышловском уезде — традиционных для них сфер деятельности: коневодства, связанного с развитием извоза по Сибирскому, Ирбитскому, Шадринскому трактам, а также кустарных промыслов: гончарного, кожевенного, кузнечного и других.

Указом Николая I от 13 марта 1839 г. был ужесточён контроль за передвижением цыган. Уголовный кодекс 1845 года (статьи № № 1177, 1184) предусматривал, что в случае задержания взрослые трудоспособные мужчины должны быть призваны в армию; мальчиков младше восьми лет отправляли в детские дома; тех, кто постарше, отправляли в военные кантонистские школы; а остальных могли сослать в Сибирь [16] . Вследствие того, губернским правлением было сделано распоряжение «о невыдаче цыганам, приписанным в мещанское и купеческое сословие на будущее время увольнительных видов, пока они не будут иметь постоянной в городе Камышлове оседлости, и о принятии … надлежащих мер к недопущению цыган до бродяжничества» [17] .

После этого, согласно донесениям Пермского гражданского губернатора от 10 сентября и 12 октября 1840 года в Министерство государственных имуществ о том, что «приписанные к г. Камышлову в купечество 3-й гильдии 40 и мещанство 48 душ цыган явились и проживают в оном безотлучно, но обзавелись собственными домами из купцов только трое, а мещан только 4, прочие оседлости не имеют», а потому могут быть размещены по сельским обществам казённых крестьян. Но уже как сообщал он 2 ноября 1840 года «каинские» цыгане «обзавелись собственными домами, проживают безвыездно в городе (Камышлове), отлучаясь по одному человеку из семейства и Камышловское градское общество в доставленном ко мне приговоре объясняет, что на увольнение приписавшихся в их обществе цыган оно со своей стороны не находит никаких причин…» [18] .

Необходимость кочевать среди оседлого населения была у рома вынужденным условием их хозяйственной устойчивости и, следовательно, их физического выживания. Ограничение передвижения лишало цыган привычной для них экономической деятельности и приводило к нищете. Неудивительно, что многие семьи решали бежать, несмотря на риск сурового наказания. Следовательно, право собственности на постоянное жилище, формальная регистрация в местном городском или сельском сообществе, уплата налогов и соблюдение паспортного режима само по себе не означало, что рома отказались от кочевничества в девятнадцатом веке или позднее [19] .

В результате к 1843–1846 годам с ужесточением законодательства, ограничившего передвижение, часть цыган, получившая в 1836 году статус купцов третьей гильдии, утратила его «по причине невозможности подтверждения капиталом» [20] . Можно предположить, что в этом кроется причина высокой смертности среди цыган вне зависимости от возраста, в период с 1843 по 1858 годы.

Подтверждение приписки рома к Камышлову в последующие годы ХIХ века есть в ревизских сказках 1850 г. [20] и в 1858 года «О купцах города Камышлова» [21] , а так же в Ведомости, учинённой камышловским градским старостою о камышловских купцах по состоянию податей на 1846 г., где сообщалось: Алексей Максимович, Гаврила Алексеевич Пунктовы, Сидор Петрович Ершов, Фёдор Васильевич Маштаков — все из цыган, торговали разными товарами [22] .

При исследовании контактов части осинских рома со сторонними представителями этой же народности (вступление в брак, приглашение в качестве восприемников при крещении новорождённых, в поручители на свадьбах), наблюдается некоторая закономерность. Преимущественно рома вступали в отношения с цыганами многочисленного рода Бушуевых, которые в первой четверти XIX века были приписаны к городам Ялуторовску и Тюмени Тобольской губернии. Можно предположить, что Бушуевы не являлись для осинских рома конкурирующей группой.

Как следует из городских обывательских книг г. Тюмени за 1794–1813 г.г., глава рода Бушуевых Иван Андреевич (ок. 1740 г. — ок. 1814 г.) — мещанин из цыган к 1770 году проживал в городе Тюмени. Сторожил. Имел дом, купленный у мещанина Ивана Решетникова, занимался кузнечным ремеслом (колёсное ремесло) [23], [24].

К началу XIX века Бушуевы — это уже многочисленная цыганская семья, перешедшая в купечество города Тюмени и занимавшаяся преимущественно кузнечным делом. Сын Ивана Андреевича — Алексей Иванович Бушуев (ок. 1790–1837 г.г.), мещанин из цыган, десятник магистрата (1813 г.), мастер кузнечного дела ( 1816 г.) [25] . Таким образом, можно предположить, что отношения между тюменскими и осинскими цыганами сложились в период их совместного продвижения по территории Урала и Сибири в начале XVIII века, в силу принадлежности к одной миграционной волне или одной семейной группе (табору).

Если они ранее принадлежали к одной группе, то их разделение по разным губерниям могло происходить по инициативе властей или тщательного разграничения между кланами одной специализации области своей миграции, во избежание прямой конкуренции друг с другом на одной и той же территории [26] .

