В настоящем исследовании автор предпринимает попытку сформулировать определение понятия борьбы с религиозной экстремистской преступностью, а также место прокуратуры Российской Федерации в борьбе с религиозно-экстремистской преступностью.
Ключевые слова: стратегия национальной безопасности Российской Федерации, религиозный экстремизм, борьба с религиозным экстремизмом, Прокуратура Российской Федерации.
In this study, the author attempts to formulate a definition of the concept of combating religious extremist crime, as well as the place of the Prosecutor's Office of the Russian Federation in the fight against religious extremist crime.
Keywords: national security strategy of the Russian Federation, religious extremism, combating religious extremism, Prosecutor's Office of the Russian Federation.
В соответствии с положениями Стратегии национальной безопасности Российской Федерации [3], одной из угроз для государства и общества является религиозный экстремизм. Здесь следует обратить внимание на части 2–4 пункта 43 названного документа, в которых конкретизирована опасность религиозного экстремизма. Она может быть объективирована в следующих видах деятельности:
«- деятельность террористических и экстремистских организаций, направленная на насильственное изменение конституционного строя Российской Федерации дестабилизацию работы органов государственной власти, уничтожение или нарушение функционирования военных и промышленных объектов, объектов жизнеобеспечения населения, транспортной инфраструктуры, устрашение населения <...>;
— деятельность радикальных общественных объединений и группировок, использующих националистическую и религиозно-экстремистскую идеологию, <…> направленная на нарушение единства и территориальной целостности Российской Федерации, дестабилизацию внутриполитической и социальной ситуации в стране, включая инспирирование «цветных революций», разрушение традиционных российских духовно-нравственных ценностей;
— деятельность, связанная с использованием информационных и коммуникационных технологий для распространения и пропаганды идеологии фашизма, экстремизма, терроризма и сепаратизма, нанесения ущерба гражданскому миру, политической и социальной стабильности в обществе» [3].
Иными словами, религиозный экстремизм является достаточно актуальной проблемой, серьезной угрозой государственной и общественной безопасности, стабильному развитию страны. Однако несмотря на это в отечественной юридической науке до сих пор не сформировалось однозначного понимания профилактики религиозного экстремизма и борьбы как с религиозным экстремизмом в целом, так и с отдельными его проявлениями. Подчеркнем, что Стратегия национальной безопасности также не дает определения таким понятиям, как «противодействие религиозному экстремизму», «профилактика религиозного экстремизма», «борьба с религиозным экстремизмом». В то же время текст Стратегии позволяет заключить, что противодействие экстремизму в целом, независимо от его типа и вида, представляет собой «деятельность субъектов противодействия экстремизму, направленную на выявление и последующее устранение причин экстремистских проявлений, а также предупреждение, пресечение, раскрытие и расследование преступлений экстремистской направленности, минимизацию и (или) ликвидацию последствий экстремизма» [3]. Посмеем заметить, что подобное тавтологичное и, вследствие этого, предельно неясное определение не дает точного ответа на вопрос «что же представляет собой противодействие экстремистской деятельности?».
Что касается отечественной юридической науки, то ее представители также не дают ответа на этот вопрос. С сожалением приходится констатировать, что единого понимания противодействия религиозному экстремизму до сих пор не сложилось. По нашему же мнению, термин «противодействие» является не вполне удачным. Здесь мы сошлемся на А. И. Долгову, которая полагает, что понятие «противодействие» не включает в свой объем ту деятельность, которая направлена на борьбу с преступностью. В сущности, понятие «противодействие» указывает лишь на такое действие, которое направлено на элиминацию другого действия [4]. Кроме того, А. И. Долгова пишет: понятие «противодействие» «не охватывает всего комплекса мер воздействия на преступность как социальное явление со сложным причинно-следственным комплексом, в том числе недопущение нарушения уголовного закона, а в случаях нарушения применения к виновному мер государственного принуждения» [4].
Мы склонны согласиться с представленной позицией: по нашему мнению, более удачным, нежели «противодействие преступности», является термин «борьба с преступностью». При этом борьба с преступностью должна рассматриваться как системная деятельность, включающая в себя следующие компоненты: организацию борьбы с преступностью; деятельность, направленную на профилактику преступности, на ее предупреждение; правоохранительную деятельность.
Исходя из вышесказанного и принимая это в качестве концептуальной основы, мы можем сформулировать определение понятия «борьба с религиозной экстремистской преступностью»: это системная деятельность, которая включает в себя следующие компоненты:
– организацию борьбы с религиозной экстремистской преступностью;
– профилактика религиозной экстремистской преступности;
– правоохранительная деятельность, в рамках которой осуществляется выявление и расследование религиозных экстремистских преступлений.
Несложно заметить, что в таком контексте борьба с религиозной экстремистской преступностью представляет собой, прежде всего, управленческую деятельность. В свете нашего исследования борьба с такой преступностью, реализующаяся органами прокуратуры Российской Федерации, — это также управленческая деятельность, содержанием которой является воздействие на причины и факторы появления и развития религиозной экстремистской преступности, преступлений религиозной экстремистской направленности. Целью же этой деятельности является предупреждение и пресечение таких преступлений.