Согласно ведомости о приписанных к городам Пермской губернии цыганам, составленной на июнь 1839 года: «по ревизии в Пермской губернии состоит 89 цыган, имеющих постоянную оседлость и занимающихся промыслами — 1, находящихся в отлучке — 88 [27] . Эти же сведения повторяются в Донесении — «среди цыган губернии «один только человек, приписанный в Осинское мещанское общество, имеет постоянное жительство в городе Осе в собственном доме и занимается разною там работою из вольной платы…».

Этим человеком, имеющим «постоянное жительство в городе Осе в собственном доме…» был мещанин из цыган Яков Иванович Снетков, женившийся на местной девице из бывших государственных крестьян. Он действительно единственный из цыган, после отъезда соплеменников, проживал в Осе в период с 1837 по 1847 г.г.

Как следует из ревизской сказки 1834 года, Яков с одиннадцати лет остался один, так как в 1815 году скончались его отец и дядя, в 1820 году брат Егор «поступил по вольному своему желанию в рекруты за семейство из цыган мещанина Федора Алексеевича Горбунова» [28] , а мать, овдовев, вышла замуж за вдового мещанина из цыган Федора Маштакова [29] .

В Обывательской книге города Осы за 1833 год о Якове указаны следующие сведения: холост, дома не имеет, занимается в городе деятельностью «свойственной промышленности» [30] . Уже к 1839 году он обзавёлся домом (№ 90 на улице Набережной) и занимался хлебопашеством [31] . С 1838 года горожане выбрали Якова на ежегодно выбираемую общественную должность «добросовестного свидетеля» в словесных судах [32] . Согласно Общему учреждению губерний городской словесный суд, рассматривал, как правило, конфликты, возникавшие между соседями. Суд состоял из одного и более словесных судей, избираемых купечеством и мещанством заседателей, а также «присяжных добросовестных свидетелей» [33] . В обязанности Якова входило наблюдение за ходом судебного процесса и при необходимости, он должен был «добросовестно свидетельствовать» о ходе судебного разбирательства. На эту должность Яков избирался с 1838 по 1843 годы, значит, он пользовался значительным доверием горожан, хорошо понимал и говорил на русском языке.

По указу от 23 октября 1847 года Казённой палаты мещанин города Осы Яков Иванович Снетков был переведён в мещанское сословие города Камышлова последним из 89 цыган. Причин более позднего отъезда Якова из Осы могло быть несколько. Это отсутствие необходимого капитала для поддержания мобильности, наличие задолженности по сословным платежам, женитьба не на цыганке либо ожидание возвращения с рекрутской службы своего брата и отца жены. Возможно, только удостоверившись, что родственники со службы не вернутся, Яков выдвинулся с семьёй в Камышлов.

А вот какие сведения этого периода времени о Камышлове и цыганах содержатся в биографии, опубликованной в 1925 году, народовольца Александра Васильевича Прибылёва: «Я родился в ночь с 30 на 31 августа 1857 г. Городок этот (Камышлов) в то время был настоящей деревней, меньше чем с 2000 жителей, из которых, по крайней мере, четверть были цыгане, жившие в особой части города, почему-то носившей название «Пауты»…» [34]. Это подтверждает значительность количества цыган, проживавших в Камышлове в 60-х годах ХIХ века.Но после ослабления запретов на передвижение в Российской империи к 1861 году и к дате проведения Первой переписи населения Российской империи 1897 года, в Камышлове было отмечено только 5 человек цыганской народности. В том числе, двое — потомки Якова Снеткова.

Исходя из архивных сведений, на примере только 20 семейств (к 1834 году), а это 167 человек цыганской народности (численность на протяжении более тридцати четырех лет варьировалась), о которых шла речь в Донесении 1839 года можно утверждать: в начале XIX века (не позднее 1815 года) на Среднем Урале и в Восточной Сибири отмечается постоянное пребывание цыганских общин и к пятидесятому году XIX века они были, по меркам того времени, достаточно многочисленны и их пребывание на данных территориях не было эпизодическим.

Вместе с тем государственное принуждение их к оседлости, ограничение свойственной им мобильности в первой половине XIX в. не привело к оседанию кочевых таборов. Необходимость свободного перемещения была для рома, как для народа, не имеющего традиции ведения сельскохозяйственных работ, единственным способом выживания в условиях ремесленной и торговой конкуренции.

Литература:

1. Черных А. В., Вайман Д. И. Цыгане Перми: история и культура. СПб.: Изд-во «Маматов», 2018. — 64 с.
2. Смирнова-Сеславинская М. В. Формирование «старожильческого» цыганского населения и его интеграция в сословную систему России в XVII-XVIII вв. // Roma: past, present, future / Eds. Kyuchukov, H., Marushiakova, E. Popov, V. Munich, 2016б. — P. 24–55.
3. РГИА. Первый департамент МГИ. Ф. 383. Оп. 2. Д.1413–7. Л.1–2.
4. ГПК. Пермская казенная палата Министерства финансов (г. Пермь). Ф. 111. Оп.3. Д. 188. Л.27–34.
5. ГАПК. Пермская казенная палата Министерства финансов (г. Пермь). Ф.111. Оп.3. Д.177. Л.12–19.
6. M. V. Smirnova-Seslavinskaya «Service Nomadism of the Roma/Gypsies in the Russian Empire: A Social Norm and the Letter of the Law (Ab Imperio, № 1, 2021. Pp. 51–92.
7. ГАТО. Томская духовная консистория Святейшего правительствующего синода. г. Томск Томской губернии. Ф.170. Оп.9. Д.35.
8. В память графа М. М. Сперанского. — Издание дневника, некоторых сочинений и всей переписки М. М. Сперанского (1772–1839), хранящейся в Императорской публичной библиотеке. — 1872. — С. 60–61.
9. О. Н. Науменко, О. А. Науменко. Трансформация кастового сознания сибирских цыган в XVIII — начале XX вв. Как фактор их культурной социализации//Быстрые Годы. 2018. Том 50. No. 4. Стр. 1397–1402.
10. ГАПК. Пермская казенная палата Министерства финансов (г. Пермь). Ф. 111. Оп. 3. Д. 188 Л. 34–34об.
11. ГАПК. Осинская городская ратуша. Ф. 293. Оп. 1. Д. 63. Л.360- 361об.

12. Краткий обзор Антропологической выставки 1879 г., Соч. Анатолия Богданова, пред. Ком.; Ком. Антропол. выст. Имп. О-ва любителей естествознания. Москва, издательство «Тип. М. Н. Лаврова и К°", 1879 г.

13. ГАПК. Осинская городская ратуша. Ф.293. Оп.1. Д. 63. Л. 299–300 об.
14. РГИА. Первый департамент МГИ. Ф.383. Оп. 2. Д.1413–7. Л.1об. –2, 16–16 об.
15. Андроникова 2006: 585–593; Черных &Вайман & Имайкина 2005: 10, 11, 29; ЛАС: Московская, Владимирская, Тверская, Вологодская и др. обл., 1990–2013 гг.
16. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Санкт-Петербург, 1845. Стр. 486–487, 489–490.
17. РГИА. Первый департамент МГИ. Ф.383. Оп. 2. Д.1413–7. Л.1, 1об., 2.
18. РГИА. Фонд первого департамента МГИ. Ф.383. Оп. 2. Д.1413–7. Л.16–18 об.
19. M. V. Smirnova-Seslavinskaya. Service Nomadism of the Roma/Gypsies in the Russian Empire: A Social Norm and the Letter of the Law // Ab Imperio, № 1, 2021. Pp. 23, 25.
20. ГАПК. Пермская казенная палата Министерства финансов (г. Пермь). Ф.111. Оп.1. Д. 2734. Л. 41об.- 62, 81 об.
21. ГАПК. Пермская казенная палата Министерства финансов (г. Пермь). Ф. 111. оп.1. Д. 2761. Л.56 об.-63, 73 об., 79 об., 83 об., 84об., 105 об.
22. Общественно-политическая газета «Камышловские известия». «Купеческая летопись». Сайт: kam-news.ru.
23. ГАТО. Городская полиция г. Тюмени. Ф. И-З. Оп.1. Д.300. Л.15об., 16.
24. ГАТО. Городская полиция г. Тюмени. Ф. И-З. Оп.1. Д.288. Л.7, 108 об.
25. Тюменские фамилии в письменных источниках. Опыт энциклопедического словаря: в 5 книгах/сост. Юрий Зотин. — Тюмень: Мандр и Ка, 2009. — Кн. 1: Амалия Карповна — Дворянский. — 360 с. — Тюмень полосатая.
26. Милена Хубшманн. Экономическая стратификация и взаимодействие: ромит, Эдна этническая страта в восточной Словакии (1984)//циганит: междисциплинарная антология. София, 2003. С. 277–319; Андроникова. Приложение. С. 590–591; Т. Ф. Киселева. Цыганы европейской части Союза ССР и их переход от кочевания к оседлости/диссертация к. и.н. Москва, 1952. С.71; М. В. Сеславинская. К истории” большой цыганской миграции» в России: социокультурная динамика малых групп в свете материалов этнической истории// Культурологический журнал. 2012. Но. 2. https://bit.ly/31Jh2sD.
27. РГИА. Первый департамент МГИ. Ф.383. Оп.2. Д.1413. Ч.7. л.3.
28. ГАПК. Пермская казенная палата Министерства финансов (г. Пермь). Ф.111. Оп.3. Д.188. Л.31об., 34–34об.
29. ГАПК. Пермская казенная палата Министерства финансов (г. Пермь). Ф.111. Оп.3. Д.188. Л.27.
30. ГАПК. Осинская городская ратуша. Ф.293. Оп.1. Д.43. Л.44 — об.45.
31. ГАПК. Осинская городская ратуша. Ф.293. Оп.1. Д.156. Л.49 — об.50.
32. ГАПК. Осинская городская ратуша. Ф.293. Оп.1. Д.133. Л.43 — об.44.
33. Свод законов Российской империи издания 1857 г. Т. II. Ч. I. Ст. 4549–4552.
34. Сайт: narovol.narod.ru›Person/pribylev.htm. Александр Васильевич Прибылев