Здесь следует обратить самое пристальное внимание на Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности» [1], а также на Приказ Генерального прокурора Российской Федерации «Об организации прокурорского надзора за исполнением законов о противодействии экстремистской деятельности» [2]. В названных документах, как и в Стратегии, употребляется понятие «противодействие». При этом анализ Федерального закона и Приказа Генпрокуратуры заставляет нас прийти к выводу, что это понятие употреблено в том же смысле, который мы вкладываем в понятие «борьба с религиозной экстремистской преступностью». По этой причине далее указанные термины мы будем употреблять как тождественные.
Имея в виду все выше сказанное и учитывая особенности содержания понятий «борьба с религиозно-экстремистской преступностью» и «противодействие религиозно-экстремистской преступности», следует сделать несколько замечаний.
Во-первых, согласно с поименованными выше документами, прокуратура не является субъектом расследования религиозно-экстремистских преступлений, как, впрочем, и в целом преступлений экстремистской направленности. В то же время именно прокуроры принимают непосредственное участие в формировании соответствующей мотивации у тех должностных лиц, которые непосредственно осуществляют расследований таких преступлений. Иными словами, можно сделать вывод о том, что именно прокуроры оказывают воздействие на эту деятельность. Но в таком случае прокуратура должна рассматриваться как субъект борьбы с религиозно-экстремистскими преступлениями. Отчасти подтверждением нашему мнению служат отдельные положения Приказа Генпрокуратуры «Об организации прокурорского надзора за исполнением законов о противодействии экстремистской деятельности».
Обратим внимание, что в соответствии с этим приказом, прокуроры осуществляют «своевременное предупреждение, выявление и устранение нарушений законов в деятельности органов дознания и предварительного следствия при приеме, регистрации и разрешении сообщений о преступлениях экстремистской направленности» [2]. Кроме того, прокуроры должны обеспечивать «соблюдение разумных сроков уголовного судопроизводства и законности при принятии процессуальных решений» и «проверку законности и обоснованности всех процессуальных решений о приостановлении предварительного следствия либо прекращения уголовного дела» [2].
Во-вторых, прокуроры непосредственно не привлекают виновных в совершении преступлений экстремистской направленности к ответственности; также они не несут ответственности за ее реализацию. Эти положения также заставляют нас полагать, что прокуроры не являются должными субъектами борьбы с религиозно-экстремистскими преступлениями. Однако мы не можем согласиться с подобными представлениями.
Здесь вновь стоит обратить внимание на названный выше Приказ Генпрокуратуры, в котором содержится следующее положение: органы прокуратуры обязаны добиваться «привлечение к установленной законом ответственности лиц, виновных в массовом распространении экстремистских материалов, включенных в федеральный список экстремистских материалов, их производстве либо хранении в целях массового распространения, а также призывающих к осуществлению экстремистской деятельности либо обосновывающих или оправдывающих необходимость осуществления такой деятельности» [2].
В-третьих, прокуратура не является субъектом процесса минимизации и ликвидации вреда, возникшего в результате религиозно-экстремистских преступлений. Но в то же время мы не можем игнорировать тот факт, что именно на прокурора возложена обязанность обеспечивать доступ к правосудию. Нашу точку зрения подтверждает и Приказ Генпрокуратуры: прокуратура обязана «принимать меры к обеспечению гражданских исков в уголовном праве» [2].
В заключении мы должны еще раз указать на то, что в целях более точной формулировки Стратегии национальной безопасности Российской Федерации, а также иных документов, необходимо отказаться от понятия «противодействие» и взять на вооружение понятие «борьба с преступностью». Кроме того, необходимо интегрировать понятие «борьба с религиозно-экстремистской преступностью и преступлениями религиозно-экстремистской направленности» в соответствующие документы. При этом борьба с религиозно-экстремистской преступностью должна рассматриваться как системная деятельность, включающая в себя три основных компонента. При этом непосредственным субъектом как борьбы с религиозно-экстремистской преступностью, так и ее отдельных компонентов является прокуратура Российской Федерации.
Литература:
- Федеральный закон от 25.07.2002 № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности». [Электронный ресурс]. URL: http://pravo.gov.ru/proxy/ips/?docbody=&link_id=0&nd=102079221&bpa=cd00000&bpas=cd00000&intelsearch= %D4 %E5 %E4 %E5 %F0 %E0 %EB %FC %ED %FB %E9+ %E7 %E0 %EA %EE %ED+ %EE %F2+25.07.2002+ %E2 %84 %96+114- %D4 %C7+++&firstDoc=1
- Приказ Генпрокуратуры от 21.03.2018 № 156 «Об организации прокурорского надзора за исполнением законов о противодействии экстремисткой деятельности». [Электронный ресурс]. URL: http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001202012020013
- Указ Президента РФ от 31.12.2015 № 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации». [Электронный ресурс]. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/40391
- Криминология: Учебник для вузов / под общ. ред. А. И. Долговой. — М., 2007. — С. 388.
